Пустые головы - Вадим Молодых

И Кире в тему вспомнилась книжка сказок для взрослых и детей, которую ещё в юности давал ему почитать Антон.

«Как там, у Шварца, министр-администратор даму на рандеву приглашал? Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен – чего же тут время терять?».

Ну, а повод, всё-таки? С врачом поговорить… Беспокойство о раненом друге… Что может быть естественнее и благороднее? Впрочем, никто теперь в благородство не верит, потому и неестественно это будет… Хотя! Рожу понаглее… В смысле, побеспокойнее… Пусть циничные медики впечатлятся редким примером истинного благородства… Друг переживает за друга! Красиво, чёрт возьми… Точно!!! Именно с этим к медсестричке и надо подкатить.

Припарковавшись и отрепетировав в зеркале выражение озабоченности на лице – видимой, но не чрезмерной, чтобы не переиграть и чтобы уверенную мужскую неотразимость не затмить, – Кирилл вошёл в больничный покой.

Он даже не предполагал, с каким удивлением увидел его тот самый друг, версию с беспокойством о котором взял на вооружение охотник до женской свежести.

Впрочем, удивление наблюдавшего из укрытия за входом в отделение Малого быстро сменилось профессионально обострившимся интересом: «Надо бы зайти и послушать».

Но решив не рисковать до поры саморазоблачением и не рушить пока осторожность, Антон, будучи в зудящем желании хоть что-то предпринять, только пониже присел в кустах палисадника – своего наблюдательного пункта.

Он его занял с утра в надежде по лицам входящих молодых девушек из числа персонала отделения определить, кто из них любовница нелепо (и некстати!) погибшего доктора. Ведь должна же быть видна печать личной трагедии в выражении любого женского лица после смерти любимого! А лучше, если – возлюбленного! Пафоса-то сколько… Девичьей экзальтации… Вот её бы сейчас в помощь…

Если не удастся тайно увидеть на расстоянии, то придётся вступать в контакт, что нежелательно после всех тех самых трагических событий.

Была, конечно, и вероятность того, что молодая любовница, переживая, вообще на работе не появится… Но, в любом случае, надо было снова как-то вносить ясность в природу шантажа.

Хотя… Если доктор действительно не был в деле, то стервятница, выходит, действовала в одиночку. Сама!.. Без ансам-бля… И наверняка пройдя мастер-класс своего рискованного предприятия в интернете или, тем хуже для неё, в женских детективах женского же авторства. То есть в этом случае обозначались две чёткие личностные характеристики – жадность и глупость, что было бы неплохо, так как ни того ни другого не скроешь – видно и слышно сразу.

Но Малой учитывал и несомненный тогда минус – присущую барышне циничную расчётливость, хоть и примитивную, но всё равно, по определению, не предполагавшую излишнюю – видимую! – эмоциональность, не говоря уж о большой любви и о горе от её потери.

По лицу такой хрен чего прочитаешь! Стерва, вроде как…

А ошибаться было нельзя – времени не было на исправление ошибок, Антон это уже чувствовал и понимал после Полковничьей многозначительности.

Малой в своих неизбежных раздумьях-рассуждениях дошёл-таки до мысли, что, возможно, «пасёт» уже не только он, но и его. Однако уходить-шифроваться было поздно, а потому провериться на предмет слежки за собой он решил после того, как добьётся ясности здесь.

И тут Кира! Этот вообще все версии порушил. В голове Малого происходило чёрт знает что…

Мысли не просто смешались в шевелящуюся кашу – они словно бы распихивали-расталкивали друг друга. Одна какая-то, наступая на других и, вдавливая их в глубину сознания, высовывалась наверх, но сразу же сама соскальзывала по склизкой и нетвёрдой поверхности полного абсурда в пучину живого мыслящего болота. Антон как будто физически ощущал шевеление в своей голове, производимое борьбой извилин друг с другом. Он даже успел обрадоваться им – пусть временно враждующим, но живым… действующим… а главное – наличным. Они у него были – это главное!

«Однако к делу… Если Кира при делах, то на кой чёрт ему всё это понадобилось? Ведь тогда не дурочка-медсестра тут рулит, это ясно… Но ему-то на хрена?! Деньги? У него есть… Мало будет – у папы возьмёт… Зависть? Но что такого у меня есть, чтобы этот дурачок позавидовал? Он же до сих пор в игрушки играет! Пусть теперь большие и дорогие, навроде автомобиля… Пусть даже живые и одушевлённые – жена Диана, которая, понятное дело, не по любви за него вышла… Сука!!! Но это всего лишь игрушки!

А если он уже не такой дурачок и способен понимать свою бездарность и беспомощность без папы? А что?! Очень может быть… Он стал понимать, что сам по себе – нуль… Если не минус! Да и унизительно это – деньги у отца клянчить… Взрослый мужик уже, а всё папенькин сынок – одни игрушки на уме. Диссертация эта… Тоже, поди, папенькин подарок…»

И тут Антон с чувством мерзости понял, что он сам-то Кире завидует… И давно! Просто, будучи не дураком, не культивирует в себе эту мерзость, не распаляет её до степени безусловной ненависти. Но ему безотчётно – рефлекторно! – хочется, чтобы и Кира хоть в чём-нибудь ему, Антону, позавидовал.

– Стоп! – беззвучно сказал он сам себе и подавил рефлексию.

Из дверей вышел Кира. Быстро, чуть ли не впритруску, подошёл к машине, сел, завёл и сразу впечатляюще сорвался с места, взвизгнув тормозами в повороте.

«Хорошая… Мощная машина…» – в который раз уже подумал невольно Малой, снова с головой уходя в ту же мерзость.

Но вынырнул быстро.

«Ну и что теперь делать-то? Следить? За кем?! За Кирой теперь надо бы следить… Чтобы хотя бы узнать, что он тут делал… Но не-ет! Подожду… Зря, что ли, торчал здесь – надо одно это сначала до конца довести… Выйдут же они на перекур! Не может быть, чтобы не курили – доктор-то курил!»

Антон и сам достал сигарету, не особо прячась – не в разведке же он за линией фронта, в конце концов! Кругом все свои… А если кто и чужой конкретно Антону, то вот он-то и пусть маскируется до полной нелегальности.

Он даже не успел докурить, как с той же лихостью, рассчитанной явно на зрителей… вернее, зрительниц у окон… вернулся Кирилл.

Но из машины теперь не выходил – разговаривал по телефону. Горячо разговаривал… С надрывом… Страстно! Отключился и словно бы приготовился к чему-то – напрягся.

Ещё через мгновение стало ясно, к чему. Из дверей отделения вышла девушка-медсестра с явно потерянным лицом. Кира из машины вышел так, будто бы со скакуна спрыгнул. Обтрусил машину и, открыв пассажирскую дверь, взял с сидения роскошный букет алых роз. Шедшую к нему девушку он встретил, как принц!

Малой при этом успел сообразить, какая же Кира расчетливая (тоже) сволочь – девушке наверняка сказал, что стесняется заходить и дарить ей цветы при всех в отделении, и выманил её на улицу, чтобы «скромно» проделать это с ней наедине, под взглядами гораздо большего числа восхищённых женских глаз у окон.

А ещё по тому, как девушка ожила, расцвела и преобразилась, как разрумянилась в смущении, Малой понял – почувствовал, – что это ТА девушка. Та самая медсестра, которую он ищет.

Живая реакция Малого на происходящее у корпуса больницы не осталась незамеченной со стороны «наружного наблюдателя» – опера, который с искренним, в свою очередь, интересом профессионального охотника следил с раннего утра за коллегой и выявлял новые, не известные пока, странности в его поведении.

Он вытащил из кармана блокнот и записал номер машины, на которой уже второй раз приехал галантный кавалер, вызывавший у «объекта» столь видимое волнение – тот даже в телефон что-то быстро наговорил. Видно сообщник есть…

Светлана набрала выданный ей подружкой номер телефона, ещё не занося его в базу данных – на всякий случай – кто его знает, как там разговор повернётся. Тем самым она отдавала себе отчёт, что волнуется. Ещё минуту назад спокойствие было «олимпийским», а теперь – прямо мандраж! С чего бы?

Чтобы хоть как-то оправдаться перед собственной гордостью, они и приняла её, гордость, за причину волнения. Девушка первая звонит – словно себя предлагает… Условность, конечно… Пережиток… Однако… Хорошо, что есть повод – его ранение. Из-за неё!

Это нивелировало и успокаивало все всплески и приступы гордости. А равно – общественного мнения (Диана-то знает – значит оно будет!) и мнения самого абонента – не оказавшегося в больнице героического Антона.

Он не отвечал. Об этом ещё зачем-то сообщил механический голос после того, как сбросил вызов. Светлане сначала стало легче, затем досадней до шепотливого ругательства – звонок-то без ответа остался у него на табло, и второй раз вызывать будет уже ровно вдвойне неприлично для порядочной девушки. Придётся ждать его перезвона – он же не знает, кто это… А он же – мент. Участковый! Значит должен реагировать на сигналы. Вдруг это как раз сигнал…