Бизерта. Последняя стоянка - Анастасия Ширинская

Прежде всего папа был моряк. Его не часто видели на суше. Если он и появлялся в штабе, то исключительно для надобностей корабля или его экипажа. Конечно, не могло быть и речи о решении каких-нибудь личных вопросов: «Для этого существует администрация, пускай она ими и занимается!»

В ходе Гражданской войны послужные списки не велись. Производства, награды, кто мог за этим уследить?! Папу поздравляли с производством в старшие лейтенанты, когда ему уже следовало быть капитаном 2 ранга. Весь его экипаж после боевой кампании награждался «Георгием», за исключением его самого. А он только цитировал Лескова: «Почему сие важно в-пятых?»

И действительно, как хлопотать о себе самом, когда устои всего государства рушатся! Беспорядок царил везде. В своих мемуарах главнокомандующий Белой армией генерал Деникин очень сурово отзывался о происходившем на флоте в те годы: «Нигде не было такого разногласия, нигде это смутное время не оставило более глубоких ран, чем в морских кругах».

Деникин тем не менее сам признает, что плохо знал эти круги, и ограничивается описанием положения вещей, не ища ему объяснений. Что оставалось от Черноморского флота? После массового убийства офицеров, после упорных попыток — со стороны революционного правительства в Москве, а также немцев и даже наших союзников — затопить корабли или вывести их из строя возродить морскую мощь было не легко.

Но, несмотря на трудности, усилия моряков быстро увенчались успехом. Если в начале 1919 года Белый флот состоял из трех действующих судов: подводной лодки «Тюлень» под командой капитана 2 ранга В. В. Погорецкого, ледокола «Полезный» под командой капитана 2 ранга С. И. Медведева и канонерки «К-15» под командой старшего лейтенанта А. А. Остолопова, то уже в начале 1920 года на Севастопольском рейде в полной исправности стоял довольно сильный боевой флот во главе с дредноутом «Генерал Алексеев». Черноморско-Азовский флот успешно выполнял все оперативные задания, поставленные ему главнокомандующим: операции под Николаевом, Херсоном, Очаковом, Одессой, Геническом…

Кроме защиты всего Крымского побережья флот обеспечивал снабжение портов из Константинополя. Когда армия оказалась запертой в Крыму, надеяться на выход без помощи десантных операций было невозможно. Наконец, когда пришлось эвакуировать Крым, флот спас тысячи человеческих жизней. Генерал Деникин говорит о разногласии в морских кругах. Но моряки руководствовались одинаковыми принципами и целями, и только в выборе средств могли быть разногласия. А часто у них не было выбора: моряк живет со своим кораблем, а кораблям необходимы порты! Владение же портами от них не зависело. Да и как выбирать, когда каждый выбор был вопросом чести?!

В июне 1918 года в Новороссийске моряки решали, топить ли корабли или идти в Севастополь, занятый немцами? Все уже знали, что Советское правительство, приказывая топить корабли, преследует цель истребления флота. Возвращение же в Севастополь противоречило военным традициям. А если немцы не сдержат данного слова и заберут корабли? Мнения разделялись. Не раз стояли моряки перед трудными решениями, и, увы, часто их принуждали к этому союзники. Прибытие союзной эскадры в Севастополь после ухода немцев оставило горькое воспоминание.

Первым в октябре появился английский легкий крейсер «CANTERBURY» в сопровождении миноносцев. Это были разведчики. Немного позже прибыла вся союзная эскадра. Пострадавшее население ждало ее с нетерпением, как манны небесной! Все думали, что союзники вспомнят пролитую вместе кровь, жертвы миллионов людей за общее дело. Наивное население ошибалось!

Союзники сразу же захватили все суда, прогнав русских офицеров. Даже греки, которые во время войны ничем не помогли, забрали почему-то два миноносца. Из всего русского флота остались только подводные лодки, но русские моряки так определенно выразили намерение их затопить, что англичане и французы оставили их в покое. Англичане, дабы выполнить приказы свыше, ограничились порчей некоторых маловажных частей машин.

Когда французы захотели забрать «Тюлень», они встретили такое сопротивление, что им пришлось от этого отказаться. Все офицеры были готовы энергично сопротивляться такому недостойному поведению, но приказы шли от Главного командования Вооруженных сил Юга России, которое нуждалось в помощи союзников.

Весной 1919 года, благодаря успехам Белой армии, весь Кавказ и Крым были освобождены, и флот мог покинуть Новороссийск и вернуться в Севастополь. Летом мы переехали туда, но, прежде чем покинуть Новороссийск, о котором у меня в памяти остались только ветер и дома, пустые и холодные, как казармы, я, как это бывает только в сказках, очутилась с бабушкой в Геленджике.

Как всегда, помню только день приезда. Отъезда не было… Как будто какая-то часть меня осталась навсегда в этом маленьком приморском городке, последней ступени беззаботного детства.

Остались красочные, удивительно точные картины. Открытый экипаж, бабушка вся в белом, с большим кружевным зонтиком, и рядом с ней притихшая от полноты счастья, очарованная девочка. Экипаж катится в горы через серебристые ручьи по забавным деревянным мостикам. Белая дача с большой верандой, где за столом вокруг самовара собирается семья, как в далекие, куда-то исчезнувшие времена. Веселая группа детей каждое утро спускается на пляж по извилистым, заросшим зеленью тропинкам — увлекательное приключение, от которого немного замирает сердце: не выскочит ли кабан из кустарников, не нападут ли «зеленые», которые прячутся в горах?! Как на фотографиях, отдельные, без всякой связи картины…

Глава XI

Севастополь: 1919–1920 годы

Последние годы на Родине. Увижу ли я когда-нибудь этот город, узнаю ли я Корабельную сторону? Может быть, морские флигели все еще выходят на широкую набережную, которая ведет к открытой площади с почерневшим памятником адмиралу Лазареву.

Когда летом 1919 года мы добрались до Севастополя, нас поместили в один из этих флигелей. Квартира была большая, почти пустая, с самой необходимой обстановкой, и в ней уже жила одна семья. С наплывом беженцев квартирный вопрос обострился. Так началась наша «беженская» жизнь. Мы не стали еще «чужими на земле», так как оставались на русской земле, но мы были уже не совсем «у себя». Черноморцы вернулись в свои уютные дома, к своим близким, к своим привычкам. Балтийцы прибыли с севера, уже все потеряв.

К счастью, мы встретили Раденов, которые, так же как мы, жили в одном из флигелей. Снова мы виделись со Славой каждый день, но наша детская компания увеличилась. В семье, занимавшей с нами квартиру, было шесть человек детей. Один из них — Павел, прозванный Пушкой, — маленький толстячок с живыми глазами и богатым на выдумки умом, был заводилой в нашем детском кругу, где я, единственная девочка, занимала особое положение. Недалеко от памятника Лазареву соорудили «гигантские шаги», и мы бегали вокруг мачты, держась за кольца и отрываясь от земли на натянутых веревках. Мне казалось, что я летаю выше мачты, выше домов, но я и виду не подавала, что боюсь.

Пушка держал нас в курсе самых потрясающих событий, которые мама часто старалась от меня скрыть. Так, однажды, она ужаснулась, найдя всех моих кукол повешенными Пушкиными стараниями. Выяснилось, что он с братьями видел повешенных за разбой грабителей. Их водил отец «с поучительной целью» показать, «как кончают подлецы». И в то же время их отец, унтер-офицер флота, был очень порядочным и даже чувствительным человеком.

Его жена Ульяна Федоровна, небольшая, сухонькая женщина, работала не покладая рук, чтобы накормить и одеть семью, что было нелегко в те тяжелые времена. Мама это поняла сразу, как только мы приехали. Она случайно увидела, как Ульяна Федоровна разглядывает на свету детскую курточку. Желая ей помочь, мама выяснила, что бедная женщина собирается ее продать и хочет удостовериться, что она не дырявая…

Лето 1919 года кончалось. Осень принесла плохие вести. Добровольческая армия после взятия Орла начала отступать. Чрезмерная растянутость фронта, гибель военачальников, существование банд, которые в зависимости от положения дел переходили из одного лагеря в другой, раздоры между донскими и кубанскими казаками и, наконец, разложение тыла, обессиленного пятью годами войны и беспорядков, — все это объясняет последующие потери.

В марте 1920 года был оставлен Кавказ. Крым, связанный с континентом узким перешейком, оставался последним оплотом Белой армии. Генерал Врангель заменил генерала Деникина во главе Вооруженных сил Юга России. Петр Николаевич Врангель пользовался большим уважением в военных кругах. С присущей ему энергией, несмотря на, казалось бы, непреодолимые трудности, он укрепился в Крыму, поднял армию и бросил ее в бой весной 1920 года. Но сколько времени мог еще держаться Крым, оторванный от остальной страны, без всяких средств к существованию? Рассчитывать на союзников было бесполезно.