Чернокнижник - Александр Смирнов

Видимо, захлебнувшись своей мечтой, Пётр приземляется на нашу грешную землю.

— Всё это очень хорошо, говорит он, — остаётся только выяснить откуда столько сюжетов взять. Ну, выдумаем десять, двадцать, а дальше?

— Надо вытащить сочинение из РОНО. У него много сюжетов.

— Завтра же пойду и начну вытаскивать его оттуда, — обещает Пётр. — Но ведь и он не бесконечен.

— А твоя формула?

— Поясни! — Пётр наливает в рюмки остатки спиртного.

— Тот Сапожников нужен нам только до той поры, пока имя Чернокнижника не затмит его. А дальше мы нанимаем молодых, талантливых писателей у которых нет имени, с которыми в редакциях никто не хочет разговаривать и начинаем использовать их.

Пётр шарит по столу глазами в поисках бутылки.

— Я не понял это что, всё?

— Что всё? — не понимает Катя.

— Вот это, всё, — Пётр показывает на пустые бутылки.

— Петенька, тебе уже хватит. Ты еле сидишь.

— Обожди, обожди, ты что, забыла, что мы празднуем? Тебе не нравится формула, которую я изобрёл?

— Мне нравится, но ты уже…

— Никаких но! Мы даже не выпили за мою формулу! Ты хочешь, чтобы у нас всё сорвалось?

— Я не хочу, но…

— Тогда никаких но!

Катя выходит из-за стола и нехотя подходит к серванту. Она засовывает куда-то руку и достаёт бутылку коньяка.

— Так это же другое дело! — радуется Пётр. — Откуда ты её достала?

Он пытается сосредоточиться, но очертания серванта и рук хозяйки расплываются. Пётр всматривается и удивляется:

— Так у тебя сколько сервантов два или три?

— Ну, всё, что называется, напился! У тебя уже двоится.

— Да я трезв, как никогда!

Пётр, качаясь, подходит к хозяйке и отбирает бутылку.

— Петя, хорошо, давай за формулу по одной и всё. Ты же сегодня даже с Жу-жу не виделся.

— Согласен, по одной и едем к Жу-жу.

Пётр наливает коньяк в маленькую Катину рюмку, а свою отодвигает в сторону.

— По последней, так по последней, — вместо рюмки он наливает коньяк в фужер, который предназначен для лимонада.

— Что ты делаешь!? — кричит Катя.

Увы, она ничего не успевает сделать. Пётр залпом выпивает фужер и заваливается на диване.

— А теперь поехали к Жу-жу, — еле выговаривает он.

Катя подходит к своему гостю, который со счастливым и придурковатым лицом спит на диване, заливая свою белоснежную сорочку слюнями.

— Не нужна тебе больше Жу-жу, — печально говорит Катя. — Бутылка водки тебя теперь больше устраивает.

Искать старое школьное сочинение в стенах такого солидного учреждения, как РОНО, это всё равно, что искать маленькую иголку в стоге сена.

— Посудите сами, — говорит заведующий РОНО писателю, сидящему в его кабинете, — этих сочинений тысячи. Скорее всего, его вообще нет.

— Раве их не сдают в архив? — спрашивает писатель.

— Это же не документ, чтобы сдавать его в архив? Я вообще не понимаю, почему вы пришли к нам за школьным сочинением? Идите в школу, там их хоть пруд пруди. В РОНО сочинения попадают редко, только для проверки.

— Именно для проверки оно к вам и попало, — не успокаивался писатель. — Более того, оно стало основанием для возбуждения уголовного дела.

— Уголовного дела? — удивился начальник РОНО.

Его лицо вдруг стало задумчивое. Он как будто ушёл куда то далеко-далеко.

— А ведь я помню это сочинение, — сказал начальник, выйдя из прострации. Это сочинение Чернокнижника, оно наделало в своё время много шума.

— Так вы сами читали его?

— Я был непосредственным участником этого дела.

— Мне чрезвычайно повезло! — воскликнул писатель.

— Однако я не могу отдать его вам.

— Значит, вы знаете, где оно находится?

— Чего же здесь знать? Оно лежит у меня дома.

— Я вовсе не собираюсь забирать его у вас. Если оно дорого вам, пусть оно у вас и остаётся. Я прошу лишь копию.

— И копию не могу дать.

— Но почему!?

— Потому, что люди, которые там описаны, живы и здоровы, у них есть семья и работа. Они прошли эту страницу своей жизни, перелистнули её. Возвращаться в прошлое нельзя, можно сломать людям их жизнь.

— О чём вы говорите? Никто не собирается что-то ломать. Более того, вы, как представитель высшего уровня образовательной системы страны должны быть заинтересованы в этом.

— Я?

— Конечно. Какую литературу изучают ваши школьники сегодня? Они изучают произведения прошлого века.

— Мы изучаем и современных писателей.

— Ваши современные писатели полностью оторваны от жизни. А здесь реальные события. Что касается имён, то их можно изменить.

— Нет, нет, и не уговариваете.

— Государство, — продолжал Пётр, — тратит на гонорары нам огромные деньги, чтобы мы отображали эту реальность, а вы нам мешаете, стало быть и государству.

— Что-то вы зарапортовались, — улыбнулся начальник. — Государство гонорары платит не нам, а вам.

Писатель открыл свой дипломат и вытащил оттуда пачку ассигнаций.

— Нет, я не ошибся. Вот ваша доля.

— Уберите, уберите немедленно! — закричал начальник.

— Что вы так забеспокоились? Это не взятка, а гонорар. Вы же только сказали, что сами были участником этих событий, следовательно, определённая доля авторства ваша.

Начальник РОНО не был святым. За свою трудовую жизнь ему приходилось и брать и давать взятки. Он видел и большие и очень большие деньги, но такие! Взгляд его стал стеклянным, и он не мог отвести его от магической пачки, лежащей на столе.

— Вот и прекрасно, — говорит писатель. — Сейчас я заполню бланк договора, чтобы у нас всё было официально.

Однако начальник никак не отреагировал на эти слова. Он не мог отвести взгляда от денег.

Писатель не стал надоедать, положил свой бланк в портфель и встал.

— Итак, когда вы принесёте мне сочинение?

— Завтра, — ответил начальник, не отводя глаз.

На этом беседа начальника районного отдела народного образования была закончена.

Тяжело попасть в водоворот, но ещё тяжелее из него вылезти. Ещё совсем недавно Пётр сетовал на свою горькую судьбу, что он никому не нужен, а сегодня он падал от усталости, потому что требовался сразу всем и причём одновременно. То его ждали в типографии, где требовалось согласовать обложку, то срочно его вызывал к себе редактор, чтобы исправить что-то в тексте, то необходимо было всё проверить после вёрстки. Одним словом, началась обыкновенная монотонная и изнуряющая работа, о которой так много мечтают, и о которой почти никто не имеет ни малейшего представления.

Придя к Кате из редакции, Пётр падал от усталости на диван и лежал без движения часа полтора, после чего понемногу принимал снова человеческий вид.

— Зачем тебя опять вызывали? — спросила Катя.

— Редактор уже задолбал, — ругался Пётр. — Опять заставил изменить целую главу.

— Гонорар от этого не изменится? — испугалась Катя.

— Изменится.

Девушка скорчила недовольную физиономию.

— Он станет больше.

— Как это? — не поняла она. — Мы же его уже получили.

— Речь идёт о переиздании.

— Но ещё это не издали.

— Не издали, но уже практически всё реализовали.

— Я не понимаю, как это можно?

— Я сам ничего не понимаю. У них там своя кухня. Ты знаешь, после этих редакторских правок скоро в моей книге ничего моего не останется: половина будет его, — Пётр кивнул куда-то в сторону, — а половина редактора.

— Да хоть чёрта рогатого, лишь бы деньги платили. Ты обедать будешь?

Пётр лениво встал с дивана и сел за стол.

— Скоро вся эта напряжёнка кончится, и ты сможешь сесть за следующий роман. Я уже подсчитала, чтобы жить более менее прилично, мы должны писать по два романа в год. Это без учёта переизданий.

— Мы? — удивился Пётр.

— А ты как думал? Забыл с чего всё началось? Я вижу, ты очень устал и кое-что стал забывать? Так я тебе напомню. Всё началось с того…

— Перестань, я всё прекрасно помню.

— Ничего страшного если выслушаешь ещё раз, — Катю, что называется, понесло.

— Ну, я не подумал, — попытался загладить свою вину Пётр.

— Ещё неизвестно, кто больше в этом деле сыграл роль, ты или я!

— Ну, я прошу у тебя прощения! — Пётр встал перед Катей на колени и обнял её.

Хозяйка сразу сменила гнев на милость.

— Ты забыл не только мой вклад в это дело, ты стал забывать меня.

— Я никогда не забываю тебя.

— А когда ты вспоминал про Жу-жу?

Пётр хотел оправдаться, он уже открыл рот, чтобы сказать, когда в последний раз они с Катей были близки, но почему-то не мог сразу вспомнить.

— Вот видишь, ты даже вспомнить не можешь.

— Сейчас столько много работы с этим романом…

— А ведь она живая! — обиженно сказала Катя.

— Кто живая?

— Жу-жу, кто же ещё?