Больше никаких признаний - Луиза Розетт

Приятно видеть, как его улыбка не действует на маму, которая зло бросает свою салфетку. Питер пинает меня под столом. Мне даже не нужно смотреть на него, чтобы понять, о чем он думает.

«Пожалуйста», — думаю я. — «Пожалуиста, не сейчас».

— Перейду сразу к делу. Мы с Кэтлин говорили о переезде всей семьи в Лос-Анджелес в июне, когда закончится школа.

Не то, чего я ожидала, но такое же плохое. А может, и хуже.

Все, включая Питера, смотрят на меня. Интересно, может они услышали мою мысль: «Каким образом этот парень вписывается в переезд моей семьи?» возможно, они смотрят на меня, потому что мне есть, что терять. Питер уже живет в Бостоне, и ему не важно, где у него будет «дом» — в Юнион или Лос-Анджелесе. Холли раньше жила в Лос-Анджелесе, и у нее полно друзей, которые ждут ее возвращения. А мама, ну, будет с Дирком. Но для меня… вся моя жизнь сейчас в Юнион, хорошо это или плохо.

Джейми — это Юнион.

Шестеренки у меня в голове перестают двигаться.

Ты серьезно просишь меня переехать перед выпускным классом?

Мне хочется, чтобы мама сказала: «Нет, конечно, нет, безумная идея». Но она просто смотрит на Дирка, подняв брови, словно говорит: «Это твое решение, дружок».

Вдруг начинает играть песня Beatles «1 Ат the Walrus». Это телефон Дирка, крутящийся от вибрации на сверкающем буфете, в котором слишком ярко отражается верхнее освещение. Конечно, Дирк из тех людей, который ставят телефон на звонок и вибрацию одновременно. Он поднимается, выключает звук, не глядя на экран, и возвращается за стол.

Когда он понимает, что не дождется от мамы помощи с моим вопросом, он поворачивается ко мне.

— Роуз, я знаю, что это не идеальный вариант, но да, я прошу тебя над ним подумать. Я не хочу проводить еще один год без твоей мамы. Холли или тебя.

Было бы так просто отмахнуться от его слов, как от полного бреда, но я знаю, что Дирк обо мне заботится. Не так, как о маме или Холли, но заботится.

Тем не менее, я не собираюсь идти в последний класс в Лос Анджелесе. Ни за что.

Я поворачиваюсь к маме и обращаюсь к ней настолько прямо, что на этот раз она не сможет уити от ответа:

— Мам, ты уже планировала переезд после того, как я закончу следующий класс?

Мама отпивает немного своего напитка, чтобы выиграть время — могу поспорить, ей бы сейчас хотелось чего-нибудь покрепче яблочного сидра.

— Я рассматриваю такой вариант. В зависимости от того, как пойдут дела в следующие полтора года, многозначительно добавляет она с таким взглядом на Дирка, как будто он недавно сделал что-то, чего не должен был делать.

Допустим, рассказал ее детям об этом Плане без ее разрешения.

Я просто подумал, что после событий последних двух с половиной лет твоей маме нужна смена декораций, — говорит мне Дирк. — А может и тебе тоже?

Телефон Дирка коротко вибрирует, возможно, оповещая о получении голосового сообщения. Он благоразумно не обращает внимания.

Я поддаюсь своему побуждению повести себя предельно отвратительно:

— Под сменой декораций ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы она уехала из своего дома, города и штата, где она вышла замуж за папу, и ты бы стер его из ее памяти.

Сначала мама становится слишком потрясенной, чтобы придти на помощь Дирку, а потом бешеной, ее щеки моментально краснеют.

— Роуз Царелли, это самый ужасный поступок, который ты когдалибо…

Дирк перебивает ее:

— Все хорошо, Кэтлин. Пожалуйста, — мягко говорит он.

Это звучит искренне, что обезоруживает нас обеих. Когда становится понятно, что она меня не придушит, он продолжает:

— Роуз, я не могу стереть из ее памяти твоего папу. И не хочу. Я знаю, что вы с мамой и братом очень сильно его любите, и с уважением к этому отношусь, — произносит он.

Должна признать, что он заработал пару очков в свою пользу, говоря о папе в настоящем времени.

— Все, чего я хочу для твоей мамы — чтобы она была такой счастливой, как только возможно, а в Юнион это нелегко из-за воспоминаний, — он поворачивается к маме. — Иногда новый старт в новом месте может помочь выздоровлению. Правильно, милая?

А я хочу, чтобы он перестал называть маму «милая».

Видимо, она тоже этого хочет, потому что не отвечает ему. Не добившись успеха с женщинами из семьи Царелли, он обращается к своей дочери:

— Холли, как ты к этому относишься?

Зависает долгая пауза, пока Холли крутит свои серебряные браслеты и нервно переводит взгляд с отца на меня и обратно.

— Я, наверно, буду не против закончить школу там, с друзьями. И мне пишет мой агент, спрашивает, когда я вернусь, — застенчиво добавляет она.

Я и не знала, что у Холли есть агент.

— А как же Роберт? — спрашиваю я.

— Ты имеешь в виду Кэла, — говорит Дирк.

Конечно, она имеет в виду Кэла, слишком быстро соглашается Холли, бросая странный взгляд в мою сторону.

Я знаю — со слов Роберта — что Холли и Роберт общаются, как друзья, с тех пор, как на новогодней тусовке началась «Операция по Спасению Холли». Но Холли не знает, что я в курсе, и что я приложила к этому руку.

— Точно, прости, Хол, — говорю я, качая головой, словно сделала глупую ошибку. — Кэл.

Дирк смотрит то на нее, то на меня, но решает пока не поднимать тему «Кэл против Роберта» есть более важные вопросы для обсуждения.

— Так что ты думаешь, Роуз? — спрашивает он, подняв брови чуть не до корней волос в надежде, что я скажу: «Да, я готова отказаться от последнего года с людьми, с которыми выросла, чтобы моя мама сидела, ждала его и изредка проводила с ним время, когда он не на съемочной площадке бездарного телесериала, или фильма, или чем там он еще занимается».

Ладно, это не совсем справедливо. Этого парня несколько раз номинировали на Оскар. Тем не менее, он занимается какой-то супер позорной фигней, а это, возможно, сводит на нет все Оскары.

Я думаю о церемонии вручения Оскара, о платьях без рукавов и ярком, палящем, 75-градусном солнце в середине февраля, когда у нас на северо-востоке термометр показывает однозначные числа. Выглядываю в окно, где стремительно летят толстые снежные хлопья.

У них хоть снег есть в этом Лос-Анджелесе?

Чертов телефон Дирка начинает пищать, как ненормальный — теперь кто-то отправляет ему множество сообщений. Мама бросает на него взгляд, и он встает, идет к буфету, на этот раз берет телефон и вообще отключает звук. Возвращая телефон на буфет, он опускает взгляд и начинает присматриваться к экрану, останавливаясь, чтобы что-то прочитать. Потом смотрит на маму с паникой в его знаменитых пронзительно голубых глазах.

— Что там? — спрашивает она. — Дирк?