Ветер над островами - Андрей Круз

– Иван-машинист. Он, когда в порту, только и возится с машиной. Она ему вместо жены и негритянок в борделе.

Тут я вновь озадачился. Что у них там стоит? Дизель? Не верится как-то, дизель – штука сложная на самом деле, сложнее обычного бензинового двигателя, а судя по тому, что я вокруг заметил, тут технологии еще за пределы «силы пара» не вышли. Достаточно того, что в лавках и караулке я электрических лампочек не видел, а висели на стенах исключительно… хм… керосиновые? Или масляные? Тут уже не знаю, но в любом случае на чем-то жидком, с фитилями и стеклянными колбочками.

Если из таких выводов исходить, то на шхуне должна быть полноценная труба, как на любом пароходе. Высокая, чтобы тягу создавать, – а ее не было. Не было на «Закатной чайке» и не было ни на одном другом суденышке в гавани, хоть и были они самыми разными, длиной от десяти метров примерно так до пятидесяти. Хотя с этого места можно было разглядеть на палубах некоторых судов, ближе к корме, надстройки или люки, очень похожие на машинные. И тоже без больших труб. Интересно.

– А что за машина у вас? – спросил я Веру.

– Обычная, судовая, – прожевав, пожала она плечами. – Средняя.

– А еще какие есть? – уточнил я.

– Большие и малые, – удивительно емко ответила она.

– И на чем она работает? – зашел я с другой стороны.

– Как на чем? – посмотрела она на меня с удивлением. – На воде и масле. На чем еще машины работают?

– У нас, там… – я неопределенно кивнул куда-то себе за спину, подразумевая свой мир, – …машины на чем только не работают, самые разные есть. Поэтому и спрашиваю.

– У нас машина одна, – ответила она категорично. – И на судах, и для мастерских, и для электричества, если оно есть.

– И как работает?

– Дай поесть, а? – поморщилась она. – Иван-моторист тебе все расскажет.

– Вы в школе устройство машин проходили? – спросил я, зайдя с другой стороны.

– А как же! – гордо ответила Вера, цепляя с дощечки очередной кусок рыбы. – Проходили.

– И оценки ставят?

– Ставят… – с оттенком недоумения нахмурилась она. – Как же без оценок!

– И что у тебя по устройству машин было? – спросил я напрямую.

– Что надо, то и было, – сразу насупилась она, зацепила белыми зубами рыбу с вилки и начала подчеркнуто тщательно ее пережевывать.

Я решил не добивать ее, потому что тема оценок по «Теории машин и механизмов» ее явно не вдохновляла на продолжение беседы, и тоже вернулся к обеду. Так, в сосредоточенном молчании, мы доели наш обед, после чего легальные поводы не возвращаться на борт шхуны были окончательно исчерпаны. Вера это поняла, потому что вздохнула, подхватила с земли стоящий между ног ранец и спросила:

– Пойдем, что ли?

– Пойдем, – кивнул я. – Чего тянуть? Чему быть, того не миновать.

Я тоже закинул ранец на плечо и пошел следом за решительно зашагавшей девочкой. Мы прошли «рыбацкий сектор» гавани, затем потянулись пирсы, к которым были пришвартованы суда побольше. Стояли они плотно, одно за другим. На некоторые как раз грузили товар с помощью примитивных кранов с приводом от ручных лебедок, на иных шла приборка и покраска, а на некоторых палубы были пустынны.

– Вера, а в судах ты разбираешься? – спросил я.

– А как же! – даже удивилась она вопросу. – У нашей семьи вся торговля морем всегда была. Как мне не разбираться?

– Так просвети тогда, как что называется, чтобы мне совсем дураком не выглядеть, – попросил ее я. – Вон та большая посудина как называется?

Я показал на судно метров пятидесяти в длину, широкое, с тремя мачтами и длинной надстройкой на палубе. На корме его красовалась надпись белым по черному: «Нарвал».

– Это барк, – сразу сказала она. – Принадлежит Христианскому Промышленному Дому, доставляет всякий товар с Большого острова. Больше этих судов и не строят ничего.

– А вот это что?

Палец мой указал на одномачтовое суденышко метров пятнадцати или чуть больше в длину, на корме которого сидел, свесив босые ноги за борт, матрос в белых холщовых портках и удил рыбу с борта.

– Шлюп, – ответила Вера. – Видишь, какой он широкий и развалистый в миделе? Если бы он был €уже и нос острее, то была бы яхта. Да, и у яхты водоизмещение поменьше, с грузом они не ходят. Корпус узкий, нос острый, а у шлюпа – все как у земляной шаланды.

– А как они ходят? – уточнил я. – Ну яхты я имею в виду.

– Пакетботами и почтовыми судами, – ответила девочка. – Иногда пассажиров берут, если место есть. И у церковной стражи посыльные яхты есть, но на тех еще и по две пушки.

Вот как… еще интересная деталька, не забыть бы расспросить. Пушек я пока не видел, к слову.

– А «Закатная чайка» – шхуна? – уточнил я.

– Шхуна, – кивнула девочка. – Шхуны у тех купцов, которые далеко ходят, а груза возят не так чтобы слишком много. Зато идут быстро. А вон там, видишь? В конце пирса?

Ее маленькая ладонь указала на двухмачтовое грузовое судно, явно не скоростное, широкое, с высокими бортами и наверняка – с объемистым трюмным чревом.

– Толстяк какой, – усмехнулся я.

– Верно, – скупо улыбнулась на комментарий девочка. – Это лихтер. На них ходят те, кому спешить некуда, а груза берут много. И с ним небольшая команда может управляться, так что купцы такие любят строить. Такой лихтер везет груза как две наших «Чайки».

Как я понял, на этом список строящихся здесь судов и исчерпался, если не считать всевозможных рыбацких баркасов, шаланд, шлюпок с судов и крошечных вертких тузиков, скопление которых вплотную примыкало к рыбному рынку.

Так мы прошли шесть капитальных каменных причалов, далеко отходящих от набережной, и добрались до последнего, седьмого, в самом конце которого и пришвартовалась «Закатная чайка». С борта на причал были переброшены узкие дощатые сходни с канатными леерами.

Палуба немаленькой, в общем, шхуны с такого расстояния показалась тесноватой, ее среднюю часть занимала невысокая надстройка ходовой рубки. Сама тиковая палуба была выскоблена и пропиталась морской солью до белизны. На самом носу, равно как и на корме, стояли две металлические треноги, мощные и тяжелые, назначения которых я так и не понял.

За надстройкой, у самой полукруглой кормы с далеко выдающимся назад ахтерштевнем, у поднятой двойной крышки большого люка, рядом с которым возвышались невысокие изогнутые трубы, сидел на корточках голый по пояс загорелый человек в грубых холщовых портках, застегивающихся на боку с захлестом, как у всех нормальных моряков, и со всклокоченной седоватой бородой. Руки у него были измазаны по локоть в машинном масле, босые пятки по цвету соперничали со смолой, а сам он коротким широким ножом, похожим на сапожный, сдирал резиновую прокладку с какой-то металлической детали. Длинные седые волосы были забраны на затылке в хвост, перехваченный кожаным шнурком, на шее висел простой латунный крестик.