Последний день лета - Андрей Михайлович Подшибякин

кто себя таковыми считал. (Это были абсолютно разные, зачастую противоположные общности людей.)

— Репино! Ольгино! Стаф разводи, фирма не бомби! — орал из динамиков ломкий молодой голос. — Узи маузер! Буду погибать молодым! Буду погибать молодым!

«Девятка» рванула с места, развернулась через две сплошные и унеслась по направлению к Центральному рынку.

— Ненавижу эту песню, — выдохнул Новенький.

— Это потому, что ты лох, — объяснил Крюгер, прекратил чесаться и помахал Шаману окровавленной ладонью. — Че-как, братуха?

Шаман неопределенно пожал плечами, не встречаясь ни с кем взглядом. Без улыбки и с опущенными плечами он выглядел странно и почти неузнаваемо — как изображение на фотопленке до момента, когда ее опускают в проявитель.

— Привет. Идти куда?

Крюгер начал путано объяснять логистику путешествия, но Саша, кажется, не слушал — он невпопад кивал и отвлекался на приветствия проходящим мимо одноклассникам.

— …короче, понял, там минут сорок всего плыть, а потом Васильевна поведет нас на какое-то, по ходу, древнее кладбище. Не по курсам, чтó мы там будем делать, но потом, понял, будет свободное время, которое нам не понадобится, потому что Танаис — это срака мира, там даже сникерс негде купить…

Шаман кивнул кому-то за спиной разглагольствующего Крюгера, улыбнулся (не как обычно, а со сжатыми губами) и пошел в сторону плакучей ивы, под которой сидела на траве стайка одноклассниц. Витя обиженно осекся на полуслове. Пух прищурился, всмотрелся и неожиданно для себя покрылся ледяными мурашками — Шаману из-под ивы махала Аллочка. Более того: блондинка вскочила на ноги, подлетела к Шаману и, не обращая внимания на выпученные глаза одноклассников, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку!

— Откуда они вообще друг друга… — начал Пух.

— Да вот не насрать тебе, — рявкнул обиженный безразличием своего недавнего спасителя Крюгер. — Всё равно она, понял, овца тупорылая.

Пух кинулся на друга с кулаками, поскользнулся на влажной от росы траве, споткнулся и грохнулся прямо на осколки бутылки, — всё это заняло меньше секунды.

— Аркаша, ты чего?! Вставай! — закричал Новенький.

Крюгер, так и не успевший понять, что сейчас (чуть не) произошло, кинулся поднимать воющего Пуха с газона. Аркашина ладонь была рассечена в нескольких местах, из порезов сочилась кровь. Крюгер присел на корточки, чтобы оценить масштаб трагедии.

— Да ладно, Пухан, че ты распищался? Две царапинки, тьфу. Вон, зырь, я у Нового на грабли утром напоролся — кровища, понял, до сих пор хлещет!

— Это была кочерга, и я уже сто раз извинился! — прошипел Новенький, на которого никто не обратил внимания. Пух продолжал причитать.

Крюгер покосился в сторону причала, неподалеку от которого кучковались учителя, рывком поставил Пуха на ноги и быстро сказал:

— Завязывай ныть, понял? Щас Васильевна услышит и отправит тебя домой к свиньям собачьим, обосрешь нам всем экскурсию.

Он, кажется, успел забыть о том, что еще недавно считал поездку в Танаис дурацкой затеей.

— Ольга Васильевна-а-а! Скорее сюда! Аркаша покалечился! Кто-нибудь, вызовите скорую! Ребята! На помощь!

Сраный Питон.

— Убью засранца, — выразил общее мнение Крюгер.

Конечно же, Ольга Васильевна уже бежала к ним прямо по газону — перепуганные глаза, покосившаяся прическа, несколько отличниц-прилипал в кильватере. Пух сориентировался в ситуации и засунул порезанную ладонь в карман, поморщившись от боли, — после этого он сделал большие глаза и с наигранным удивлением уставился на учительницу истории. Питон суетился на периферии зрения, размахивал руками и всем своим видом изображал ужас и беспокойство за одноклассника.

— Чупров, не говори глупостей, я в полном порядке!.. Ой, доброе утро, Ольга Васильевна!

Аркаша старался не кривиться: что бы там ни говорил Крюгер, порезы казались глубокими и ощутимо болели. Кроме того, непонятно, в какой дряни валялась бутылка и кто ее до этого мусолил, — Пух разом вспомнил все мамины рассказы о страшном Заражении Крови, от которого можно было умереть.

Запыхавшаяся историчка остановилась в шаге от пострадавшего и с подозрением его оглядела — так, успел подумать Аркаша, наверняка рассматривали злодеи «Стальную крысу» Джеймса ди Гриза в романах Гарри Гаррисона. Перед Ольгой Васильевной стояла дилемма. Существовала вероятность, что Худородов действительно поранился, но скрывает это, чтобы попасть на экскурсию. С равной долей вероятности этот хитрый восьмиклассник мог над ней издеваться в рамках какой-нибудь очередной шутки — точнее, как было принято говорить у ее подопечных, прикола. Крутившийся неподалеку Петренко выглядел озабоченным — историчка не могла этого знать, но Степа думал, что, возможно, скрывать порезы Пуха было не такой уж хорошей идеей. Экскурсия экскурсией, но вдруг Аркаша занесет что-нибудь в рану, ему ампутируют руку, а он, Новенький, никогда в жизни себе этого не простит.

— Ольга Васильевна… — начал Степа. Материализовавшийся рядом Питон в предвкушении открыл рот.

И тут же его захлопнул, получив несильный, но хлесткий подзатыльник от Шамана — тот оскалил все свои тридцать два белоснежных зуба и весело сказал Чупрову:

— Ой, братан, извиняй, обознался. Думал, ты не ты, а один чухан с параллельного класса.

— Шаманов! Это что еще за новости?! — взревела историчка. Ее внимание моментально переключилось с возможных увечий Пуха на новую взрывоопасную ситуацию (на что, разумеется, и был расчет). — Свою привычку распускать руки надо было оставить в Новошахтинске! Хамство и грубость оставь при себе!

Питон, до этого момента державшийся за затылок и с ненавистью буровящий Шамана взглядом, вдруг рухнул на землю и зарыдал.

— Ой-ой-ой… У меня, кажется, контузия! В глазах темно! Кто-нибудь, вызовите скорую!..

— Ссыкло, — уголком рта сказал Шаман, не прекращая улыбаться. От его подавленного вида не осталось и следа — казалось, несколько минут назад из «девятки» выбрался совершенно другой человек.

— С ума посходили! — бесновалась историчка. — Экскурсия отменяется! Малолетние преступники!..

К Ольге Васильевне подошла тоже Ольга, но Валерьевна, больше известная как Гитлер. Она с неприязнью оглядела мизансцену, наклонилась к уху исторички и что-то быстро прошептала — до стоявшего неподалеку Крюгера донеслись слова «прекрати», «дегенераты» и «оно тебе надо» (последнее — с вопросительной интонацией). Ольга Васильевна нехотя кивнула, соглашаясь. Она тяжело, в три приема, выдохнула, посмотрела на часы и буркнула:

— Кто еще будет безобразничать, пойдет домой с двойкой по истории! Быстро все нашли своих классных руководителей — речной трамвай отправляется через пятнадцать минут! Чупров, а ну пошли со мной.

Питон поднялся с земли, прекратил скулить и теперь с ненавистью буровил взглядом Шамана. Его губы шевелились, а глаза приняли задумчивый вид, словно Питон решал в уме какое-то сложное уравнение (ни одного уравнения он никогда в жизни не решал).

— Чупров! Я не по-русски говорю?!

Питон втянул соплю и нехотя поплелся за историчкой. Собравшиеся вокруг школьники разбрелись в поисках учителей — ничего интересного явно больше