Северные рассказы и повести - Эльдар Ахадов

Не могу понять каким образом, но Саша на слух определяет: что именно сейчас находится под бульдозером и под снегом: ледяное озеро или мёрзлая суша. Я этой разницы в звуках уловить так и не могу. Оно и понятно: Майор за бульдозерными рычагами уже не один десяток лет! Тут волей–неволей наслушаешься двигателя и начнешь различать малейшие интонации в его голосе.

Со следующей точки неожиданно хорошо видно восемьдесят пятую. Хотя пирамида здесь повалена: то ли ветрами, то ли людьми. Просто лежит — смятая на снегу рядом с репером, на который я и выставляю свой «НЛО».

На следующий день грянула метель. Видимости никакой, сплошное снежное «молоко» впереди… Бульдозер постоянно ломается. Есть такая деталь в нем — бульдозеристы называют её несерьёзно как–то — «поросёнком». Так вот, «поросенок» этот должен быть прижат к ходовой оси, но штуковины, которая её должна прижимать — нет, она давно сломана. Зато вместо штуковины Саня поставил выпиленную им самим деревянную чурочку. А она расплющивается постоянно: береза для бульдозера — слишком мягкий материал.

Идем по карте и карманному навигатору. В одном месте распугиваем десятка два рассевшихся по сугробам роскошных белоснежных куропаток. Затем с трудом преодолеваем три широченных с высокими бортами оврага, а на четвертом всё–таки застреваем. Вроде как окончательно. Ибо чурочки из майорова запаса кончились…

Во все щели дует и завывает ветер. Мороз становится крепче… Метет поземка. Ни в какую сторону ничего и никого не видно. У Сани находится в запасе какой–то «левый» болт. Его можно попробовать поставить вместо чурочки–распорки. Но если и он «крякнет», то нам придется либо идти назад пешком (а идти далековато, километров пятнадцать, по глубокому снегу, в условиях надвигающейся ночи и реальной возможности просто замерзнуть без дороги, ведь одинокий след нашего бульдозера практически сразу же заметает снегом…), либо сидеть в бульдозере и ждать помощи извне, учитывая при этом, что никто в округе толком не представляет себе где мы сейчас находимся… Так что же делать ждать помощи или идти вперед? Мы решаем идти вперед. Саша улыбается, он рад, что я не смалодушничал.

Вечная тундровая ледяная даль. Идем на честном слове и на одном болте… Иногда кажется, что на самом деле мы стоим на месте, а вот вселенная вокруг нас движется незаметно вместе со струящимся дымчатым снегом, похожим на текучие пески. Наш бульдозер медленно засасывает белесая даль, на глазах растворяя в себе, словно сахар в чашке с водой, его бледные снежные следы.

И вновь остается лишь одно — щемящее чувство дороги.

Не в жилете, не в камзоле,Не в надежде на кровать, —Мне однажды в чистом полеДоведется помирать.Ни товарища, ни друга,Ни соседа, ни врача —Всюду будет только вьюга,Словно белая свеча…И не вспомнят, кто им снилсяВ час, когда истает снег,Те, о ком недомолилсяВ чистом поле человек.

ОСЕННИЙ ПОЛЁТ

День вылета в тундру начался с того, что с утра дождь сменился мокрым снегом, и рейс отложили до 12.00 местного времени. Чтобы добраться сюда, к вертодрому в маленьком поселке посреди большой тундры, нужно было пролететь на двух самолетах за восемь с половиной часов около шести тысяч километров до ближнего северного города, а потом мчаться по не ахти какой дороге ещё 350 километров. Поэтому всем было немножко досадно. А мне — особенно.

Дело в том, что всю половину предыдущего дня мне пришлось испытывать довольно неприятные ощущения. И вот почему… В некоторых районах Крайнего Севера с недавних пор восстановлен паспортный контроль в аэропортах, связанный с пограничным режимом отдельных северных территорий. Поэтому утром в порту паспорт я предъявил, и в город меня пропустили. В городе мы с геологом Потылицыным заехали в наш местный офис: передать кое–какие деловые бумаги, испить чайку на дорогу, а мне нужно было ещё забрать с собой мои сапоги–болотники, которые я всегда оставляю здесь дабы не тащить их через полстраны на самолетах домой, а в следующий раз — обратно сюда же.

В этот раз командировочное задание наше было связано с требованиями Ростехнадзора: ежегодное обязательное обследование устьев старых недействующих геологоразведочных скважин на предмет их состояния. Для этого нужно было комиссионно убедиться в том, что фонтанная арматура и колонная головка на объекте не повреждены, и какой–либо утечки газа из скважины не происходит.

В общем, мы съездили в Ростехнадзор, обо всём там переговорили и почувствовали, что успели изрядно проголодаться. Дождь к тому времени кончился, а потому к ближайшему кафе мы направились пешком. Перекусив, мы вернулись уже на машине в наш офис, забрали все нужные документы и вещи, и собрались было отбыть в поселок, когда я решил на всякий случай посмотреть на месте ли мой паспорт.

Его нигде не оказалось. Позвонили водителю. В машине его тоже не оказалось. Съездили в Ростехнадзор. Там его тоже не нашли. Помчались в кафе. И там тот же результат. Просмотрели всё. Проанализировали каждую минуту. Вернулись в аэропорт. Но и там — всё бестолку. Что делать? Без паспорта я не могу добраться до поселка и вертодрома. На первом же контрольно–пропускном пункте меня задержат. Купить билет и улететь обратно тоже не получится. Ни в какую гостиницу меня тоже никто не поселит. Короче: жизнь кончилась.

Оставалось одно: ехать в милицию, писать заявление о пропаже по неосторожности. В милиции мне пришлось заполнять и подписывать целую кучу разных бумаг: протоколы, заявления, повестки, копии всего этого… На мой вопрос могу ли я где–нибудь в гостинице поселиться, милицейский майор дал недвусмысленный ответ — нет. А явиться согласно повестке на разбирательство в паспортную службу я теперь должен был через неделю. Не раньше. В шоковом состоянии стою за решеткой в помещении дежурной части.

И тут на мой сотовый поступает звонок. Сотрудницы нашего офиса в отчаянии позвонили в бюро находок. И там… ответили, что паспорт находится у них, его можно забрать. Паспорт, а также кредитные и банковские карточки в целости и сохранности доставил в бюро находок какой–то мальчик лет десяти. Он нашел его на тротуаре возле светофора. Я вспомнил: мы проходили там, когда шли из Ростехнадзора в кафе! Так что всю дорогу до поселкового вертодрома я приходил в себя, поскольку никак не мог унять волнения от внезапно пережитого.

Наконец мы в воздухе. Вертолет грохочет и дрожит всем своим металлическим нутром, в котором на лавках вдоль обоих бортов сидят пассажиры: я, рядом седой статный Потылицын, дальше специалисты геологоразведочной экспедиции, несколько рабочих и, как раз напротив меня, две молоденькие неночки с тремя малышами. Двое малышей одеты по–тундровому: в малицы из крепкой непромокаемой ткани зеленого цвета со стилизованным узором — оленьими рожками по краям одежды. Видимо, мамочки купили их ребятишкам в местном сельмаге.

Мы работаем на земле, тысячелетиями кормившей и оберегавшей малые северные народы. Мы в историческом летоисчислении совсем недавно вторглись в их вековечный уклад жизни, потому и стараемся по возможности помочь этим людям и в просьбах им не отказываем. Вот и сейчас получилось так, что молодые пастухи, мужья этих юных женщин и отцы трёх малышей, один из которых, восьмимесячный, спит в колыбели, завернутой в грубый брезент, на руках своей матери, ждут не дождутся своих семей в дальнем стойбище посреди сырой осенней тундры.

Юная ненецкая мадонна постоянно подворачивает края брезентухи и покачивает колыбель в дрожащем посреди небес вертолете. Её голова укутана в цветастый яркий платок, на ней белая нейлоновая куртка и коричневая длинная юбка. Подруга её в розовой коротковатой куртке и темных потертых джинсах открытыми волосами, заплетенными в косу, постоянно притрагивается к своему розовощекому малышу–бутусу, присматривая за ним. А тот — спит себе, укутанный в малицу и круглую оленью шапку. Его веки–полумесяцы плотно прикрыты. Он совершенно спокоен несмотря на весь окружающий железный грохот. Другой малыш, поменьше, но тоже в серьезной миниатюрной малице, тоже спит, только постоянно заваливается набок, за спину своей матери, держащей в руках колыбель. Возле них на полу лежит нехитрый семейный скарб — в коробках и мешках из–под картошки. И тут же — овальный глубокий светло–зелёный пластмассовый тазик, вероятно, для стирки и купания детей.

Сами ненки вовсе не похожи на взрослых матерей. Если бы рядом с ними не было их ребятишек, то их скорее можно было бы принять за девочек–подростков. Впрочем, реальный их возраст мне действительно неизвестен. Одно скажу: здесь, на северах, люди подолгу выглядят моложе своего возраста. Это я давно заметил.