Истопник - Александр Иванович Куприянов

там под гимнастеркой. Голубые глаза, слегка обветренные губы, рассказывает звонко. Оказывается, она у себя в лагпункте, вместе с администрацией лагеря, построила пекарню и баню, столовую и магазин. Разбила огород на южном склоне, выращивают телят и свиней, а еще есть цветники и клумбы, оштукатуренные дома с крашеными полами, работают плотина и три фонтана, которые подпитываются самотечной водой.

Вырабатывают свое электричество.

Сталин снова наклоняется к Френкелю:

– Что она им там санаторий устроила? Врагам народа… Фонтаны, цветники! Сочи! Зачем?

– Замечание понял, товарищ Сталин. Учтем. Разрешите добавить информации?

– Добавляй!

– На проходке тоннеля выработка женского лагпункта в полтора раза выше мужского!

– Что у них там – скалы мягче?

– Никак нет, товарищ Сталин! Они же идут навстречу друг другу… Женщины мужиков хотят сильнее! Мы пообещали.

Сталин ухмыляется в усы. Ох и хитер этот проходимец Френкель! Он и так величину пайки на БАМе поставил в прямую зависимость от выработки за день. Сделал норму – 500 граммов хлеба, перевыполнил – килограмм! А тут такой стимул придумал! Естественная мотивация.

Сталин иронично роняет:

– Бабы!

Вождь во все времена именно так и относился к женщинам. На Кавказе это естественное отношение мужчины к женщине. Он и любимую свою Наденьку Аллилуеву простой бабой считал. Кидал в нее хлебными катышками и обращался за столом при всех: «Эй, ты! Чего не пьешь?» А она ему ответила: «Я тебе не эй!» И чтобы доказать, что не «эй», пошла учиться в Промышленную академию. В Промакадемии враги Иосифа и партии свили себе гнездышко. Пришлось разворошить.

Правда, Наденька застрелилась.

Из женского браунинга.

Предала Иосифа. Его все предают.

Эх, эх!

Митинг закончился, начались танцы. Оркестр заиграл:

Сиреневый туман над нами проплывает,Над тамбуром горит прощальная звезда.Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,Что с девушкою я прощаюсь навсегда!

Между прочим, Сталина Говердовская с трибуны тоже заметила молодого и красивого лейтенанта. По виду ровесника. Вернувшегося, кажется, в родные края. Вздрогнула и обрадовалась, только виду не подала, когда он вырос перед ней:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите представиться – лейтенант Ярков Константин! Смерш. Прибыл на родину после службы в Прибалтике. Разрешите пригласить вас на танго.

Кто только не пытался закадрить Говердовскую!

И начальник соседнего, мужского, лагпункта, женатик, между прочим, подкатывался, мол, давайте, Сталина Георгиевна, дружить домами! Все-таки мы с вами два серьезных командира… Знаем мы эту дружбу. И Савёнков, из управления, какие-то дорогие отрезы на платья шлет. А куда Сталина пойдет в крепдешиновом платье? На лесоповал? Или в шестой барак бетонщиков, в местный театр. Там по вечерам Писатель травит в лицах историю про Гамлета и Офелию. А Летёха Василий – так тот каждый день старается промелькнуть перед ней в обновке. То кубанку каракулевую отберет у зэка, то френчик почти заграничный справит.

Пока Сталина Говердовская раздумывает, соглашаться ли так, с лету, на танец, положить ли, легко и небрежно, свою ладонь на плечо Кости Яркова, приведем доказательства необычной информации о положении женского лагерного пункта на западном портале тоннеля. Дело в том, что большинство читателей, конечно, привыкло к описаниям тяжелых условий жизни зэков вообще и Бамлага в частности. Колючая проволока, промерзшие бараки, овчарки, жидкая баланда… Так оно и было на самом деле. А тут Говердовская с высокой трибуны доложила: оштукатуренные дома, столовая, клумбы с цветами, овощи и молоко, магазин и телята.

Опять разыгралась свобода автора в обращении с материалом? Ничего подобного. Женский лагпункт западного портала Дуссе-Алиньского тоннеля был редким исключением на фоне страшной жизни зэков.

Будем верны исторической правде.

В мае 1941 года, то есть за пять лет до описываемых нами событий, Дуссе-Алиньский тоннель посетила комиссия ГУЛЖДС – Главного управления лагерей железнодорожного строительства. Тогда стройка перешла в их ведение. Комиссию возглавлял Главный инженер Управления А. К. Бакин. Комиссия дала высокую оценку организации жизни в женском поселке лагпункта, его благоустройству, питанию зэков – вернее зэчек, их жилищно-бытовым и санитарным условиям. Тротуары были проложены в непролазной дуссе-алиньской мари, клумбы цвели, на огороде, в трех километрах от западного портала, росли овощи, капуста и картошка. В женском лагпункте были построены коровник, свиноферма и птицеферма. А еще имелись гаражи автобазы, механическая мастерская, бетонозавод и больничный городок. Все запротоколировано и отражено в документах, дошедших до наших дней.

Френкель лукавил перед Сталиным, когда брал на заметку его замечания. Как никто, Френкель понимал – людей нужно не только загонять рабским трудом и нечеловеческими условиями жизни, но и грамотно управлять сложным механизмом лагерей.

Он и сам бывал в Дуссе-Алиньском лагерном пункте, которым командовала тогда, в начале сороковых, Мария Ивановна Гладышевская, старший лейтенант НКВД. Она была выпускницей Ленинградского горного института.

Мария Ивановна и ее администрация сделали поселок тоннельщиц почти образцовым на всей стройке-500. Гладышевская, при ликвидации аварии в тоннеле, в декабре 41 года погибла. Вместе со своими проходчицами. На отдельных участках женщины сталкивались с тяжелыми породами. Дневная проходка составляла иногда всего 10 сантиметров. Приток воды на западном портале достигал 500 литров в секунду, а на восточном случалась тройная перекачка. Вода заливала штольни под крышу. Работу приходилось останавливать. Рацбаум, начальник тоннельщиков, подробно и горько вспоминал об этом. В одной из таких аварий и погибла Мария Ивановна Гладышевская. Зэки обратились с просьбой в правительство: ближайший к Дуссе-Алиню населенный пункт переименовать в станцию Гладышевскую.

Да кто же и когда прислушивался к зэкам! Хотя на картах того времени изыскатели уже подписали кружочек разъезда – станция Гладышевская.

И в досье киноромана есть копии таких карт.

Что же касается песни «Сиреневый туман», которую сейчас играет оркестр на импровизированной танцплощадке, под трибуной, то еще Лев Ошанин, поэт, вспоминая друга – тоже поэта, Матусовского, писал:

«Помню, как еще в Литиституте в 1936–1937 годах он (Матусовский. – А. К.) напевал: «Прощайся с девушкой, уходит поезд. Прощайся с девушкой, второй звонок…»

Есть и другая версия.

Песню написал Юрий Липатов в 1946 году.

Называлась она «Дорожное танго. Посвящается Ниночке Глуховой».

Текст выглядел так:

Ты смотришь на меня и руку пожимаешь,Когда увижу вновь? Быть может, через год…А может быть, навек меня ты покидаешь…Еще один звонок, и поезд отойдет.

В начале 2000-х годов Ниночку Глухову найдут в Липецкой области. Сын композитора Юрия Липатова – Михаил предъявит доказательства авторства своего отца. Но это случится гораздо позже.

А сейчас у нас на перроне по-прежнему 1946 год. Как раз тот год, когда, по одной из версий, было написано танго «Сиреневый туман».

Сталина Говердовская – она смелая и решительная – неожиданно говорит Яркову:

– Пошли на сцену! Захвати аккордеон.

Костя удивлен. Но покорно идет вслед за старшим лейтенантом, красавицей.

Сталина подходит к микрофону и взмахом руки останавливает оркестр:

– Сейчас я вам спою ту же песню. Но в слова в ней будут другие.

Товарищ лейтенант, подыграйте!

Говердовская объявляет:

– Экспресс времен!

Слова песни никому не знакомые.

Оказывается, есть и такой