Очарованный кровью - Дин Кунц

Любой человек может почувствовать запах розы и наслаждаться им, но он уже давно научился ощущать гибель ее красоты, давя нежные лепестки в кулаке. Если бы сейчас у него в руках оказалась роза и если бы ему пришло в голову жевать ее лепестки, он бы вкусил не только сам цветок, но и его алый цвет — точно так же, как способен он чувствовать маслянистую желтизну купальниц и нежную, с привкусом лиловости, синеву гиацинтов. Он сумел бы ощутить даже след пчелы, которая с гудением вилась над цветком и карабкалась внутрь его чашечки, следуя извечному инстинкту опыления; и вкус почвы, на которой взросло это растение; легкий и горячий поцелуй ветра, который ласкал цветок летним полднем.

Ему еще ни разу не доводилось встречать никого, кто был бы способен постичь напряжение, вызванное его обостренным восприятием окружающего мира, его неугомонной, не стихающей страстью и стремлением достичь еще большей глубины ощущений. Возможно, когда-нибудь — с его помощью — это поймет Ариэль. Пока же она, вне всякого сомнения, еще не готова для подобного озарения.

Последнее нажатие, последнее прикосновение к заветной кнопке. Боль как вспышка молнии. Он вздохнул.

С пассажирского сиденья он взял сложенный плащ. Дождь только накрапывал, но ему необходимо было прикрыть свою забрызганную кровью одежду, прежде чем идти внутрь.

Конечно, покидая дом Темплтонов, он мог бы переодеться во все чистое, но так ему нравилось больше. Ему было приятно видеть следы крови на брюках и куртке.

Встав с водительского сиденья, он шагнул в глубь машины и надел в рукава плащ. Потом тщательно вымыл руки в раковине, хотя предпочел бы, чтобы и на них остались следы его работы. Но одежду можно спрятать под плащом, а вот с руками так не поступишь.

Перчатки он не любил. Носить перчатки значило признать, что он опасается разоблачения, тогда как на самом деле это не так.

Разумеется, его отпечатки пальцев хранятся в компьютерной картотеке федеральных и местных властей, однако «пальчики», оставшиеся там, где он потрудился, никогда не совпадут с теми, что помещены в его личное дело. Полицейские — как и весь остальной мир — просто помешались на компьютеризации, и большинство дактилоскопических отпечатков в их электронных архивах хранится в виде оцифрованной информации, обеспечивающей максимально быстрый поиск и обработку. Вот только с файлами иметь дело еще проще, чем со старыми добрыми досье в картонных папках — главным образом потому, что все необходимое можно проделывать на расстоянии, и нет никакой нужды вламываться в секретные архивы и хорошо охраняемые учреждения. И он умел незаметно, как призрак, просочиться в их умный компьютеры, чтобы копаться там, не выходя из своего дома на другом конце страны. Благодаря своим талантам, знаниям и связям, он смог добраться до этой важно» информации и как следует с ней поработать.

Надеть перчатки — даже хирургические, из тончайшего латекса — означало недопустимо ослабить ощущения, самому воздвигнуть барьер на пути чувственного опыта. Ему всегда нравилось медленно скользить по мягкому золотистому пушку на женском бедре, останавливаясь, чтобы почувствовать, как вырастают под пальцами пупырышки «гусиной кожи». Ему нравилось чувствовать, как пышет под ладонями жар живого тела, И следить за тем, как после смертельной игры этот жар постепенно сходит на нет. Ему нравилось убивать и чувствовать на голых руках горячее и мокрое.

Отпечатки пальцев, хранящиеся в различных досье под его именем, на самом деле принадлежат Бернару Петену — молодому солдату морской пехоты, трагически погибшему много лет назад во время учений в Кэмп-Пендлтон. А вот настоящие его отпечатки, которые он оставлял на месте преступления, — порой, нарочито отчетливые, оттиснутые кровью жертвы — нельзя было найти ни в одном электронном досье ни в ФБР, ни в Департаменте автомобильного транспорта, ни где-либо еще.

Закончив с плащом, он поднял воротник и внимательно осмотрел руки. Под тремя ногтями осталась засохшая кровь, но постороннему взгляду может показаться, что это земля или солидол. И никто ничего не заподозрит. Только он один способен почувствовать запах крови сквозь черный нейлон дождевика и подкладку, ибо остальные люди не обладают столь чувствительным и изощренным обонянием, чтобы уловить этот легкий аромат. Зато, глядя на черные каемки, оставшиеся под ногтями, он будто наяву сможет услышать пронзительные вопли, раздающиеся в ночной темноте как чудесная музыка, снова вспомнить дом Темплтонов, вибрирующий всеми стенами, словно концертный зал… Как жаль, что никто кроме него и бессловесных, протянувшихся на долгие мили виноградников, не слышал чарующих стонов и криков.

Если когда-то его схватят с поличным, полиция сразу возьмет у него отпечатки пальцев. Его хитрые махинации с компьютерами откроются, и в конце концов следствию, вероятно, удастся связать его с длинным списком нераскрытых преступлений. Но он не боялся. Живым его не возьмут, и он никогда не предстанет перед судом. А какие бы подробности ни стали известны судьям после его смерти, они только прославят его имя.

Его полное имя — Крейбенст Чангдомур Вехс. Из составляющих его букв можно сложить немало слов, ассоциирующихся с могуществом: БОГ, СТРАХ, ДЕМОН, ГНЕВ, ВРАГ, ДРАКОН, ГОРН, СЕКС, СМЕГМА, ИСХОД и другие. Есть среди них и слова с мистическим значением — СОН, КОВЧЕГ, МУКА, ЧУДО. Иногда последним, что он шептал на ухо своей жертве, была какая-нибудь коротенькая фраза, составленная им из того же набора. Больше всего ему нравилась одна — БОГ В СТРАХЕ!

И все же, вопрос об отпечатках пальцев и других уликах оставался чисто теоретическим, поскольку его — он знал — никогда не поймают. Ему уже исполнилось тридцать три, и он давно занимался тем, что ему особенно нравилось, однако еще ни разу ему не угрожала серьезная опасность.

С собой Вехс взял только пистолет, который обычно хранился в закрытой консоли между водительским и пассажирским сиденьем — мощный «хеклер и кох» модели П-7. Его тринадцатизарядный магазин он доснарядил раньше; теперь Вехс только отвинтил глушитель, поскольку сегодняшней ночью не планировал визитов в другие дома. Кроме того, сделанные им выстрелы могли повредить перегородки дефлектора, так что глушитель, возможно, стал теперь не просто неэффективным — испорченное устройство способно было существенно снизить точность стрельбы.

Неожиданно ему в голову пришла сладкая греза о том, что будет, если случится невозможное и отряды полицейского спецназа настигнут и окружат его как раз тогда, когда он будет предаваться своей излюбленной игре. Пожалуй, со своими знаниями и опытом он сумел бы превратить последующую схватку в захватывающее приключение.