Старый дом - Михаил Климов

Однако куплено было: Шотлендер Я.В. Паровоз. Руководство для технических железнодорожных училищ, железнодорожных машинистов и их помощников.

Еще – Тимофеев А.Е История Санкт-Петербургской Биржи.

Еще – Никольский Б.В Литературно-художественный сборник. Стихотворения студентов императорского Санкт-Петербургского университета с иллюстрациями студентов императорской академии художеств (это была первая публикация Блока).

А еще – Андреевский М.В. Охотничьи Записки и Дневники Егермейстера М.В. Андреевского. Царская и русская охота.

А еще – Струков Д.Л. Десятилетие Императорского Российского Пожарного Общества.

А еще – «Ослиный хвост и мишень».

И в довершение «Вечерний альбом», как помнит читатель, первая книга Марины Цветаевой.

И вся эта разноголосица, подобранная по принципу: дешевая здесь и дорогая там, легкая по весу и легкая в отдаче – на пятьдесят рублей. И на любую из этих книг сегодня есть спрос.

Сколько можно было за это получить, Прохоров даже считать не стал – много. Тем более был шанс, что Цветаева, которая по Володиным словам в тринадцатом году вышла замуж и уехала за границу, еще в Москве и можно будет взять автограф.

В общем, на Никольскую Слава с Надеждой, которая тоже несколько заразилась его азартом, летели на крыльях…

И болтали без умолку…

И это была его вторая ошибка.

35

Было обещано мной в начале предыдущей главы рассказать, о чем собственно беседовали Прохоров с Надеждой, пока передвигались от магазина к магазину.

Но вот я думаю – а может, пока не стоит этого делать?

Разговоры их почти не менялись на протяжении всего пути и продолжились в дальнейшем (и уж эти-то части разговоров обязательно будут воспроизведены), почти никакого значения, где именно что было сказано, для дальнейших событий не имеет, а в чем Славина ошибка – можно будет понять без пересказа.

Важно только, что, подъехав на Никольскую, уже почти на месте, наш герой вдруг понял две вещи: во-первых, что сил после двух часов нагибаний, приседаний и выпрямлений перед полками Карбасникова и Вольфа у него уже практически не осталось. И пятнадцать минут, которые они сюда добирались, сидя не в самом удобном авто, ничего в этом смысле не решают.

А во-вторых, просто хотелось есть: кофе, как известно, дает некоторые калории организму, но после «капучино» прошло уже больше двух часов, а после завтрака – и все шесть.

Короче, подъезжая к месту назначения, Слава мучительно пытался вспомнить – куда можно пригласить даму, потому что подготовился он плохо и сведения об этом разделе московских достопримечательностей у него были весьма скудные.

После чтения несоответствующей литературы, а именно беллетристики, в памяти из всех таких точек сохранились, как ему казалось, только два названия: трактир Тестова и «Яр».

Но первый, запомнившийся подогретыми тарелками, располагался на Воробьевых горах, что по нынешнему, Надиному, времени, было уже Подмосковье, и расценить такое приглашение она, пожалуй, могла, как предложение поехать в гостиницу. Возможно – нет, и Слава все это себе придумал, но раз такая вероятность была, экспериментировать не хотелось.

А второй – вообще остался в памяти сценами разгула и кутежа. У Славы был приятель, что-то он там возглавлял по мебельной части еще при совке, который рассказывал, что в «Яре» стояли, заказанные его хозяином, специальные зеркала. Специальные своими размерами, потому что таких, подобных тем, столетней давности, в момент разговора ни одна советская фабрика изготовить все еще или уже не могла. А владелец ресторана, кажется, его фамилия была Соколов (или это был руководитель местного хора, кто ж это помнит), зная свою публику, заказал их не то в Германии, не то во Франции в большом количестве. И в момент пьяного разгула была у местных «весельчаков» такая традиция: человек, пошатываясь, вставал, поднимал руку и внятно произносил:

– Плачу за все…

И ему в эту поднятую руку, подоспевший лакей вкладывал бутылку шампанского, которая и летела в зеркало, а цена такого веселья аккуратно вносилась в счет «завсеплатящего». Наутро же, и в этом был весь фокус, зеркало было на месте, как будто ничего не случилось…

И в ЭТО он повезет Надежду?

Может быть, конечно, днем там все было прилично и чинно, но где гарантии?

– А вы знаете такого артиста Художественного Театра Ивана Москвина? – услышал он вдруг ее голос. – Вон он идет, наверное, на репетицию…

Прохоров даже смотреть не стал, просто кивнул молча, такую фамилию он слышал. Однако в душе страшно обрадовался, потому что нечаянная встреча вдруг решила все его проблемы.

Ведь еще в школе он читал о том самом знаменитом разговоре, который произошел между Станиславским и Немировичем-Данченко и послужил к основанию Художественного Театра.

А где он происходил?

Правильно, в ресторане «Славянский базар».

А где находится вышеозначенный ресторан?

Правильно, на Никольской улице…

И не могли два таких солидных человека беседовать абы где, наверное, они выбрали нормальное, приличное место…

И хотя разговор тот происходил в конце девятнадцатого века, можно было быть уверенным, что заведение это в тринадцатом году еще существовало и процветало. Потому что и при большевиках оно было открыто, а тогда ведь не было моды на все старое, как в последние годы, значит, «Базар» этот продержался на одном месте больше века.

Солидная рекомендация…

Правда, доходили до Прохорова какие-то разговоры о том, что ресторан этот сгорел, но было-то это (точнее будет) только в конце двадцатого века, а сейчас – наоборот, начало…

Слава никогда, в той своей жизни не был в этом заведении, да и, как он понимал свою спутницу, она тоже. Но ему казалось, что это и необязательно – ресторан, он и есть ресторан: пришел, посмотрел меню, выбрал, заказал, поел, ушел – что тут сложного или трудного?

– Надежда Михайловна, – предложил он старательно нейтральным тоном, – вы знаете, я вдруг понял, что голоден, да и вы, думаю, тоже. Поэтому хочу пригласить вас пообедать…

– Но я не знаю, где здесь можно это сделать… – не стала ломаться она. – Чтобы вкусно и недорого.

– Зато я знаю… – успокоил ее Прохоров. – Идея такая: отпускаем эту разва… – он хотел сказать «развалюху», но в последний момент поймал себя на слове, – этот замечательный бензомотор, потому что нормальный обед – это час, да пару часов мне в магазине нужно, а тут, как я вижу, полно извозчиков, так что доберемся.

Не то что Слава экономил деньги, всего-то и заплатит он «таксисту» восемь рублей (внимательный читатель понимает, что это было меньше доллара). Просто пока они ехали с Моховой сюда, до него вдруг дошло, что он оставляет совершенно незнакомому человеку товара на сумму, достаточную для покупки в его Москве неплохой двух-, а то и трехкомнатной квартиры недалеко от центра.

Оставляет, не имея никакой возможности не то что вернуть товар, просто найти шофера, если тому вдруг вздумается сбежать с книгами и фаберовским кирпичом (маленькую коробочку наш герой держал в кармане).

В той своей Москве, если бы такое случилось, Прохоров хорошо понимал, куда пойти и сколько будет стоить вернуть такого беглеца.

А здесь?

Надежда явно не располагала нужными связями, а уж о нем самом и говорить нечего…

К тому же, морда этого «таксиста» нашему герою явно не нравилась. Красивые и мужественные лица почему-то никогда не были симпатичны Прохорову. И это не было связано с заботой о сексуальных предпочтениях носителей таких физиономий, какое дело Славе до чьих-то сексуальных предпочтений.

Дело было скорее в том, что, как объяснил ему когда-то один профессиональный мошенник, именно такие лица и должны быть у профессиональных мошенников – иначе кто ж им поверит…

А этот еще и молчал всю дорогу…

И явно прислушивался к их разговорам…

В общем, когда «бензомотор» подкатил к дверям «Славянского базара», Слава расплатился не торгуясь, с облегчением взял два свертка в одну руку, а даме предложил другую. И они торжественно прошествовали в распахнутую услужливым швейцаром дверь…

36

Тут вот и настала пора рассказать о беседах наших героев. В чем-то они напоминали известное стихотворение Сергея Михалкова «А что у вас?» с той только разницей, что у писателя дети хвалились своими причиндалами, а у нас, наоборот, взрослые ругали свои.

Впрочем, обо всем по порядку.

Началось это «пикирование» (назовем его так) еще раньше, но сформировалось именно в том виде, в котором и будет здесь представлено, только когда наши герои проезжали нынешнюю Театральную (тогда Петровскую) площадь.

Взглянув на сквер, размещавшийся рядом с «Метрополем», напротив Большого театра, Прохоров поразился обилию роз:

– Розарий в центре города… А у нас на этом месте каменный истукан…

Надежда не осталась в долгу и после короткого размышления парировала: