Отборная невеста кн. 1 - Илона Волынская

одном вы ошиблись, добрая женщина: здесь нет благородных сьёретт. А есть дочь изменников, которая несет в себе больше урожденных пороков, чем дети бандитов и шлюх!

Девочка только ниже опустила голову, так что лица стало совсем не видно за оборками капора, и прижала куклу к себе.

— Эта девочка — никто. — веско сообщил чиновник. — У нее нет ни титула, ни звания, ни даже имени. Она жива лишь милосердием монсьера герцога… и его величества, конечно… которые не отправили ее на плаху вслед за изменником-отцом и покрывавшей его предательство матерью. А вместо этого дозволяют гнилому семени вырасти. — в голосе чиновника мелькнуло явное неодобрение подобным попустительством. — Надеюсь, они правы, и строгое воспитание позволит хоть отчасти искоренить ее врожденные пороки, и приучить к честному труду… где-нибудь на ткацкой… или прядильной фабрике. Строгость, любезная мистрис! Я бы даже сказал, суровость! — рявкнул он так, что мистрис Гонория вздрогнула и закивала, как чиньская фигурка с качающейся головой, которую Пыря как-то нашел на свалке. — Единственное, чем мы можем помочь этому ребенку! — он размашисто рубанул воздух тростью, и повернувшись на каблуках, зашагал прочь.

— Монсьер! — окликнула его мистрис. — А деньги, монсьер? Пятнадцать сентаво на ребенка… От магистрата…

Сьер чиновник чуть-чуть, едва заметно ускорился, перешагнул порог и скрылся во мраке, не оглядываясь.

— Ну догони да стребуй! — расхохотался капитан и гулко топая, направился следом.

Сквозь выбитую дверь донеслись голоса, потом щелкнул хлыст и зацокали копыта — коляска отъехала.

— Это что ж выходит… Дверь сломали, девчонку оставили… и пятнадцать сентаво зажилили? — мистрис Гонория нашарила на столе бутылку и приложилась прямо к горлышку. Срыгнула, по-простецки вытерла рот ладонью и укоризненно пробормотала. — А еще блаародные…

Глава 15. Задний королевский двор

Королевский двор.

— Монсьеры, прибыло свежее отборное мясо!

Какой же, право, прекрасный голос. И все-то в нем есть: и высокомерное презрение, и аристократическая скука… и совершенно ребяческое позерство.

Лестницу заполонила целая толпа разряженных юнцов. Они прогуливались наверху и у подножья лестницы, совершенно случайно, конечно же. Целеустремленно сбегали вниз, и неспешно возносили себя по ступенькам. А вон тот юноша и вовсе, судя по туманному взору, поэму сочинял, не обращая ни малейшего внимания на вылезающих из карет девиц. Где ж еще благородному сьеру предаваться поэтическим потугам, как не на середине лестницы в боковом крыле дворца?

Сюда нас отправили от дворцовых ворот, закрытых так плотно, что я заподозрила других участниц отбора в попытках взять дворец штурмом. Не удивлюсь, если в парковых кустах и пушка припрятана — накрыть атакующих ворота девиц одним картечным залпом.

Мы на штурм не пошли, а послушно свернули в боковую аллею и покатили вдоль ограды куда велено.

Я оперлась на руку Хэмиша и спрыгнула со ступеньки кареты. Сундуки придется бросить на Катишку, хотя одна Летящая ведает, как она с ними управится. Дворцовая прислуга что-то не торопилась королевским гостьям на помощь.

— Мясцо изрядно хорошенькое! — прогуливающаяся у лестницы парочка юнцов остановилась, а один принялся разглядывать меня в лорнет.

— Но нищее. — уже знакомым презрительным тоном припечатал второй юнец. — Право же, монсьеры, чем эти провинциалки лучше оборванцев в очереди на койку в ночлежке? Тем, что эту койку им дает королевский дворец?

Юнцы захохотали.

Нет, если приглядеться, то не такие уж они и юнцы: эти двое точно не моложе меня, а вон тот так и постарше года на три. Но почему у меня чувство, что строгий гувернер уснул, а мальчишки бросили уроки и удрали из классной комнаты? Помилуй, Летящая, сохрани, Крадущаяся, надеюсь, этот пансион для мальчиков на прогулке — не женихи из партии герцога-регента?

— И вот из них монсьер герцог предлагает нам выбирать жен? — процедил самый презрительный.

— Я все же рассчитываю обойтись любовницей. — томно вздохнул поэт-при-вазе.

Не помиловали, не сохранили. Впрочем, милосердие никогда не было в их духе.

Старый Хэмиш предостерегающе сжал мне локоть.

— Да-да, я знаю… — храня благожелательно-невозмутимое выражение, отозвалась я. — Благородная сьёретта не станет терять лицо, поддаваясь на неуклюжие выходки глупых юнцов. Она просто затаит злобу и расквитается при первом же удобном случае.

— Э-э… Вообще-то я хотел сказать, что благородная сьёретта должна быть выше… хотя насчет глупых юнцов согласен. — Хэмиш нервно потеребил жидкую бороденку.

— Пока сьёретта будет думать, что возносится выше Летящей, неблагородные монсьеры опустят ее ниже прислуги. — возразила я.

Один такой уставился мне прямо в лицо, разглядывая с совершенно недопустимой беспардонностью. Раньше, говорят, за такое убивали. Отец, дядя, братья… вызов на дуэль следовал мгновенно и неотвратимо, и ни о каком «до первой крови» не было речи. Только вот у меня ни отца, ни дяди, ни брата, а только старина Хэмиш, который не может вызвать благородного сьера, даже если тот ведет себя как последний из низкорожденных.

Хэмиш растеряно замер, как мелкий полевой сусел, пойманный в круг света факелов. Обычно не слишком бросающийся в глаза шрам налился кровью и резко проступил на его лице.

Пухлые губы разряженного рыжего юнца расплылись в издевательской ухмылке, и он опустил взгляд от моего лица в вырез платья.

Монетка в пять сентаво стукнула его по усыпанному веснушками носу, и звонко клацнув о ступеньку, встала на ребро.

Над лестницей вдруг повисла тишина, кажется, даже запряженные в карету скакуны перестали фыркать и трясти иголками гребней.

В этой тишине медная монетка перекатилась через край одной ступеньки, потом второй и лишь на третьей закрутилась на месте и упала.

— Ну что встал? — брюзгливо сказала я. — Помоги моей горничной с багажом. — я обошла замершего столбом юнца и стала неторопливо подниматься по лестнице, довольно громко ворча себе под нос. — От дворца ожидаешь более вышколенной прислуги. Вот так и разлетаются вдребезги иллюзии наивных провинциалок.

— Ты! Как ты посмела, ты… — раздался за спиной хриплый вопль рыжего и частый топот ног.

— Стой! Поль, прекрати! — топот у меня за спиной стих, сменившись возней.

Что ж… Я прямо с лестницы начинаю понимать, что при дворе его величества дозволено, а что — запретно. Оскорблять благородных сьёретт нынче можно, а вот бить, во всяком случае публично, пока еще непозволительно. Хотя не исключено, что этот самый Поль все же попытается отомстить где-нибудь в темном закоулке.

— Вам следует быть осторожнее. — проворчал Хэмиш, все также безжалостно дергая себя за бороду.

— И выйти замуж за Гэмми? Или за того безземельного с папенькой, который обещал взять в жены, а не в любовницы, но сам был согласен стать графом, а никак не консортом? — напомнила я, и Хэмиш обескураженно замолчал.

После