Нормандцы в Сицилии - Джон Норвич

В Константинополе, где Гумберта и его спутников уже сильно недолюбливали за их узколобое высокомерие, известие об отлучении распространилось быстро. Демонстрации в поддержку патриарха прошли по всему городу. Сначала основное возмущение было направлено против латинян, но вскоре толпа нашла новую жертву — императора, потакавшего легатам и тем самым подтолкнувшего их к столь радикальным действиям. К счастью для Константина, у него нашелся козел отпущения. Сам Аргирус находился в Италии и, все еще оставаясь в неведении относительно того, что произошло, трудился над созданием альянса; но те члены его семьи, которые оказались в столице, были немедленно арестованы. Это несколько успокоило чувства толпы, но только когда булла была публично сожжена, а трех легатов официально предали анафеме, мир вернулся в столицу.

Такова была последовательность событий, случившихся в Константинополе в начале лета 1054 г., приведших к окончательному разделению Восточной и Западной церквей. Это печальная и грязная история, поскольку, при всей неизбежности расхождений, всех этих событий можно и нужно было избежать. Прояви умирающий папа или старый император больше силы воли, окажись амбициозный патриарх или тупоголовый кардинал не такими фанатиками, и раскола не случилось бы. Роковой удар нанесли утратившие полномочия легаты умершего папы, представлявшие лишенную главы церковь, поскольку новый понтифик еще не был избран, способом незаконным и бесчестным. И латинское, и греческое отлучения были направлены персонально на церковных иерархов, а не на церкви, которые они представляли; оба могли быть позже отменены, поскольку никто в то время не воспринимал происшедший раскол как окончательный и постоянный. На самом деле он таким и не являлся, ибо дважды в последующие века — в XIII в. в Лионе и в XV в. во Флоренции — Восточная церковь по политическим соображениям признавала главенство Рима. Но, хотя временная повязка может прикрыть открытую рану, она не способна ее излечить; и, несмотря на бальзам экуменистского конгресса 1965 г., рана, нанесенная христианской церкви кардиналом Гумбертом и патриархом Керуларием почти десять столетий назад, продолжает кровоточить.

Глава 9

ОБЪЕДИНЕНИЕ

Рожер, младший из братьев, которого молодость и сыновья преданность прежде удерживали дома, теперь последовал за своими братьями в Апулию, и Гвискар очень обрадовался его прибытию и принял его с подобающими почестями, ибо он был прекрасным юношей, высокого роста и изящного сложения… Он всегда был дружелюбным и жизнерадостным, сильным и доблестным в битве, и благодаря этим достоинствам он вскоре снискал всеобщее расположение.

В общем возбуждении, последовавшем за их победой при Чивитате, нормандцы недооценили значение событий в Константинополе, поводом для которых они невольно послужили, и тем самым, возможно, спасли себя от гибели.

Но при этом они полностью сознавали тот факт, что, нанеся поражение папской армии, они безмерно повысили свой авторитет. Многие местные жители верили, что нормандцы непобедимы, поскольку заключили союз с силами тьмы. Но даже те, кто продолжал подозревать, что они могут уступить более могучему противнику, были вынуждены признать, что в данный момент такого противника, очевидно, не существовало. Подобные пораженческие настроения давали нормандцам дополнительное преимущество, которое их предводители быстро уловили; и события следующих нескольких лет, описанные в хрониках, представляют собой череду легких побед, поскольку города один за другим сдавались при их атаках почти без борьбы. Их главной целью было завоевание того, что осталось от византийской Апулии, где деморализованные греки, лишенные поддержки папы, не преуспевшие в попытках переговоров с Генрихом III и в скором времени потерявшие Аргируса как своего предводителя, оказались неспособны к длительному сопротивлению. К концу 1055 г. Ория, Нардо и Лечче капитулировали; в то время как Роберт Гвискар прошел победоносным маршем «пятку» Италии, взяв Минервино, Отранто и Галлиполи, поднял свою власть и авторитет на такую высоту, что граф Хэмфри, увидев угрозу собственному положению, поспешно отправил его назад в Калабрию.

К тому времени Роберт собрал множество приверженцев, и второе его пребывание в Сан-Марко принесло больше бед местным жителям, чем первое. К счастью для них, он оставался там недолго. Очень удачная военная экспедиция в южной части владений Гизульфа Салернского, во время которой Козенца и некоторые соседние города пали перед нормандцами, заняла несколько месяцев, а вскоре после возвращения к Роберту прибыли гонцы со срочным извещением, что он должен приехать в Мельфи. Граф Хэмфри умирал. Два сводных брата никогда не были близки — Вильгельм из Апулии рассказывает, что однажды Роберт настолько рассердил графа, что оказался в темнице, — но Хэмфри, по всей видимости, понял, что другого возможного преемника нет, и назначил Роберта опекуном своего маленького сына Абеляра и управителем всех его земель, до тех пор пока Абеляр не сможет вступить в права владения. Затем, весной 1057 г., он умер. Хэмфри был тяжелым, ревнивым, мстительным человеком, склонным к жестокости, что проявилось в мучительных пытках, которым он подверг убийц своего брата Дрого и нескольких вождей, не поддержавших его при Чивитате; но, хотя он лишен великодушия Дрого и яркости Вильгельма Железной Руки и перед смертью уже ощущал, что его затмевает своим блеском молодой Гвискар, он все лее проявил себя сильным и могущественным предводителем, наделенным всеми качествами, которые уже тогда прославили имя Отвилей на пол-Европы.

Когда Хэмфри упокоился в могиле рядом с Вильгельмом и Дрого в монастыре Пресвятой Троицы в Венозе, Роберт, вероятно, пролил не много слез. Готфрид, единственный оставшийся в живых из его старших братьев в Италии, ничем особенным не отличался; два младших брата — Вильгельм, граф Принчипате, и Можер, граф Капитанаты, — недавно прибыли в Италию и позаботились о себе сами, особенно Вильгельм, который уже отнял у князя Салерно замок в Сан-Никандро около Эболи. Но ни они, ни другие нормандские бароны не могли сравниться с Гвискаром могуществом и авторитетом. Как и предвидел Хэмфри, он был бесспорным кандидатом на роль предводителя. Еще до избрания он захватил земли своего племянника и подопечного Абеляра и присоединил их к собственным обширным владениям; и когда в августе 1057 г. нормандцы, собравшиеся в Мельфи, формально провозгласили его преемником его брата и все собственные владения Хэмфри перешли к нему, он стал крупнейшим землевладельцем и самой могущественной фигурой на юге Италии. На это ему потребовалось одиннадцать лет.

Но, хотя Роберт Гвискар был теперь главным, его основной соперник Ричард из Аверсы не сильно отставал. Нормандцы из Мельфи и Аверсы по-прежнему представляли собой два отдельных сообщества, и Ричард, соответственно, не мог считаться претендентом на апулийское наследство — у него хватало других забот. Молодой Гизульф из Салерно, несмотря на то, что его дядя Ги из Салерно всеми силами старался сдержать его, с момента вступления на трон настаивал на противостоянии нормандцам любыми возможными способами. Это было недальновидно, поскольку, особенно после Чивитате (где салернцы демонстративно не присутствовали), у лангобардских правителей южной Италии не осталось надежды выстоять под нормандским натиском. Политика сотрудничества, которую столь успешно проводил его отец Гвемар, была теперь жизненно необходима, если он хотел сохранить независимость Салерно. Однако Гизульф вступил в вооруженный конфликт с Ричардом из Аверсы и сумел сохранить свои трон только благодаря недолгому союзу с Амальфи; при этом Ричард на севере, а Роберт и Вильгельм де Отвили на юге опустошали его приграничные территории, урезая понемногу его владения почти до пределов города.

Дни Салерно были сочтены, но не это лангобардское княжество первым попало в руки нормандцев, С 1052 г. Ричард положил глаз на Капую, где правил молодой князь Пандульф, сын Волка из Абруццо, не унаследовавший ни военной доблести, ни политического мышления от своего одиозного отца. Граф Аверсы однажды уже разбил капуанцев, поставил их на колени и вынудил выплатить семь тысяч золотых безантов, чтобы сохранить свободу; а когда в 1057 г. Пандульф умер, Ричард нанес новый удар. За несколько дней он окружил Капую укреплениями, отрезав горожан от полей и сельских хозяйств, от которых зависело их существование. Капуанцы защищались героически: "женщины подносили мужчинам камни и заботились о мужьях, отцы учили дочерей искусству войны, и так они сражались бок о бок, помогая друг другу".[24] Но Капуя не была готова к осаде, и вскоре угроза голода заставила горожан просить мира. На этот раз вопрос о выкупе не стоял: Ричард хотел завладеть городом. Единственная уступка, на которую он пошел, состояла в том, что ключи от городских ворот и цитадели формально находились в руках капуанцев, и так продолжалось еще четыре года. Но лангобардская династия, правившая более двух веков, полностью утратила права на власть, и князем Капуи стал Ричард Нормандец.