Злая королева (СИ) - Елена Ахметова

Я взволнованно обернулась к капитану, но он только отмахнулся, а Родриго и вовсе сделал вид, что нас не существует.

— У подножия Моренских гор, где они встречаются с морем, когда-то стояла маленькая деревушка, — заговорил он, понизив голос. — Ее жители выходили на промысел в море, ловили рыбу и собирали жемчуг. Самым удачливым из них был юноша по имени Понкайо, седьмой сын рыбака. Он почитал бога и его благоволением объяснял свою удачу, а потому каждый день относил часть своего улова в деревенскую церковь.

Судя по скуке на лицах слушателей, стремление капитана Датри к тихой и мирной жизни большинство не разделяло — а то и вовсе удрало на пиратский корабль подальше от рыбацких сетей и деревенских церквушек. Впрочем, насколько я знала Родриго, его арсенал жутковатых сказок был поистине огромен, и начинались они все пасторально. А вот заканчивались… по-разному.

— Однажды улов был таким большим, что сети Понкайо порвались, и рыба ускользнула обратно в море, — продолжал Родриго. — Там рыба отыскала Морского Повелителя и пожаловалась ему: Понкайо слишком удачлив, слишком много он забирает из моря, потому что рожден седьмым сыном и забрал удачу шестерых своих братьев, и нет на него никакой управы, ведь священник на его стороне. Морской Повелитель разгневался и хотел было затопить всю деревушку, но дома стояли на освящённой земле, и злые волны обходили их стороной. Тогда он решил действовать хитростью и позвал на помощь прекраснейшую из своих дочерей.

Морские чудовища и бабы пользовались у матросов куда большим успехом, нежели богобоязненные рыбаки. Слушатели притихли, но Родриго отвернулся, будто бы потеряв к ним интерес, — и дальше рассказывал, не сводя с меня тяжёлого изучающего взгляда:

— Волосы ее были черны, как неизведанные морские глубины, кожа — белее жемчуга, а глаза — зеленее волн. Всякий, кто видел ее, влюблялся без памяти; влюбился и Понкайо.

Пристальное внимание рыцаря не осталось незамеченным. Один за другим матросы оборачивались на меня — но тут же натыкались на недовольный взгляд капитана и спешили сделать вид, будто их интересовали первые звёзды на небе.

— Понкайо молил дочь Морского Повелителя выйти замуж за него, — продолжил Родриго после тягостной паузы. — Но она отказала ему. Не было у нее имени, данного при рождении, не было света в глазах и не было души. Она не могла войти в церковь и назвать Понкайо своим мужем. «Неужели ничего нельзя поделать? — отчаянно вскричал юноша. — Ведь моя любовь так сильна, что я погибну без тебя!» Тогда морская дева предложила Понкайо выход: если бы седьмой сын дал ей своей крови, она смогла бы выйти из моря и вознести молитвы со священником; кто знает, быть может, бог смилостивится над влюбленными и подарит ей душу и имя? Понкайо обрадовался и, веря в свою удачу и Господа, дал морской деве напиться своей крови. Он обессилел и уснул на берегу, а дочь Морского Повелителя вышла из воды, обнаженная и прекрасная, как рассвет над волнами. Деревенский священник увидел ее, влюбился без памяти и стал молить выйти за него замуж. Но морская дева отказала и ему. «Нет у меня имени, данного при рождении, нет света в глазах и нет души, я не могу войти в церковь и назвать тебя своим мужем, — сказала она. — Но моя любовь к тебе так сильна, что я погибну без тебя! Выпей моей крови и назовись моим мужем не перед богом, а перед самим морем; все затопленные сокровища будут твои, все волны подчинятся тебе, и я стану тебе верной женой». Священник пришел в ужас, но дева была так прекрасна… — «…и обнажена», — пробормотал капитан Датри, но Родриго не обратил на него внимания, — что он не смог устоять и согласился. Но стоило ему сделать глоток ее крови и отказаться от намерения войти с нею в церковь, как морские волны захлестнули деревню и смыли ее на дно, потому как вера больше не защищала землю. Морские рыбы ликовали, потому что смерть отныне обходила их стороной, и прибой исполнял победный танец, потому что ничто не стояло на его пути; только Морской Повелитель печалился, потому что его дочь перехитрила и священника, и Понкайо, но не смогла перехитрить смерть: кровь седьмого сына взяла над ней верх и превратила в обычную женщину, и ее сгубила вода. Удачи Понкайо хватило, чтобы отомстить, но с тех пор никто не селится на берегу, а те, кто выходит на промысел в море, помнят…

— …что верить бабе на слово — последнее дело, — с видом знатока вклинился Чар, явившийся под конец рассказа. — Всю кровь выпьет!

Я с трудом удержалась от того, чтобы ощериться не хуже капитана. Рассказать, что ли, сказку о мужском коварстве? Чтобы в ней сын Морского Повелителя обещал удачливой рыбачке не напоминать окружающим, что женщины на корабле — к несчастью, и вместо этого принялся изрыгать женоненавистнические сентенции? И чтобы в конце тоже все умерли, включая мерзко гогочущих слушателей!

— А ведь ты седьмая дочь, — вдруг вспомнил капитан Датри, заставив меня разом позабыть о мерзком поведении корабельного секретаря и настороженно замереть. — Может быть, поэтому тебе так везёт?

Я заставила себя расслабить плечи и одарила его чарующей улыбкой.

— Под везением ты понимаешь то, что меня изгнали из моего королевства и пытались убить, или то, что корабль, на котором я бежала, атаковали пираты?

Уголки его губ дрогнули в усмешке.

— Ты все ещё жива, — заметил он и легонько потянул за прядку моих волос, выбившихся из прически. Прядь, конечно же, была черной, как и у большинства яфтиек, но сейчас в этом чудился потаённый смысл — как и в тяжёлом взгляде Родриго, который так натурально потемнел лицом после рассказа, что даже актеры королевского театра позавидовали бы естественности его игры. — Пойдем-ка со мной, моя королева. Наверняка у тебя найдутся сказки поинтереснее… а если и нет, то ты наверняка придумаешь пару-тройку специально для меня.

Я оперлась на его ладонь, чтобы подняться на ноги. Нил наблюдал за мной — пристально и неотрывно, и в его глазах мне чудилось тепло.

Тоже, надо полагать, отменно сыгранное.

В капитанской каюте никого не было, и от этого мне вдруг впервые стало неспокойно. С палубы долетали взрывы хохота и гомон: зёрнышко недоверия к бабам и морским глубинам упало в плодородную почву, и теперь все выдвигали свои варианты, что именно Понкайо следовало сделать с прекрасной девой. Церковь, разумеется, не включал в себя ни один, но фантазии матросов можно