Волшебный бумеранг (Космологическая феерия) - Николай Руденко

Рагуши промолчал. Потом тихо сказал:

— Туда успеешь. Сначала я навещу жену. И моих земных детей… — Он взглянул на Колю. — Акачи меня лучше поймет. Космические разлуки — ужасная вещь. Выйдешь вечером из дому и ищешь огненную кроху в небе. А она меньше, чем глаз твоей жены, которую оставил на этой крохе… и кажется тебе, что больше никогда не увидишь ее…

Эти слова совсем сбили с толку отца.

— Какая жена? Я ведь знаю твою жену.

— Понимаешь, Ечука, — печально ответил космонавт. — Твой грешный извозчик — двоеженец. Наверное, первый космический двоеженец. Но что я могу сделать? Я очень ее люблю. Люблю свою земную жену. И земных детей так же, как люблю своих маленьких фаэтонцев… Мое сердце принадлежит двум планетам, двум женам и четырем сыновьям… Двое из них на Фаэтоне, двое — здесь… И я их сегодня увижу. Но мои сыновья-земляне никогда не увидят своих братьев-фаэтонцев. Хотя каждый из них знает, что где-то в небе живут его родные братья. Фаэтонцы — черноволосые, а земляне — золотоголовые, цвета солнца… Золотоголовые мальчики показывают на Фаэтон и спрашивают у матери: «Когда прилетит наш отец?». А черноволосые ищут глазами голубую планету и спрашивают то же самое… Вот так я и живу, Ечука! А теперь суди меня как хочешь… Может быть, я и в самом деле подлец, только я ни разу не соврал ни земной, ни фаэтонской жене. Говорю так, как оно есть…

— И они тебя прощают?

— Моя фаэтонка считает земную жену чем-то нереальным. Чем-то сотканным из одних только грез, без крови и плоти. Поэтому-то и не ревнует. А золотоволосая землянка принимает меня за бога, как и каждого фаэтонца. А богам все позволено. — Рагуши грустно улыбнулся. — Как видишь, мне и на Земле и на Фаэтоне достаточно спокойно. А вообще… вообще я не знаю, какая планета мне родней. Обе дороги одинаково.

11. Среди атлантов

… На большом, хорошо оборудованном космодроме их встретили жрецы в прозрачных скафандрах. Собственно, самого скафандра не было видно, только вырисовывался чуть заметный ободок вокруг головы, поблескивающий на солнце. Точно такой же, как нимб вокруг головы христианских апостолов!..

Рагуши чувствовал себя среди жрецов своим человеком. Он дергал их за руки, похлопывал по спинам и бросал не совсем пристойные шутки. Кое-кто из жрецов недовольно морщился, но Рагуши не обращал на это внимания. Он знал, что все они вынуждены терпеть его грубоватое панибратство, так как он имеет над ними власть.

— А это кто? — спросил, наконец, верховный жрец, поглядев на Колю и Ечуку. Жрец был одет в фаэтонский плащ из легкого материала, светившийся на солнце чистым золотом.

Как правило, фаэтонцы не любили блестящих предметов, но здесь, на Земле, жрецы, очевидно, считали нужным рядиться в пышные блестящие одежды. Они жили среди дикарей, на которых этот слепящий блеск производил гипнотическое действие.

— Это мой брат, — соврал Рагуши, не моргнув глазом. — А это его сын. Взошел уже на одиннадцатую ступень… Как видите, парень хоть куда! Попросились со мной, чтобы посмотреть на ваш земной рай. Если позволите, конечно…

— Мы гостям всегда рады, — сдержанно ответил верховный жрец. — Пусть слава о божьем промысле на Земле распространится среди всех фаэтонцев.

Теперь в поведении жрецов появилась какая-то скованность, аскетическая сухость, и это сразу же заметил Рагуши.

— Да плюньте вы на свои церемонии! — воскликнул он. — Мой брат — ваш брат. Кстати, его очень любят ближайшие слуги нашего Единого. Он с ними не раз пробовал ваш божественный напиток.

Это, видимо, сразу помогло. Хмельной напиток, который изготовлялся на Атлантиде, тайком перевозили на Фаэтон такие доверенные лица, как Рагуши. Жрецы Всевышнего на Фаэтоне давно уже пристрастились к этой жидкости. Конечно, Бессмертный ничего не знал об этом — все-таки не такой уж он всевидящий, как считают.

— Где же моя жена? — спросил Рагуши у верховного.

— Ты что, ослеп? — засмеялся тот. — Разве не видишь? Вон стоит.

Коля посмотрел туда, куда показал жрец. У решетчатой ограды, окружавшей космодром, стояла красивая молодая женщина в розовой одежде. Видно, этот цвет подсказал ей сам Рагуши — фаэтонские женщины во время космических встреч и разлук всегда надевали розовое — это стало уже традицией.

Женщина затуманенными от слез глазами смотрела на своего космонавта и послушно ждала, пока он освободится от всемогущих жрецов. Она земная женщина, и ей не годится мешать богам. Рядом с ней стояли два золотоволосых мальчика.

Коля с изумлением смотрел на них и думал: «Неужели же дети Рагуши вырастут рабовладельцами?».

А Рагуши, увидев жену и детей, побежал к ним. Он был несдержан, порывист, как, впрочем, всегда и во всем, и, подхватив на руки детей, бегал с ними по плитам космодрома, выкрикивая:

— Атлант! Посейдон! Заждались? А я привез вам подарки от ваших братьев. Они вас очень любят… А вы их любите?

Он прижимал сыновей к широкой груди, а они льнули щеками к его скафандру и ничего не слышали, потому что сами были без скафандров.

Поставив детей на землю, Рагуши обнял жену.

Жрецы взлетели в воздух и исчезли из виду, а Рагуши, забыв о Ечуке и Коле, ушел вместе с женой и детьми. Но по дороге, вспомнив о своих космических переселенцах, остановился и крикнул:

— Извини, Ечука! Я забыл, что у тебя нет плаща. Возьми мой в ракете… Ах, правда! Один на двоих. Не годится. Гуляйте так. Я вас потом найду…

Отец усмехнулся.

— Не волнуйся, походим пешком. Не заблудимся…

И вот они стоят на высокой горе, почти до самой вершины покрытой пышной растительностью. Подняться туда было сравнительно легко, так как Земля в полтора раза меньше Фаэтона и здесь они весили соответственно меньше.

За зелеными террасами гор открывались необъятные морские просторы, посреди которых кое-где зеленели островки. А между гор, в большой котловине, лежал белый, исчерченный полосками запутанных улиц большой земной город — столица Атлантиды. Он вовсе не был похож на фаэтонские города, приспособленные для жизни в сером мраке, среди вечных снегов и морозов. Здесь были не нужны ни генераторы климата, ни сферические, полупрозрачные крыши. Здесь скорей нужно было защищаться от жгучего солнца и от щедрых ливней, о которых на Фаэтоне не имели никакого представления.

Город сооружен из гранита и мрамора. Кое-где дворцы имеют, правда, тоже сферические крыши, но это, очевидно, только по традиции. В большинстве же здесь была своя, земная архитектура. Тонкие мраморные колонны с бронзовыми капителями украшали каждый дворец и каждый храм. Улицы и площади вымощены мраморными плитами. А в центре города на зеленом холме, возвышавшемся над столицей, стоял белый храм верховного жреца — самое величественное сооружение в городе. Храм этот был тоже окружен мраморной колоннадой. А на его белой крыше, сделанной в виде призмы, на самой верхушке ее сияла чистым золотом монументальная фигура Единого.