«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Буркин Юлий Сергеевич

These are words that go together well,

My Michelle…**

[** Вот и все, что я сказать сумел, моя Мишель (англ.).]

И «битлы», и остальные гости, с удовольствием стали подпевать знаменитому, но, как выяснилось, скромному композитору да к тому же еще и мастеру розыгрышей:

– Michelle, ma belle,

Sont des mots qui vont tres bien ensemble,

tres bien ensemble…* –

спели они и французский куплет, но только добрались до тройного «I love you»**, как распахнулась дверь, и в зал быстро вошли несколько человек. Группу возглавлял седой и представительный мужчина. [* Мишель, моя дорогая, – вот три слова, которые так хорошо звучат вместе… (фр.)

** «Я люблю тебя» (англ.).]

Все сидящие за столом и стоявшие возле пианино обернулись и застыли.

– Ой, Петр Нилыч, здрассьте! – Богословский помахал в воздухе широкой ладонью.

Вошедший побагровел и негромко спросил:

– Вы понимаете, что натворили, Никита Владимирович?

– А как же. Похитил ансамбль «Битлз». Между прочим, к их вящему удовольствию.

– Это будет вам стоить места в правлении Союза, – процедил Петр Нилович и обратил внимание на гостей. – Попрошу всех покинуть бомбоубежище, – приказал он. – А с вами, Вепрев, – мрачно глянул он на Бронислава, – мы поговорим позже. Сейчас ведите гостей в малый банкетный зал. И на этот раз без фокусов.

Малый банкетный зал отвечал своему названию только во второй части. Он был громаден, с тяжелыми люстрами и панелями ценных пород дерева. Столы ломились от яств и напитков, гости были разодеты как средневековая знать, и они уже заждались заграничных звезд.

После пятнадцати минут знакомств, восторженных отзывов и раздачи автографов «битлам» очень захотелось уйти. К тому же стали наплывать похмелье и усталость. Но нужно было терпеть. Они отдали должное богеме, теперь своей доли требовали сильные мира сего.

Как всегда, все разделились на группы. Йоко, поставив перед собой цель, вновь преодолела свою угрюмость и весело щебетала в компании Галины Брежневой и Бориса Буряце. Возможно, она использовала приемы магии оммёдо и своими ведьминскими чарами околдовала обоих. Хотя, скорее, подействовали более простые способы расположить к себе собеседников. Она поминутно ласково касалась плеча Галины и, далеко запрокидывая голову, хохотала над остротами Бориса. А в какой-то момент, словно бы окончательно очарованная обоими, она подарила Борису великолепно сделанную миниатюрную копию самурайского меча, а Галине – дорогущую антикварную куклу кокеши, уверив, что оба сувенира приносят в дом счастье.

Кроме Вепрева, в зале работали еще четыре переводчика.

– Вы знаете, мои дорогие, – проникновенно говорила Йоко, – я всегда восторгалась русской культурой. Мало того, скажу вам по секрету, я себя чувствую больше русской, чем японкой. Хотите знать почему? Это большой секрет, но вам я расскажу.

У Галины округлились глаза. Йоко понизила голос: – Я была вскормлена русской тетей.

– Не может быть! – Буряце ошеломленно отпил из бокала.

– В духовном смысле, конечно, – поправилась Йоко. – Это очень романтическая история. Тетю звали Анна Бубнова, ее полюбил блестящий японский юноша, сын банкира, и увез в Японию. Его звали Сюньити Оно.

Молоденькая переводчица бормотала русские слова, не отрывая от Йоко восторженных глаз.

– Сболтнешь – вылетишь из института, – бросила ей Галина. – И из комсомола.

Та, не переставая переводить, испуганно помотала головой.

– Но потом случилась трагедия, о которой мне сейчас трудно говорить. – Йоко потупила взгляд. – Ребенок Анны умер, и ее муж привел новую жену. Оставшись одна в большом холодном доме, в чужой стране, всю свою нерастраченную любовь тетушка отдала мне. Она учила меня играть на пианино и рисовать. Если бы не она, я бы сейчас не достигла таких звездных высот в музыке, я бы не стала той величиной в мире искусства, коей являюсь теперь.

Буряце с уважением посмотрел на Йоко и сменил пустую рюмку на полную. Также поступила и Галина.

– Моя русская тетя потом вернулась на родину, в городок Берново.

– Где это? – строго спросила Галина у переводчицы. Та беспомощно захлопала глазами.

– Регион Тверь, – ответила Йоко.

– Так вам нужно непременно посетить ее! – вскричала Галина. – Давайте я вам все организую – билеты, сопровождение, да хоть самолет! И мы с вами поедем, правда, Боренька?

– Большое спасибо, Галина. – Йоко мягко прикоснулась к ее руке. – Весь мир знает, что в этой стране для вас нет ничего невозможного.

Галина, польщенная, кивнула.

– Но, увы, моя незабвенная любимая тетя скончалась год назад.

Йоко промокнула глаза салфеткой. Галина помолчала, скорбно сложив губы. Потом сказала:

– А и правда, Йока (можно так тебя называть?), я вот прям чувствую, что ты наша, прямо чувствую. – Она приобняла гостью за плечи. – Говори, чего хочешь, все сделаю, все достану!

– Спасибо, Галина, мне ничего не нужно, у меня все есть, – скромно произнесла Йоко. – Правда… Вот мужу моему, Джону… – Йоко выразительно посмотрела на переводчицу, и Галина движением бровей отослала ту прочь. – Ему нужно лекарство, мы забыли его дома. Оно редкое, гомеопатическое.

Йоко приподнялась на цыпочки и шепнула что-то Галине в ухо. Та ошарашенно помолчала секунду, потом сочувственно посмотрела на Джона, беседующего с каким-то упитанным добродушным мужчиной лет сорока пяти, явно семитской наружности.

– Вот все они так, гении, Боря… – сказала Галина грустно. – Нет, чтоб просто выпивать… Вот и Вовка Высоцкий… – Потом улыбнулась Йоко одними губами и кивнула. – Организуем. Сейчас пару звоночков сделаю, подвезут.

Человека, с которым беседовал Джон, звали Моисей Миронович Мучник, и был он недавно назначенным директором Дворца зрелищ и спорта сибирского города Томска. Он приехал в Москву в поисках артистов для своей сцены, а также для знакомства с вышестоящим культурным начальством – и чудом, через приятеля, Леонида Якубовича, попал на прослушивание «Битлз».

И сам собеседник, и разговор с ним явно были Джону в тягость, но вежливость не позволяла ему сказать это напрямую.

– Извините, мистер Мучник, но в таком городишке, если не сказать богом забытой дыре, как ваш Томск, не может быть хороших площадок, – говорил он со скучающим видом. – В свое время мы собирали стадионы и планируем делать это и впредь.

Вепрев с сочувствующим видом переводил, хотя Мучник то и дело пытался вставить фразу на английском, видимо полагая, что от этого его аргументы становятся более убедительными.

– Помилуйте, мистер Леннон, май год, – прижал руки к груди Моисей Миронович, – да наш дворец и есть стадион, только под крышей. Если вы планируете выступать на открытом, ит из ёр бизнес, так сказать, у нас такой тоже есть, но сейчас, знаете ли, зима, и вы таким образом пополните плеяду ледовых фигур в нашем городском саду. Я вас поставлю рядом с бременскими музыкантами. До весны.

Джон фыркнул и посмотрел на Мучника более внимательно, – И сколько ж мест в этом вашем дворце?

– Около трех тысяч. Но это совершенно неважно, сколько там мест, главное – ваш гонорар.

– И каков он будет, по вашим представлениям? Моисей Миронович сделал театральную паузу, округлив кустистые брови, и торжественно произнес:

– Я вам отдам все сто процентов сборов.

Джон удивился. Вепрев тоже, и настолько, что даже спросил сам, не дожидаясь Джона:

– А как же ваши комиссионные? Вам самому что, деньги не нужны?

– А, – махнул рукой Моисей Миронович, – бог с ними, с деньгами. Я получаю неплохую зарплату, мне хватает. Зато факт, что я привезу в Томск «битлов»… «Битлов»! – повторил он, как бы до сих пор не веря в то, что он стоит перед самим Джоном Ленноном и ведет с ним переговоры, – превратит вверенное мне заведение в самое популярное и даже легендарное, и не то что в городе, но во всей стране. Об этом же все толковать будут! Между прочим, – продолжал он тараторить, – недавно я устроил у себя самый первый большой концерт очень известной среди молодежи группы «Цветы» – «Флауэрз». Их на маленькие-то площадки не пускали, они у нас «подпольными» числились, а я предоставил им Дворец зрелищ и спорта… А где «Цветы», там и «Жуки», ведь правда? – Мучник широко улыбнулся.