Прошлое не продаётся - Алексей Макеев

– Я жена вот его, Якимчук Елена, – указала на одну из мумий женщина с огромными серьгами в ушах. – Но общаться с вами мой муж вряд ли сможет. – Тон женщины был сух и категоричен.

– А я сестра. Меня зовут Инна Дорохина. Мой брат тоже едва может говорить, поскольку очень слаб, – столь же категорично объявила другая, рыжеватая, в синем платье.

– Да, да, конечно. – Гуров чуть заметно усмехнулся. – Они в крайне тяжелом состоянии. Можно сказать, в коме. Ну что ж, тогда давайте побеседуем с вами. Вы не возражаете?

– Да в принципе-то нет, – пожала плечами жена Якимчука. – Но что мы вам сможем сказать? Мы на месте… Ну, где взорвалось, не были. Ничего не знаем. Кстати, следователь прокуратуры здесь уже был. Он тоже задавал вопросы. Но мы и ему помочь ничем не смогли.

– А этого человека вам никогда ранее видеть не доводилось? – Гуров показал женщинам фотографию домушника Лупова.

– А кто это такой? – Надев очки, Инна Дорохина внимательно всмотрелась в фотографию.

– Бывший квартирный вор по кличке Кио, – объяснил Гуров, – прозванный так за умение виртуозно проникнуть в самые неприступные квартиры, но последнее время занявшийся делами ему несвойственными – покушениями на убийство.

– Кио?! – дернулась ближняя к Гурову мумия, то есть Якимчук. – С-сука-а…

– О-о! – рассмеялся Гуров. – Свершилось чудо. Настоящий Кио – поистине волшебник. Одно лишь упоминание о жулике, взявшем его псевдоним, вернуло к жизни безнадежно контуженного.

– Господин милиционер! – язвительно изрекла Елена Якимчук. – Ерничать и зубоскалить по поводу состояния пострадавших, мне думается, не признак хорошего тона. Это ведь, кстати, говорит о низком качестве вашей работы! Где это видано, чтобы нормальных людей средь бела дня взрывали где-нибудь в подъезде, на пороге квартиры?

– Я бы с вами всецело согласился, если бы не одно обстоятельство. – Лицо Гурова было серьезно, но в глазах светилась нескрываемая ирония. – Милиция – не коллегия ясновидящих и чудотворцев. Без помощи населения, которое по закону обязано оказывать нам содействие, и в первую очередь информационное, наша работа может превратиться в бег на месте. И вот прямое тому подтверждение. Пострадавшие знают того, кто предположительно совершил на них покушение. Но говорить ничего не желают. Почему?

– Они хотят дожить до старости, – столь же язвительно в разговор вступила Инна. – Вы же сами прекрасно знаете, что у вас, в Москве, как в каком-нибудь Палермо, властвует «омерта» – закон молчания. Как там у них? Кто не молчит – тот должен умереть? Вы можете обеспечить их полную безопасность? Сомневаюсь. Наша милиция умеет только бодро рапортовать, что рост преступности неуклонно снижается. А мы видим совсем иное.

– К вашему сведению, кое-что вижу и я. И прежде всего желание скрыть свою связь с криминальным дельцом Антошиным. Вот, по данным «неотложки», пострадавших от взрыва на лестничной площадке было шесть человек. Трое мужчин, из которых один погиб на месте, и три женщины, значащиеся в милицейской карточке как неоднократно привлекавшиеся за занятие проституцией. Я не собираюсь выяснять какие-то корпоративные тайны, если таковые имеют место быть, я просто хочу спросить: куда и к кому в столь поздний час приехали граждане Дорохин и Якимчук?

– Гоша, это о каких женщинах он говорит? – Елена медленно повернулась к нервно заворочавшемуся мужу. – Я жду ответа!

– Да вдвоем мы были с Валяном… С Валентином то есть, – с ненавистью глядя на Гурова, хрипло заговорил Якимчук. – Мы с ним оба безработные, а проживающий в том доме коммерсант, с ним Валентин чисто случайно в тот же день и познакомился, пообещал взять нас в дело. Ну а почему он такое время назначил – это у него надо спросить. Пока ехали в лифте, познакомились с Мишкой. Он сказал: ребята, с тем мужиком не связывайтесь – кинет. Пригласил к себе выпить за знакомство. Вышли из лифта, он пошел открывать дверь, а я тормознулся, чтобы достать сигареты. Валентин тоже остановился, чтобы у меня стрельнуть. Тут шаги: с верхнего этажа по лестнице спускаются три какие-то девки. Валян еще прикололся: что ж без песен – или кавалеры плохо угостили? И тут – как долбануло! Все. Очнулся я уже здесь, в реанимации. Я вообще не понимаю, для чего тут нужно наводить тень на плетень, делать какие-то намеки. Запомните, я от жены не гуляю. И в нашу семью колы вбивать не надо.

– Хорошо, хорошо, клин я не вбиваю, – согласился Гуров. – Но вот как объяснить тот факт, что кличка киллера Кио вам знакома?

– Да не знаком он мне. – Якимчук старался придать своему голосу предельную убедительность, но получилось как раз наоборот. – Я вообще такую кликуху слышу впервые. Просто взял себе на заметку, что, доведись этого урода встретить, башку ему оторву. Вот и все.

– Ну, хорошо, – Гуров встал, собираясь уходить, – сделаю вид, будто вам поверил. Что еще остается? Однако я не уверен, что эта встреча у нас последняя.

Через полчаса, шагая по коридору управления, Гуров встретил следователя Гойду. Тот как бы нехотя сообщил, слегка замедлив шаг:

– Лев Иванович, просили передать: Смирнов уже освобожден. Вчера вечером уехал к семье.

– Вот и замечательно, – чуть пожал плечами Гуров. – Справедливость восторжествовала – что может быть лучше?

Зайдя в кабинет, он набрал номер телефона Смирновых.

– Я слушаю. Вам кого? – услышал он женский голос.

– Здравствуйте, Светлана. Это Лев Иванович Гуров, я недавно к вам заезжал. Алексей, надеюсь, уже прибыл?

– Да… – В голосе женщины зазвучала тревога. – А что случилось?

– Да вы не волнуйтесь! Все ваши проблемы уже позади. У меня к Алексею, так сказать, частный вопрос. Ничего серьезного.

– Да, я слушаю. – Голос Смирнова был спокоен и даже умиротворен. – Это вы, Лев Иванович?

– Алексей, я поздравляю тебя с возвращением к семье. Рад, что твои беды наконец-то закончились.

– Спасибо вам, Лев Иванович. – Смирнов тяжело вздохнул. – До сих пор не могу поверить, что опять дома. Вы что-то хотели у меня спросить?

– Да, Алексей… – Гуров после секундного раздумья продолжил: – Не хотелось бы тебя дергать в первый же день после возвращения, но, может, хотя бы по телефону поможешь вот с чем разобраться. Мы на днях взяли весь состав мастерской «Спектр-Д», которая теперь называется «Карат-экстра». Большинству из этих людей ничего не инкриминируется, и они уже отпущены под подписку. Скорее всего, они пройдут лишь как свидетели. А вот, скажем так, административный состав, их трое, пока под стражей. Но и они от всего открещиваются, хотя улик более чем достаточно. Все валят на одного Мушенкина. Но на того валить теперь можно все, что угодно. В первую же ночь после задержания он преставился. Врачи признали сердечный приступ.

– Сомневаюсь. – Смирнов недоверчиво хмыкнул. – Этого бугая оглоблей не перешибешь. И на сердце он никогда не жаловался. Скорее всего, кольнули чего-нибудь. А кто с ним был в камере?

– Да его же помощники с ним и были. В СИЗО лопухнулись и всех кинули в одно помещение, хотя должны были распределить по отдельности. Значит, это Ханулин, Гаспарян и Медников.

– Медников? – Голос Смирнова стал напряженным и жестким. – Жив, курилка? Да, еще тот шакал. Он считался правой рукой Мушенкина, но делами они ворочали на равных. Гаспарян и Ханулин – пешки, только рангом повыше. Их к секретам, я так думаю, не подпускали. Они знали не больше, чем мы. А Медников держал в руках всю кассу мастерской. Жалованье он нам назначал. Мушенкин лишь утверждал. Так что, если взять его за жабры, он может много чего интересного рассказать. Кстати, если будет упираться, скажите, что я готов встретиться с ним на очной ставке и выступить как свидетель в суде. Эти уроды отняли у меня год жизни. Вот теперь пусть сами посидят.

– Хорошо, Алексей, спасибо. Я с ним сегодня как раз встречаюсь. – Гуров собрался положить трубку, но вновь услышал голос Смирнова:

– Будете там, проверьте-ка его туфли. Особенно каблуки. Поговаривали, что они у Патрикея, это его погоняло, с секретом.

В СИЗО Гуров приехал ближе к десяти. На проходной он встретился со следователем, которому поручили дело «Карат-экстра».

– Вы Лев Иванович? – вежливо осведомился худощавый высокий мужчина, похожий на Жака Паганеля. – Хотите поговорить с Медниковым? Ой, дело безнадежное. Хитер, изворотлив, все спихивает на Мушенкина. Даже не знаю, с какого бока к нему подойти.

– Сейчас, мне почему-то так кажется, он канарейкой защебечет, – многообещающе усмехнулся Гуров.

Медников даже на первый взгляд не казался простаком. Едкий, как кислота, взгляд маленьких бегающих глаз светился хитростью, умом и изворотливостью. Небольшого роста, жилистый и крепкий, как пружина, он даже в следственном изоляторе держался нагловато и уверенно.

Сев напротив Гурова, он вызывающе ухмыльнулся:

– Что, гражданин следователь пал духом и попросил подкрепления?