Тафгай (СИ) - Порошин Влад

— Дурак! — Крикнула врачиха и улетела, мелькая коротким белым халатиком и красивыми полными ножками среди тёмно-серых стеллажей с заготовками.

«Кстати, надо бы мастеру сказать, чё они здесь стоят в проходе, нарушают технику безопасности», — почему-то подумалось вдруг. И только я настроился открутить из зажимов старую деталь и прикрепить новую меня позвали на перекур неформалы Толя и Коля.

— Ладно, — махнул я рукой. — Всё равно работать не охота, пошли, подышу с вами одним отравленным никотином воздухом.

На улице, где осенняя погода, вспомнив про бабье лето, баловала тёплым солнышком, мы расположились на одинокой деревянной скамейке на выходе из заводского корпуса.

— Сегодня в шесть баскетбол, — расковыряв новую пачку «Беломора» и закурив папиросину, обрисовал вкратце тему разговора Колян.

— Палыч сказал, что тебя не будет, как же так? — Возмутился волосатик Толя. — Вон как в волейбол всем показали, а баскетбол это почти то же самое. Только бросать нужно в корзину.

— Мужики, ну ей Богу, я же там кого-нибудь в запале ненароком поломаю, — я печально посмотрел на проходящий по внутренней заводской железнодорожной ветке состав. — Дадут пятнадцать суток за хулиганку, а в выходные хоккей.

— Так и скажи, что зассал, — сплюнул на раскрошившийся асфальт Коля.

Я только чуть-чуть повёл рукой в сторону, а тело пофигиста-неформала Николая улетело метра на два в облезлые осенние кусты, и сигаретка тоже где-то потерялась.

— Я же говорю, у меня нервы баскетбол не выдерживают, — я встал со скамейки, в которую оставшийся Толя испуганно вжался. — Если кому-нибудь руку сегодня оторву, сами решайте, кто из вас за меня сядет.

— Вот это другой разговор, — вылез из кустов и отряхнулся Колян. — Найдем, кого вместо тебя посадить.

— За несколько пузырей договоримся, — улыбнулся Толя.

— Вот вы где, а я вас везде ищу, — из дверей цеха вышел корреспондент заводской многотиражки «Автогигант».

— Знакомьтесь, — я кивнул на худого прыщавого паренька. — Внештатный сотрудник газеты «Нью-Йорк Таймс». Чё тебе ещё надо?! — Рыкнул я на прессу.

— Вы же победили в турнире по теннису нужно осветить, — замялся корреспондент.

— Только два вопроса, у меня план горит, — я устало бухнулся обратно на скамейку.

— Где вы научились так хорошо играть в теннис и ваши детские увлечения? — Паренёк вытащил записную книжку.

— В детстве я увлекался теннисом, и в нём же научился бить ракеткой по шарику. Всё! — Я рванул галопом обратно в цех.

Отсиделся пятнадцать минут в комнате для политинформаций вместе с Данилычем и Казимиром Петровичем. Выпил чаю, успокоился, и снова вернулся к работе. Закрепил в зажимах вторую на сегодня деталь, покрутил в руках чертёж. И тут вдруг зацокали женские каблучки. Я само собой от чертежа отвлёкся, всё равно ничего в нём интересного не было. И увидел в новом зелёном платье дочку физорга Светлану.

«А она ничего, похорошела», — высказался голос в голове.

— Как? — Светка кокетливо отставила ножку в сторону.

— Да, — кинул я. — Похорошела.

— Здравствуй Иван, — из-за стеллажа с другой стороны прохода между станками вышла принцесса из КБ Яна Снегирёва и, увидев Свету, встала как вкопанная.

«Нежданчик, — хмыкнул голос. — Что сейчас будет? Веселуха!»

Я отодвинул штангенциркуль и ещё пару металлических деталей, которые удобно могли лечь в горячую руку, подальше от прохода.

— Что у тебя с ней? — Хором спросили меня барышни.

«Что? — подумал я. — Ничего такого и не было. Подумаешь, со Светой в воскресенье вечером после теннисного турнира встретились, погуляли. Да немного потерял концентрацию, расслабился. Целовались минут пять в подъезде, можно сказать случайно. Ну а с Яной тоже случайно встретился уже в понедельник днём, когда все нормальные люди на работе. Я как раз шёл из поликлиники, а она в администрацию ездила. Прогулялись потом по берегу великой русской реки Волги. Ну, поцеловались один раз, хорошо, не один, три. Какая теперь разница! И вообще целоваться даже наша советская конституция не запрещает. У нас сам первый секретарь партии Леонид Брежнев целует всех мужиков без разбору, которые с дружественными визитами приезжают. Так что я ни в чём не виноват!»

Все эти мысли пролетели в голове за пару секунд, и я просто сказал:

— Барышни давайте не будем волноваться.

— А я и не волнуюсь! — Гаркнули Яна и Света разом.

— Вы так и будете теперь говорить хором? — Я несмело улыбнулся.

— Нет! — Соврали девушки в такт.

— А-а-а, значит так, я ещё ничего не решил, — я сделал маленький шаг назад, мало ли.

— Подумаешь, какой важный! — На этот раз, девчонки сказали невпопад, зато дружно развернулись, и каждая поспешила в свою отдельную сторону.

«Пронесло», — подумал я синхронно с голосом в моей голове. Но тут вновь раздался стук женских каблучков, Света и Яна встретились около моего фрезерного станка, бросили друг на дружку взгляд полный мнимого превосходства и презрения и опять хором заявили:

— Мы ещё посмотрим, кто кого!

И на этот раз разбежались в разные стороны окончательно. Зато высунулись сбоку коллеги Данилыч и Казимир Петрович.

— Вот, Иван, ты, когда пил — всё просто было, — высказался Данилыч. — А теперь живи трезвый и мучайся!

Глава 14

Вот и прилетела мне ответочка от бывшего Янкиного ухажёра Костика, когда я около половины двенадцатого во тьме возвращался со второй хоккейной тренировки. Недолго он выбирал способ мести. И фантазия его оказалась ниже среднестатистического уровня. Подрулили семеро крепких ребят задали два дежурных вопроса, про закурить и про который час. Я им ответил, что курильщики часов не наблюдают и, вообще, идите лесом, дышите носом, пока ноги целы. Не вняли.

Ну а дальше, удар по печени, по почкам, в солнечное сплетение, хук и нос набок, с локтя в челюсть. Такой калейдоскоп закрутился, мама дорогая! Сопли в одну сторону, зуб в другую, бросок через бедро головой в асфальт. А потом стандартное контрольное добивание с обеих ног.

И вот стою я такой красивый, как Илья Муромец, рубашка вся в клочья, вокруг кровища, а они все лежат и стонут. Клюшка и сумка с коньками и прочей спортивной формой, где-то в кустах валяются. Вовремя я их скинул. В жилах адреналин бурлит, кулаки чешутся, а бить больше некого. Жалко!

— Слышь, бойцы, — я медленно обошёл поле Мамаево побоища. — А вы случайно ничего не перепутали, может, вам ни мне привет передать надо было? Ошибка вышла. Вы же даже имени не спросили?

— Фефе, — приподнялся один из нападавших.

— Зуб что ли вылетел? Извини, не знал, что он у тебя плохо держится, — я сделал в направлении этого паренька лишь один шаг, как тот драпанул, словно смерть свою увидел, и его примеру последовали ещё двое отлежавшихся бойцов без правил.

— Куда?! — Гаркнул я в темноту. — Как нападать, так все разом, а как разбегаться так по одному! Бармалеи хреновы! Вот что мне сейчас с этими оставшимися делать? — Спросил я сам себя. — Скорую вызывать или сразу труповозку?

И перед тем как идти звонить службе хоть кого-нибудь спасения я перетащил беспамятных мужичков с асфальта на газон. Во-первых, там мягче, а во-вторых, эстетика. Все четверо лежат вряд, и издалека может показать, что новые клумбы перед зимой прокопали — художественно легли. Затем я огляделся, куда мне ближе обратиться в свою общагу или в женскую. Вдруг эти нехорошие люди зашевелились и начали некрасиво выражаться по матери.

«Жить будут», — облегчённо выдохнул я и присел рядом, чтобы на морды бандитские посмотреть.

— Что сказать то хотели, после того как облом с куревом вышел? — Я одному для развязывания русской речи влепил смачный щелбан в лоб. — Не слышу?

— Привет от Константин Николаевича, сам знаешь за что, — протараторил какой-то трясущийся перепуганный гопник с краю.

— Так бы сразу и сказали, зачем драться-то полезли? Учишь вас, баранов, учишь. Просили же просто привет передать, — я влепил ещё один щелбан следующему хмурному товарищу. — Сколько денег он вам заплатил?