Сироты - Роберт Бюттнер

Если никто на Земле не знает о существовании корабля, ни один шпион — и ни один захваченный солдат — его не выдаст.

«Надежда» удалялась, пока не превратилась в пятнышко на лунном горизонте.

Пока мы ехали вниз внутрь кратера, виляя из стороны в сторону, в черном небе показался еще один аппарат: шаттл, похожий на перехватчик, который я видел в Канаверале. Он неуклюже опустился: крылья в космосе не подмога.

На краю базы стоял ооновский флаг, натянутый на рамку так, чтобы даже здесь, где не бывает ветров, создавалась видимость, будто он развевается.

Мы проезжали однотипные здания, пока не остановились у одного, неотличимого от других: эдакого белого купола, под который можно упрятать футбольное поле, с маленьким, высотой с человеческий рост, воздушным шлюзом на боку. Говард и Мецгер вылезали из луноходов, их сержанты-водители вытаскивали с заднего сидения слизняка.

Я тоже потянулся было к двери, но мой водитель удержал меня за рукав. Вот беда-то. Уже героев от простых смертных отделяют.

Меня проехали еще три здания, прежде чем меня выпустили из лунохода. «Изолятор», — гласила надпись на воздушном шлюзе. Что судья Марч с капитаном Яковичем на Земле, что Владыка всея Луны — каждый, похоже, только и мечтал видеть меня за решеткой.

Камера была крохотной комнатенкой с кушеткой, раковиной и унитазом, без единого окна. Мне дали свежую одежду, бритву и сухой паек, сравнимый с незабвенными «готовыми к употреблению блюдами».

Я тряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Лежал на кушетке и думал, за что меня сюда кинули.

Лязгнул замок. Сержант-полицейский в таком же, как у меня, комбинезоне показал на выход. Он вел меня по туннелям, соединявшим здания Лунабазы. Глухие отзвуки наших шагов разносились по каменной трубе.

— А как делали эти туннели? — поинтересовался я.

— Выжгли лазером.

Мы шли минут десять, то и дело уступая дорогу электрическим тележкам. Они сотрясали пол, подбрасывая меня, едва удерживаемого лунным притяжением, и с грохотом везли железки к транспортным ракетам. Или возвращали со смены сварщиков и клепальщиков — уставших, дремлющих, роняющих головы друг другу на плечи, держащих термосы с едой на коленях.

— Дух солидарности, а? — подмигнул я сержанту.

Тот сверкнул глазами.

— Шестнадцать рабочих часов в день. Двадцать восемь рабочих дней в месяц. И все это за четверть миллиона миль от дома.

Да уж, хочешь — не хочешь, а война заставляет подняться с задницы. Сто лет назад люди летали на фанерных аэропланах. Грянула вторая мировая, и через шесть отчаянных лет глянь — появились реактивные самолеты, радары и ядерная энергия. Нападение слизней всего за месяцы толкнуло человечество дальше в космос, чем пятьдесят радужных лет с окончания «холодной войны».

Наконец мы пришли. Сержант отдал мои документы другому сержанту за столом, тот пробежал их глазами, одарил меня взглядом и провел через стальную дверь.

Я очутился в почти пустой комнате: металлические стены, яркий свет, холод такой, что дыхание замерзает в воздухе. В центре комнаты — стол, покрытый белой простыней; за ним в несколько рядов полукругом выстроены стулья. На столе лежал мой скользкий дружок слизняк, по которому и не скажешь, что его перетащили через все море Изобилия. Все такой же коротенький, зеленый, сужающийся к концам.

Над слизняком склонился тощий лысый бровастый мужик в белом халате — гражданский, сразу видно по небритому подбородку. На голове его сидели наушники с микрофоном, от которых тянулся проводок в нагрудный карман, к диктофону, окруженному множеством шариковых ручек.

Лысый кивнул на слизняка.

— Твоя работа?

Я выпятил грудь.

— Так точно.

— Печально. — Мужик натягивал резиновые перчатки, двигаясь вокруг стола. — Первая встреча человечества с внеземным разумным существом окончилась насильственной смертью.

Я чуть не расхохотался ему в лицо. После стольких миллионов человеческих жертв он оплакивает слизняка?

Лысый нагнулся к слизняку, приподнял его, отпустил, проследил, как тот шлепнулся, будто коровья печень.

— Ты его убил?

— Он покончил жизнь самоубийством.

Лысый презрительно усмехнулся.

— Ты, значит, психологом будешь? Может, он еще и записку посмертную оставил? — Он ткнул в слизняка пальцем. — На теле найдены отпечатки подошв.

— Он умер до того, как они появились.

Лысый прищурился.

— Нас обоих выстрелило их корабля, как из пушки. Я на него упал.

Мужик фыркнул.

— Это тебе не шутки.

— Какие тут шутки! Мы вдвоем упали на старшего по званию.

Лысый надулся, потом заговорил в микрофон.

— Со слов допрашиваемого, — едко процедил он, — объект совершил самоубийство.

— Думаете, я убил военнопленного? Вы говорили с Говардом Гибблом?

— Здесь я буду задавать вопросы, — отрезал лысый, поправил очки и шмыгнул носом. Его брови изумленно поползли вверх, он наклонился и принялся нюхать слизняка.

— Объект издает отчетливый запах мочи, что свидетельствует о выделительной системе и обмене веществ, подобным земным. Неожиданная находка!

— Это я.

— Не волнуйся, герой, получишь свое признание, — фыркнул лысый.

— Я про мочу. Это я. Мы везли труп через море Изобилия в моем скафандре, а до этого со мной случилась досадная конфузия.

— А… — Лысый заворчал и стер последнюю фразу с диктофона. — Больше ничего не хочешь рассказать?

— Если вас интересует его выделительная система, то, по-моему, он сидел на толчке, когда я его нашел.

— Не напрягай мозги, герой. Анализировать поведение буду я.

— Помочь хотел, — обиженно пожал плечами я.

— Ну что ж, давай тогда глянем? — Он поднял хвостовой конец Слизняка, заглянул вниз, шлепнул его обратно и покровительственно улыбнулся мне. — Пусто. А уж поверь мне, сраку я везде узнаю.

Я вытаращился на него.

— Я тоже.

Позже меня увели обратно в камеру.

23

Я сидел на кушетке, обхватив колени. Сержант-полицейский привалился к дверному косяку. Как и любой другой солдат, он скучал и хотел почесать языком. Я сказал ему, что не убивал слизняка. Он отмахнулся.

— По-моему, это обычная беседа с криптозоологом. Мне кажется, больше тебя трогать не будут.

— Кажется, кажется… Здесь что, сплошные секреты?

— Не, как только сюда приезжаешь, секреты заканчиваются. Отсюда вряд ли отпустят — пока в войне не победим.

— Как этот корабль ухитрился сюда попасть? Как удалось держать всю операцию втайне?

Сержант помялся и вздохнул.

— Самолеты на Земле не летают: отчасти, конечно, от пыли, но в основном из-за того, что всю технику и инструменты направили на постройку шаттлов, чтобы перевезти сюда все необходимое. Сейчас тут тринадцать тысяч человек — ровно в тысячу раз больше, чем число высаживавшихся на Луну до начала войны.

— От угрозы геноцида и не так зашевелишься.

— Точно.

Значит, ракеты для запуска и ремонта спутников бросили, чтобы таскать сюда материалы и людей. И, разумеется, никто не удивлялся исчезновению родных и близких. Ведь вокруг гибли миллионы.

От новой мысли я щелкнул пальцами.

— Помехи в голографах! Они ведь не от пыли, да?

Мы обменялись знающими кивками.

— И все-таки, — продолжал я, — совсем спрятать операцию такого размаха не удается. И вот тогда сознаются, что мы строим корабль, но только на Земле и закончим не раньше, чем через пять лет. Теперь можно в открытую тренировать солдат.

— В разведке говорят, хорошая ложь всегда основана на правде.

Мне тут же вспомнился Сунь Цзы: «Любая война основана на обмане». Надо было еще старику добавить, что если ты слишком слаб, чтобы надрать врагу задницу, то без обмана просто никуда. Я сидел на кушетке, давил на матрац одной шестой своего нормального веса и думал, что ждет меня дальше.

Я знал величайшую тайну в истории — я и еще тринадцать тысяч человек. Но за эти тринадцать тысяч можно не волноваться: они сидят на Луне, где секреты выбалтывать некому.

Казалось бы, чего таиться? Тем более теперь, когда мы знаем, что слизням будет непросто нацепить шляпу и фальшивые усы, чтобы шпионить на Земле. Впрочем, есть и другие формы шпионажа. Радиоперехват, например, или наблюдение через мощные телескопы. Даже у нас, пока ружья ржавели, военная разведка шагнула настолько далеко вперед, что в пехоте, например (в настоящей, а не в тех учебных взводах, где я столько мучился) теперь выпускают разведроботов, и те летают над полем боя, точно гигантские жуки, собирая информацию.

Поэтому не исключено, что слизни в курсе всего, что знают журналисты. А раз я теперь тоже знал про корабль и лунную базу, меня наверняка здесь запрут, пока строятся. Если, конечно, не отдадут под трибунал и не расстреляют. Я ведь не сумел захватить слизня живым, да и взрыв снаряда на меня, небось, спишут.