Сказать почти то же самое. Опыты о переводе - Умберто Эко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О майн Готт, Господь меня прощает, что Его Пресвятое Имя пусто я произносил. Ин примис[74]*, после как Зало́мо Храм построил, сделал он гроссну флоту, как говорит Книга Царств[75]*; и эта флота приехает на Остров Офир, откуда ему доставляют (как говоришь ты?)… квадрингенти унд вигинти…»
«Четыреста двадцать».
«Четыреста двадцать талентов золота, отчень гроссна богатства! Библия отчень мало говорит, чтобы сто-олько сказовать, как если говорить парс про тото[76]**. И никакой грунт близко Израэл имел такую гроссну богатству, квод сигнификат[77]***, что эта флота до последняя граница мира была приехана. Здесь».] (ит., А. Коваль)]
«Ach mein Gott, the Lord forgive I take His most Holy Name in vain. In primis, after Solomon the Temple has constructed, he made a great fleet, as the Book of Kings says, and this fleet arrives at the Island of Ophir, from where they bring him – how do you say? – quadringenti und viginti…»
«Four hundred twenty.»
«Four hundred twenty talents of gold, a very big richness: the Bible says very little to say very much, as if pars pro toto. And no land near Israel had such big riches, quod significat that the fleet to ultimate edge of the world had gone. Here.» (Weaver)
[† «Ах, майн Готт, Господь прости, что я беру Его Пресвятое Имя всуе. Ин примис, после как Соломон Храм построил, он великий флот сделал, как Книга Царств говорит, и этот флот прибывает на Остров Офир, откуда ему привозят – как ты говоришь? – квадрингенти унд вигинти…»
«Четыреста двадцать».
«Четыреста двадцать талантов золота, очень большое богатство: Библия очень мало говорит, чтобы очень много сказать, как бы парс про тото. И ни одна страна близко к Израилю таких больших богатств не имела, квод сигнификат, что этот флот до крайнего предела мира дошел. Здесь». (англ., Уивер)]
«Oh mein Gott, le Seigneur me pardonne pour ce que le Son Très Saint Nom en vain j’ai prononcé. In primis, après que Salomon le Temple construit avait, il avait fait une grosse flotte, comme dit le Livre des Rois, et cette flotte arrive à l’île d’Ophir, d’où on lui rapporte (Comment dis-toi?)… quadringenti und viginti…»
«Quatre cent vingt».
«Quatre cent vingt talents d’or, une beaucoup grosse richesse: la Bible dit beaucoup peu pour dire tant en tant, comme dire pars pro toto. Et aucune lande près d’Israel avait une aussi grosse richesse, quod significat que cette flotte aux derniers confins du monde était ariivée. Ici.» (Schifano)
[† «О майн Готт, Господь да простит меня за то, что Пресвятое Имя Его я всуе произнес. Ин примис, после того как Соломон Храм построил, он гроссный флот сделал, как говорит Книга Царств, и этот флот прибывает на Остров Офир, откуда ему доставляют (как ты говоришь?)…квадрингенти унд вигинти…»
«Четыреста двадцать».
«Четыреста и двадцать талантов золота, весьма гроссно богатство: Библия весьма мало говорит, чтобы очень много сказать, как сказать парс про тото. И ни один пейзаж близко Израиля такого гроссного богатства не имел, квод сигнификат, что этот флот до крайних пределов мира дошел. Здесь». (фр., Скифано)]
Но Буркхарт Кребер, переводя на немецкий язык, оказался в немалом затруднении. Как передать по-немецки такой итальянский, которым говорил бы немец? Переводчик вышел из этого затруднения, решив, что главная особенность отца Каспара состоит не столько в том, что он немец, сколько в том, что он немец XVII века, и заставил его говорить на чем-то вроде барочного немецкого. Остается в силе и эффект «остранения», и чудаковатость отца Каспара. Однако следует отметить, что при этом не удалось передать другую комическую черту отца Каспара, который, намереваясь произнести по-итальянски «четыреста двадцать», колеблется. Немец сказал бы vierhundertzwanzig, и никаких осложнений не было бы, но отец Каспар, очевидно, думает о других случаях, когда, говоря, например, «двадцать один» (ventuno), что по-немецки будет ein und zwanzig, он внутренне переводил это как ипо е venti (букв. «один и двадцать»); потому он и колеблется, отдав предпочтение латинскому выражению. Вполне очевидно, что в немецком переводе эта игра не имела бы никакого смысла, и переводчик вынужден был убрать вопрос и ответ, соединив две реплики Каспара:
«Oh mein Gott, der Herr im Himmel vergebe mich, daβ ich Sein’ Allerheyligsten Namen unnütz im Munde gefüret. Doch zum Ersten: Nachdem König Salomo seinen Tempel erbauet, hatte er auch eine groβe Flotte gebaut, wie berichtet im Buche der Könige, und diese Flotte ist zur Insel Ophir gelangt, von wo sie ihm vierhundertundzwanzig Talente Goldes gebracht, was ein sehr gewaltiger Reichthum ist: die Biblia sagt sehr Weniges, um sehr Vieles zu sagen, wie wann man saget pars pro toto. Und kein Land in Israels Nachbarschaft hatte solch grossen Reichthum, was bedeutet, daβ diese Flotte muβ angelanget gewesen seyn am Ultimo Confinio Mundi. Hier». (Kroeber)
[† «О Боже праведный, Господь наш, иже на небесех, да простит меня, что Имя Его Пресвятое вcкую изрек я устами своими! Обаче, во-первых: выстроившу Царю Соломону Храм свой, построил он такожде изрядный караван морской[78]*, яко во Книге Царств говорится; и караван сей дошел на Остров Офир, откуда доставил ему четыре сотни да двадцать талантов злата; а сие есть богатство превеликое. Рече Библия весьма скудно, дабы изречь премного, яко в реторике говорится парс про тото, сиречь часть за целое. И ни в одной земле близ Израиля не было толикого богатства, а сие означает, что каравану сему морскому добраться надлежало до Ультимум Конфиниум Мунди, сиречь до самой крайней межи мира. Тут». (нем., Кребер)]
5.2. Утраты по соглашению сторон
Не перечесть тех случаев, когда адекватный перевод оказывается невозможен и автор уполномочивает переводчика пропустить слово или целую фразу, если при этом он осознает, что в общей «экономии» произведения эта потеря несущественна. Типичный случай такого рода – перечень странных и вышедших из употребления слов (техника, которую я позволяю себе частенько). Если из десятка слов, содержащихся в перечне, одно оказывается абсолютно непереводимым, не так уж страшно, если этот перечень сократится до девяти слов. Тэйлор (Taylor 1993) придирчиво и тщательно анализирует те случаи, в которых Уивер в своем английском переводе «Имени розы» пытается подобрать подходящие эквиваленты для перечней таких растений, как фиалка (viola), ракитник{♦ 39} (citiso), чабрец (serpillo), лилия (giglio), бирючина (ligustro), нарцисс (narciso), колоказия{♦ 40} (colocasia), акант (acanto), малабатр (malobatró), мирра (mirra) и опобальзам (opobalsami). Совсем несложно найти такие английские эквиваленты, как violet («фиалка»), lily («лилия»), narcissus («нарцисс»), acanthus («акант») и myrrh («миррис»). Что же касается чабреца (serpillo), то Уивер переводит это слово как thyme («тимьян»), и хотя чабрец – то же, что тимьян (ит. timo), дело скорее в том, как отмечает Тэйлор, что слово serpilla в итальянском языке встречается реже и звучит изысканнее, чем thyme – в английском{♦ 41}. Однако Тэйлор соглашается с тем, что было бы «совершенно бессмысленно» («fairly fatuous») застревать на таких подробностях, и с точки зрения прагматической, учитывая к тому же существующие различия между двумя культурами в области садоводства и огородничества, слово thyme как эквивалент вполне сгодится.
Драма начинает разыгрываться со словами «ракитник» и «колоказия», для которых нет соответствующих английских названий. Уивер выходит из затруднения, переводя «ракитник» (citiso) словом cystus («цист»), сохраняющим латинский корень и ботанический привкус, а «колоказию» (colocasia) – словом taro («таро»), хотя это лишь один вид колоказий; но, по словам Тэйлора, Уивер поступил правильно, хотя при этом, конечно, теряется изысканное звучание итальянского слова. Что же касается опобальзамов, то по-английски это должны быть balsams of Peru («перуанские бальзамы»), но средневековые люди о Перу не знали. Уивер выбрал вариант Месса balsam («меккский бальзам»)[79]. Тэйлор сетует также на то, что малабатр у Уивера превратился в mallow («мальва»), то есть опять же слово вполне обычное заменило собою такое, которое вызывает в памяти библейские псалмы, – но и здесь Тэйлор оправдывает переводчика. Как автор, я обсуждал эти замены и одобрил их.
Однако проблема возникает скорее не при замене одного слова, а в том случае, когда сокращается целый отрывок. С беспощадной точностью Чамоса и Сантойо (Chamosa & Santoyo 1993) отмечают сотню пропусков в английском переводе «Имени розы»[80]. Они допускают, что эти пропуски могли быть сделаны с ведома автора, но утверждают (и притом справедливо), что эти возможные внетекстуальные данные в счет не идут. При этом они молчаливо придерживаются того принципа, который я уже провозгласил выше, в «Предисловии»: перевод обязан юридически уважать «сказанное автором» или «сказанное в оригинальном тексте». И действительно, я напоминал о том, что, если мы купим перевод «Отверженных» Гюго и обнаружим, что из него были выброшены целые главы, мы будем вполне вправе протестовать.
