Волшебный бумеранг (Космологическая феерия) - Николай Руденко

— Это и есть основная работа скотоводов, — объяснил Лашуре. — От постоянной неподвижности у дагу атрофировались мышцы. Они им так же не нужны, как и суставы на ногах. Но нарушается кровообращение… Если не делать массажей, животное будет давать много жира и мало мяса… Массажи проводятся почти непрерывно. Один скотовод кончает — другой начинает… Те люди, которых вы видели в пещерах, — тоже массажисты. Вскоре заступит новая смена…

— Значит, их мышцы поддерживаются за счет человеческих? — спросил потрясенный Коля.

— Да. Отсутствие движения компенсируется массажем. Это дает хорошие результаты, — сказал Ла-шуре.

— Неужели нельзя изобрести какие-нибудь приборы для массажа? — все с той же наивностью допытывалась Лоча.

— Зачем же? Что будут тогда делать беловолосые? — ответил Лашуре. — Ведь они должны хоть как-то оправдать свое существование… И ту пищу, которую выдает им Бессмертный.

К Лашуре подошел худой, изможденный человек и незаметно для других скотоводов быстро зашевелил пальцами. Ему в ответ так же быстро задвигал пальцами Лашуре. Коля понял, что это язык жестов, к которому прибегают тогда, когда нужно сообщить что-то тайное. И Лашуре тотчас же, взяв за локти Чамино и Лочу, кивнув головой Коле, повел их к выходу.

Коле запомнилось лицо скотовода. Оно показалось ему чем-то неуловимо похожим на лицо Ечуки-отца.

К жилью Лашуре они возвратились без особых приключений. Закрыв двери, Лашуре сказал:

— Наблюдатели передали, что нами заинтересовались на контрольном пункте. Мне, правда, верят, но я не имею права злоупотреблять этим доверием.

— А они не придут сюда с обыском? — спросил Чамино, испугавшись за судьбу изобретения, ведь на него возлагались такие огромные надежды.

— Карателей я не боюсь. Это тупые, необразованные люди. Они не способны отличить обычный фонарик от шахо. А служители храмов далеко не ходят…

Коля спросил у Лашуре:

— Разве шахо контроля не улавливают смысла переданного на пальцах?… Ведь люди все равно мыслят словами…

— Да, — согласился Лашуре. — Но групповой контроль по большей части осуществляется при помощи улавливателей звука. И только время от времени луч шахо направляется на мозг какого-либо отдельного человека. В таком случае язык жестов скрыть невозможно. Но это случается только тогда, когда человек вызывает подозрение.

Лоча молчала. Она была угнетена всем увиденным и теперь до конца поняла брата. А Коля смотрел на нее и думал о том, что у его любимой благородное сердце и она страдает за людей.

Когда все немного отдохнули, Чамино обратился к Коле:

— Теперь мы можем поговорить о том, ради чего мы сюда прибыли.

Взгляд его был суровым, а в голосе слышалась твердость.

— Разве мы не говорили? — удивился Коля. — Все, что ты мне показал, Чамино… Поверь мне: я готов…

Чамино положил руку ему на плечо.

— Знаю, Акачи. Если бы я не знал этого, я бы не привел тебя сюда. Но есть вещи, о которых ты еще не знаешь. Тебе нельзя больше выходить отсюда… Лашуре устроит тебя в безопасном месте… Мы будем часто встречаться, — и добавил, обращаясь к Лоче: — Акачи не будет чувствовать себя одиноким, ведь правда?

Для Лочи это тоже было неожиданностью. На ее лице снова появился румянец.

— Зачем ему здесь оставаться? — дрогнувшим голосом спросила девушка.

— Так нужно. Мы должны уберечь Акачи. Уберечь для борьбы. А еще потому, что он наш друг…

И Чамино рассказал то, чего не знал Коля, потому что Ечука-отец не захотел, чтобы он стал свидетелем его разговора с Единым и отослал сына на Зеркало Быстрых Ног.

Когда Коля вышел на улицу, Единый сказал:

— Раб божий Ечука! Я назначил тебя своим советником, ибо в тебе лучше всего проросло зерно разума, которое я, твой Всевышний, бросаю в череп каждого человека. Но не в каждом черепе это зерно находит плодоносный грунт… Кем был твой отец? Он жил так же, как и твой дед и прадед, среди бессловесных тварей. Ты, Ечука, жил бы точно так же, если б я не заметил, что в тебе зреет мое зерно. Как же ты отблагодарил за это Единого Бессмертного? Ты вкладываешь в череп своей младшей плоти еретические мысли. Опомнись, Ечука! Вернись в лоно божье и верни сына своего.

— Я всегда служил истине, Отче. Она для меня более священна, чем моя жизнь. Сегодня истина живет не под твоей десницей, Всевышний. Она сегодня там, на Материке Свободы! Я знал, что ты меня покараешь. И готов принять смерть за истину. Но прошу тебя: отпусти моего сына на Материк Свободы!..

— Нет, еретик! — прогремел металлический голос Единого. — Я не дам тебе легкой смерти. И не отпущу твоего сына на Материк черных пороков, который побуждает меня совершить страшный суд над греховным человечеством. Ты вместе со своим сыном полетишь туда, где господствуют адская жара и духота, и ты будешь вымаливать у меня глоток родного воздуха! А я буду посылать тебе его один раз в оборот. Буду посылать ровно столько, чтобы ты не мог жить и не мог умереть. И тогда я, наконец, услышу твою молитву, богоотступник!.. — Изображение Бессмертного на стене внезапно исчезло. Только мерцающим голубым светом горел экран. Потом и он исчез. Несколько минут в центре стены горело яркое пятно, но вскоре и его не стало.

И тогда в ту же минуту в кабинете Ечуки появились служители Единого, одетые в черные плащи. На груди у старшего служителя сияла большая шестиугольная звезда.

Он сказал:

— Богоотступник Ечука! Отдай нам свой плащ и шахо. Отныне ты утрачиваешь на них право…

Выслушав рассказ Чамино, Коля долго молчал, потом с невольным недоверием обратился к товарищу:

— Но ведь мы вместе были на Зеркале Быстрых Ног. Потом сразу полетели сюда… Откуда же тебе известно об этом разговоре?

Чамино сдержанно улыбнулся.

— Разве ты забыл, что я заходил домой за карманными климатизаторами?

— Ну и что?

— Этого было достаточно, чтобы узнать обо всем. — Улыбка на смуглом лице Чамино угасла, глаза с большими белками стали серьезными. — Моя стена горизонтов постоянно настроена на Дворец Бессмертного. Мне известно каждое его слово. Я расшифровал тайные волны, которыми он пользуется для разговоров с советниками и жрецами. Моя стена горизонтов сама фиксирует каждый его разговор, и я могу воспроизвести его когда угодно. — Чамино внимательно посмотрел на Колю. — Это, конечно, тайна… Но я доверил тебе еще большую тайну. Потому что верю: ты будешь с нами. Думаю, я не ошибся, Акачи?… Почему ты молчишь?

В душе Коли шла сложная борьба. Он понимал, что протест отца — это отчаянный поступок одиночки, чья совесть не может больше мириться с происходящим. Лучше смерть, чем такая жизнь. И он сам отдал себя в руки палачам, сам обрек на тяжелую каторгу. Такой протест не вызовет никаких изменений в обществе. И сколько бы ни было таких протестов, все они закончатся победой Бессмертного. Может быть, и отец Чамино погиб, протестуя таким же образом?