Прозрачная женщина (сборник) - Станислав Родионов

– Он его почему-то надевал не всегда.

– И покрасоваться хотелось, и боялся – крестик-то в розыске. Дальше. Такой состоятельный человек, а в квартире убого. Почему? Потому что квартира ему нужна лишь на короткое время. Зачем городить комфорт, если не сегодня завтра надо смываться.

– Я предлагала купить большой холодильник...

– Какой там холодильник, если кнопки на полу.

– А при чем тут кнопки?

– Определенное число кнопок рассыпал в передней у порога. Потом их пересчитывал. Если кнопок не хватало, то кто-то приходил и унес их на ботинках. Старый прием.

– Господи...

– Дальше. Ты говорила, что он внезапно уходил. Мол, творческое вдохновение... Не вдохновение, а слежка ему чудилась.

– Слежка... кого?

– Милиции. Валерий в розыске, как и его крестик.

– Что вы говорите...

– Нина, а ведь он тебе рассказывал и про слежку, и про свою судьбу...

– Никогда!

– А про магическую цифру семь?

– Это же так, шутка или суеверие.

– Давай разберем. Роковое совпадение семи обстоятельств. Первое. Страшный сон про черного осьминога с щупальцами... Предчувствие было на грани ожидания. Дневные страхи превращались в ночные кошмары. Дальше. Неотвязный человек с соколиным глазом, который встретится дважды или трижды... Это же сотрудник уголовного розыска.

– Они разве красавцы?

– Нина, под соколиным взглядом он имел в виду не красоту, не соколика, а зоркий взгляд. Что там третье?

– Казенная бумага с орлом.

– Орел – это герб. Казенная бумага... Повестка или постановление на арест. Четвертое, по-моему, ночной звонок судьбы. Ну, это ночной звонок милиции в дверь. И пятое к тому же: вкрадчивый скрип тормозов. Это оперативная машина. Что там шестое?

– Каменный холод в сердце?

– Понятно, страх.

– А как вы объясните седьмое: зеленая звезда на бледно-зеленом небе?

– Это для романтичности. Помните, он не боялся их по одному, а только при совпадении. Выходит, Нина, все семь магических обстоятельств имели в виду одно обстоятельство – арест.

– Боже, какой-то сумасшедший сон...

– Нина, пора просыпаться.

– Но я же видела студенческий билет! Сараев Валерий Константинович...

– Сараев Валерий Константинович, студент Академии художеств, скончался два года назад от гнойного перитонита.

– А кто же... Валерий?

– Куфелкин Валерий Герасимович.

– А кто же он, кто?

– Рецидивист.

– Да откуда он взялся, где родился, где крестился?..

– Родом из Сибири, из небольшого поселка. В свое время кончил Художественно-промышленное училище. Какое-то время работал оформителем. Ну а потом сбился с панталыку. Первая кража, судимость... Так и пошло.

– А родители?

– Отца не было. Мать работала кладовщицей. Говорят, любила выпить.

– А другие родственники есть?

– Брат, но вроде бы тоже спился.

– Вот видите!

– Что я вижу?

– В каких условиях он вырос...

– А, эпоха застоя и культа?

– Парнишка оступился, а его сразу посадили.

– Сразу не посадили, дали условно.

– Отца нет, мать пьет, брат пьет... Вырос в сибирском поселке. Знаю я эти поселки: там или судимые, или пьяницы.

– Занимаюсь расследованием более двадцати лет. Не убийства меня поражают и не крупные хищения, не мафия и не взятки... Все двадцать лет поражает отношение к преступникам. Сочувствие к преступнику и равнодушие к потерпевшему! Я рассказал тебе про рецидивиста... Какая же твоя первая реакция? Он не виноват – условия виноваты.

– А разве условия ни при чем?

– При чем, тысячу раз при чем! Ну а сам-то человек? Пешка в руках других? Раб обстоятельств? Пушинка на ветру? Черт возьми, не было и не может быть жизни, в которой текло бы все гладко! Все и всех можно оправдать!

– Сергей Георгиевич, чего вы так кипятитесь? Забыли, что он для меня человек не посторонний...

– Верно, забыл.

– И еще одно вы забыли. Рецидивист, преступник... Был...

– Как понимать «был»?

– Раньше, когда-то.

– А теперь преступником быть перестал?

– Да, перестал.

– Почему же?

– Встретился со мной.

– Так. Перевоспитала?

– Не перевоспитала, а вы забываете про любовь.

– А что любовь?

– Она меняет человека.

– Да, изменила...

– Зря усмехаетесь... Хотя вам про любовь не понять.

– Почему же?

– Вы старый.

– Во-первых, я не старый. Во-вторых... Ладно, о любви мы еще поговорим.

– Теперь Валерий не способен ни на какие преступления.

– Именно теперь он его и совершил.

– Когда? Мы почти каждый день были вместе.

– А он его совершил вместе с тобой.

– Чушь какая-то...

– И ты ему помогла.

– Вы с ума сошли!

– Куфелкин Валерий Герасимович вместе с тобой похитил из музея картину Ольхина «Закат на море».

– Господи, что вы несете...

– Вы вместе украли пурпур Ольхина.

– Да он там и висит!

– А после отъезда Валеры ты была в музее?

– Нет.

– Картина там больше не висит.

– Какое-то сумасшествие...

– Нина, сообщение о том, что Валерий преступник, по-моему, ты пережила стойко. Но тебя ждет еще более тяжкое открытие.

– Какое? Что я тоже преступница?

– Ты сказала, что я не понимаю в любви... Нина, но ты ведь тоже в ней ничего не понимаешь.

– Я сердцем чувствую.

– Неужели твое сердце ничего не заметило?

– Что?

– Он такой эффектный, красивый, богатый, эрудированный – и выбрал тебя? Художник – простая работница.

– По-вашему, в меня и влюбиться нельзя?

– Извини, я имел в виду не это. Ты сама не раз подчеркивала, что Валерий выше тебя во всех отношениях.

– Для любви это без разницы.

– Нина, он тебя не любит и никогда не любил.

– Знаете что? Если вы сейчас меня объявите сумасшедшей и отправите в психушку, я не удивлюсь. Валерий преступник, я помогла украсть картину, он меня не любит и не любил... Дальше что скажете?

– Не веришь...

– А кому надо верить: своему сердцу или следователю?

– Нина, ты рассказала, как была одна в музее...

– Ну?

– И тебе стало плохо от тополиного пуха. Женщина подходила и предлагала помощь... Это все видел Куфелкин. Он решил с тобой познакомиться.

– Взял бы и подошел. Повод-то есть…

– Ему надо было так познакомиться, чтобы ты ему поверила безоглядно. Например, в его честность.

– Зачем?

– Он срезает сумочку и приносит тебе домой. Доверие завоевано.

– Но зачем?

– Как привязать женщину? Любовью. И Куфелкин затевает многоактную комедию страсти со свечами, цветами и шампанским. Цель достигнута, ты влюбилась.

– Зачем, зачем?

– Чтобы иметь в твоем лице безвольное орудие.

– Для чего?

– Украсть картину Ольхина.

– Да как же украсть?.. В голове не укладывается.

– Сперва он приготовил копию картины.

– Сам же рисовал. Ходил с перепачканными руками. Значит, он художник?

– Рисовать он не мог по двум причинам... Во-первых, сделать хорошую копию непросто, тоже талант нужен. Во-вторых, чтобы сделать копию, надо было бы с месяц стоять в музее. Куфелкин не мог себе позволить, чтобы его запомнили люди и, главное, служители музея.

– Но я же сама видела копию.

– Куфелкин заказал ее студенту Академии художеств и солидно заплатил.

– В комнате же стоял мольберт...

– Копия готова. Теперь нужна ты. Куфелкин звонит, ты приезжаешь. Он бреется при тебе и режет твою губу.

– Нарочно?

– Да.

– Зачем?

– Предлагает поехать в музей и сравнить картины. Берет якобы кровоостанавливающую жидкость.

– А она... не кровоостанавливающая?

– Нет. Хлороформ или еще что-нибудь сильно одурманивающее.

– Но он прикладывал ее к губе дома.

– Другую. Так... Музей, зал на отшибе, народу мало, Куфелкин говорит, что у тебя на губе якобы опять выступила кровь. Прикладывает платок, смоченный этой жидкостью. Ты теряешь сознание. Он кричит, чтобы привлечь внимание. Старушка-смотрительница и редкие посетители бросаются к тебе, несут на диванчик. За эту минуту Куфелкин подменяет картину. В этих делах он человек ловкий и опытный. Подменив картину, возвращается к тебе. Якобы вызвал такси.

– Правда, вызвал, мы на нем ехали.

– То самое, на котором вы и приехали. Оно вас ждало.

– Что же... подлинная картина в это время была у Валерия?

– Да. И ему следовало бежать. Как можно скорее. Куфелкин вручил вас маме и смылся. Как ты говоришь, искать снежного человека.

– В музее сейчас висит копия?

– Уже через два часа какой-то знаток удивился... Ничего теперь не висит.

– А я... соучастница?

– Нет. Ты же была орудием бессознательным.

– Как же вы меня нашли?