Моя Теодосия - Ани Сетон

Последние дни он безутешно бродил по дому, причем даже Аарон не обращал на него внимания, будучи занят если не заботами о Тео, то политическими вождями северных штатов.

– У тебя нечто вроде хандры, Элстон, – сочувственно сказал он. – Но тебе нечего беспокоиться о Тео. Она будет в полном порядке, как только заживет лодыжка.

– Неужели я не могу зайти к ней, чтобы попрощаться перед отъездом? – спросил Джозеф с обидой.

– Конечно, можешь. Я пойду и подготовлю ее, а затем тут же проведу тебя.

Лицо Джозефа просветлело.

– Мне не нравится, что я покидаю ее на такой срок. – Во время своего пребывания в Ричмонд-Хилле он отрастил бакенбарды. Он гордился ими и постоянно чувствовал их на лице. В минуты смятения он растерянно перебирал их пальцами, пощипывая и поглаживая. Вот и сейчас он делал это. – Она может вовсе позабыть обо мне.

– Чепуха, – сердито сказал Аарон. – Конечно, не забудет. Пиши ей любовные письма, рассказывай о своих сердечных чувствах, о том, как сильно бьется твое сердце, когда ты думаешь о ней. Напиши, как сгораешь от нетерпения, дожидаясь дня свадьбы. Кстати, вы с ней уже решили этот вопрос?

– Нет, сэр. Я пытался, но она говорит, что не верит в ранние браки, и цитирует в качестве доказательства Аристотеля.

Аарон рассмеялся, наполовину развеселившись, наполовину чувствуя раздражение. Что это за влюбленный, которого напугал Аристотель! Не удивительно, что дитя дало ему отпор. Но было жизненно важно, чтобы они поженились, как только Элстон завершит семейные приготовления и вернется на Север. Кредиторов пока с трудом сдерживали, но сейчас он больше не мог одалживать деньги у Элстона, другое дело после женитьбы, когда молодой человек вступит во владение значительными средствами.

И с политической точки зрения тесная связь с Южной Каролиной была просто необходима. Хотя это не приходило никому в голову, Аарон предвидел возможность серьезной конкуренции на выборах между ним и Джефферсоном. В этом случае влияние Южной Каролины легко могло бы качнуть маятник в ту или другую сторону.

Однако эти соображения были не главными. Еще была сама Тео. Если маленький эпизод, случившийся с безвестным парнем на Ист-Ривер, заставил его подумать о том, что ей давно уже пора выйти замуж за нужного человека, то шокирующий инцидент с капитаном Льюисом в тот вечер вновь подтвердил его мнение, хотя ему было жаль ее. Ее следует сразу же поставить на якорь в безопасном порту, там, где случайные ветры страстей будут не в состоянии достичь ее.

– Пиши ей с каждым пакетботом, – продолжал он, зная, что Теодосию гораздо легче будет завоевать через письма. – Очень часто люди лучше выражают свои чувства на бумаге, а Тео отлично это делает.

– А я – нет, – мрачно заявил Джозеф.

– Это вовсе не так, ты тоже, мой дорогой мальчик, – вполне искренне запротестовал Аарон. Он рассматривал способности Джозефа к написанию писем как врожденный талант.

Тео спокойно восприняла прощальную встречу с Джозефом. В дни болезни ей удалось забыть о нем, как она забыла обо всем, кроме головной боли. Однако, когда ей напомнили о долге невесты, она признала законность просьбы Джозефа.

Аарон не разрешил Натали присутствовать при встрече: «Я восхищаюсь твоим чувством приличия, однако данные обстоятельства позволяют сделать исключение», – сказал он, – и, наконец, Натали согласилась, что это так.

Поэтому она расчесала Тео волосы и заплела их в тугие золотисто-каштановые косы, разровняла складки на простынях, натянув их Тео до подбородка, чтобы не было видно ни дюйма ночной рубашки. Затем она устроилась в дальнем углу спальни вместе с Аароном.

Когда Джозефа позвали, он, шаркая туфлями, приблизился к ее постели и неуклюже стоял там, пытаясь придумать, что сказать.

Тео неожиданно тронуло волнение, написанное на его лице.

– Мне гораздо лучше, если бы только не эта дурацкая лодыжка.

Нежность ее голоса оживила его. Она выглядела сейчас такой молоденькой, ее бледное личико, обращенное вверх, было так беззащитно.

– Мне жаль, что ты завтра уезжаешь. Я буду очень скучать по тебе, – добавила она, испытывая приступ чистой доброты.

Его тяжелое лицо вспыхнуло.

– Я скоро вернусь, постараюсь, как только смогу. Ты будешь рада увидеть меня снова?

Она улыбнулась ему:

– Конечно, буду очень рада. – И это было правдой. Наверняка она обрадуется встрече с ним когда подойдет время. Ведь это был очень большой срок: три месяца или даже больше – целая вечность.

– Мы часто будем переписываться? – настаивал он.

– Разумеется.

Он смущенно поерзал. Ее мягкий розовый рот искушал его, как и невинная расслабленность ее тела, вырисовывавшегося под простынями, несмотря на заботы Натали. Он нервно глянул на Аарона и Натали. Они беседовали шепотом, за ними из вежливости не наблюдали, но его мужество изменило ему.

Он наклонился и чмокнул Тео в холодную щеку.

– До свидания, Тео.

Она слегка коснулась его плеча.

– До свидания, Джозеф. – И поскольку это показалось недостаточным и он все еще выглядел несчастным и неудовлетворенным, она добавила: – Я буду считать дни до твоего первого письма.

Этим он должен был довольствоваться. Никто не может ожидать проявления горячих чувств перед лицом болезни.

Джозеф, его слуги-гуллахи и его прекрасный экипаж отправились на следующий день на «Веронике» в Чарлстон. Пока судно ожидало прилива, они с Аароном распили бутылочку трентского вина в кофейне «Тонтин», и Аарон при этом повторял наставления своему будущему зятю.

– Пользуйся моим шифром, который я тебе дал, если захочешь писать откровенно. Мне не надо повторять тебе, чтобы ты держал язык за зубами: ты не слишком болтлив. Но не будь слишком малословным, когда будешь писать мне или Тео.

Джозеф вновь заверил его, что все сделает так, как должно. Перспектива скорого свидания с домом и тоска из-за разлуки с Теодосией вызвали у него необычный прилив чувств.

Когда «Вероника» ставила паруса, глаза его увлажнились и он напряг зрение, чтобы в последний раз взглянуть на Нью-Йорк на фоне неба – сеть низких, переплетающихся красно-коричневых крыш, над которыми гордо возвышался шпиль церкви Троицы.

Он погрузился в сентиментальные размышления, облокотившись о перила на корме и следя за бурлящим водоворотом, пока «Вероника», выбирая курс, разворачивалась на приливной волне, но, к его неудовольствию, они были прерваны приступом тошноты.

Он проклинал море, и раздражение усилилось еще больше, когда он обнаружил, что его каюта теснее и грязнее, чем он ожидал. Его слуга Кейто скорчился на полу от морской болезни.

– Посмей только наблевать здесь, ты, ничтожный ниггер! – завопил Джозеф, сопровождая свое приказание сильным пинком в спину гуллаха.