Берсерк: Против всех - Дмитрий Кошкин

Вместо этого я совершил кувырок и проскочил ровно между ногами босса, сам удивляясь тому, что получилось. Всё-таки массовый геноцид суккубов, поднявший мою ловкость накануне, был довольно полезен.

Не дожидаясь, пока монстр опомнится, я ринулся наутек, царапая острыми камнями босые ноги. Но сейчас на такие мелочи я не обращал внимания. В мозгу клокотала лишь одна мысль: «Месть. Я должен выжить, чтобы отомстить, как и обещал. За себя, за Балу, за Торвальда. А я всегда держу обещания». Поэтому свою смерть я решил отложить на более позднее время. Также я должен помочь Аске, если она попала в беду из-за меня.

Я даже мысленно усмехнулся:

— Неужели у тебя появляется кто-то, ради кого ты готов жить? — весело спросила меня моя шиза. Но я ей не ответил.

Я обогнул невысокую скалу, и за моей спиной приземлился меч босса. Да, это всё-таки был меч. По габаритам он скорее напоминал чуть сплющенную рельсу, но для такой громадины это не было проблемой.

Бежать! Бежать! Но куда⁈ Здесь нет выхода! А если и есть, у меня нет времени прочесывать все стены в его поисках.

Я нырнул за очередную скалу и затаил дыхание, по звуку определяя местоположение опасного существа.

Потеряв меня из виду, Молох замедлился и шумно втянул воздух ноздрями.

«Черт! Он чует меня по запаху⁈»

Стоило мне это подумать, как огромная рука перекинулась через мое укрытие и схватила меня за голову. Я дергался, как котенок в руках великана, но сделать ничего не мог.

Молох раскрыл широкую удлиненную пасть, и я завис над провалом в его чрево. Что ж, очень жаль, что на этом моя история и закончится.

— Надеюсь, что ты подавишься тварь! — я сплюнул вязкую слюну в его рот и тут же полетел следом.

Вы знали, что у обычных домашних кур на самом деле два желудка? Один основной, где происходит переваривание пищи примерно, как у нас с вами. А второй находится чуть выше и представляет собой скорее мышечный орган. Куры заглатывают мелкие камушки, и с их помощью этот мышечный желудок перетирает различные твердые компоненты, как, например, те же зерна.

Не знаю, насколько Молох был родственен земным петухам, но что-то общее у них было. Например, то, что целиком попав в его бездонную пасть, я не просто проследовал по пищеводу. Сначала я ощутил, как тысячи мелких, но очень острых отростков начинают перемалывать моё тело. Видимо, монстру доставляло особое удовольствие прогладывать еще живую добычу, наслаждаясь её мучениями. Потому что сначала я ощутил, как с меня по клочкам сдирают кожу. Помните, я говорил, что не боюсь боли? Забудьте. Боли я перестал бояться лишь после этого дня. Потому что ощущения того, как твою плоть буквально перемалывают в мясорубке, нельзя описать никакими словами.

Следом я перестал чувствовать ноги, так как они первыми угодили в пасть. Лишь левая рука торчала где-то снаружи, пока меня кромсали живьем.

Однако, когда я уже в который раз смирился с неминуемой гибелью, смерть снова отказалась принимать меня в свои объятия. Я совершенно забыл, что [Зелье великого кровевосполнения] всё еще действовало. И я бы расцеловал руки того мастера Вертляка за его работу, потому что моя кровь всё никак не заканчивалась, полностью ломая основные законы физики. И была она по-прежнему кислотной.

Настолько кислотной, что вскоре этот мышечный желудок превратился в вязкую субстанцию, а я начал проваливаться дальше по пищеварительному тракту. Но переваривал уже не он меня, а я его.

Я плохо понимал, что вообще происходит, так как даже свои конечности я уже не чувствовал. А хотя нет! Кажется, левая рука еще дёргалась и отзывалась тупой болью. Как говорила одна бабка по телевизору нулевых: «Болит нога, болит рука? Отлично! Значит, вы ещё поживёте!»

И не смотря ни на что, я был жив. Через какое-то время я ощутил себя лежащим на земле. Ног не было. Правой руки тоже. Туловище скорее походило на какой-то свежеразделанный шмоток мяса, но голова всё еще была на нем.

Я открыл один чудом уцелевший глаз. Хотя нет. Не открыл. Просто век тоже уже не было. Но в поле моего зрения проглядывался тусклый люминесцентный свет. Это был [Алтарь возрождения].

Со сдавленным хрипом боли я попытался согнуть уцелевшую руку и ощутил, как острые камни царапают оголенные мышцы. Но я смог сдвинуться с места. Сил почти не оставалось, и я хотел было всё-таки сдаться. Но перед глазами появился образ Ти. Я не мог просто так умереть, не узнав причину её ненависти. Затем были пренебрежительные лица наставников, и особенно четко воображение воспроизвело лицо наставницы Аурелии. Как же мне хотелось разбить кулаком эту надменную рожу. Зена, Твибо, Маркал. Все они появлялись передо мной каждый раз, когда моя рука сгибалась, перемещая моё туловище вперед. К возможному шансу на спасение.

«Ну, нет, суки. Мы еще встретимся», — прорычал бы я через зубы, если бы мог. Потому что, судя по всему, моя нижняя челюсть где-то потерялась, и язык сейчас просто волочился по земле.

Но пока что всё, что я мог, это ползти. Ползти к заветному свету. И я сделал это. Я протянул руку к светящимся щупальцам, и они отозвались на мои немые мольбы о помощи.

Отростки удлинились и полностью обвили сначала мою истерзанную конечность, а затем подхватили всё тело, уволакивая его на алтарь и погружая меня в целебное забытье.

— Здравствуй, солнце моё! — Бросилась мне на шею Ти, посреди железнодорожного вокзала.

Или её звали не так? Я не мог вспомнить.

— Как доехала? — улыбнулся я и вручил ей небольшой букет её любимых гербер.

Она любила цветы и особенно что-то похожее на ромашки. Она любила кофе с пенкой, молочный шоколад и зеленый цвет. А я любил её широкую открытую улыбку.

Было очень раннее утро, когда еще не ходили автобусы. А еще была зима, поэтому мы еще полчаса стояли на мосту и завороженно смотрели, как крупные льдины плывут внизу по реке,