Грозное лето (Солдаты - 1) - Михаил Алексеев

Гуревич сидел рядом с Лаврой на бревне и внимательно его слушал. Пинчук подсел к ним. Шофер неторопливо рассказывал о военкоре Василии Пчелинцеве.

Вася Пчелинцев стал писать в газету давно.

Как-то редакция стояла недалеко от саперов. И здесь с ней произошло несчастье: упавшей поблизости бомбой разбило печатную машину. Три дня ее ремонтировали. Три дня "хозяйство Ивана Федорова", как в шутку называли редакцию, не работало, и бойцы не видели в своих окопах "Советского богатыря" -- маленькой газетки, к которой привыкли и которую давно успели полюбить.

И вот однажды, -- в этот день заканчивали ремонт печатной машины, -- в редакцию пришел один из самых ее активных военкоров. В пропотевшей, почти белой гимнастерке и такой же пилотке, с неизменным карабином за плечами и малой саперной лопаткой на поясном ремне, он протиснулся в землянку редактора и доложил:

-- В-военкор Пчелинцев, из саперного батальона.

Здороваясь с солдатом, редактор улыбнулся: он хорошо знал Пчелинцева. Ведь почти каждый день Пчелинцев присылал в редакцию какую-нибудь заметку. Бывали дни, когда редакция помещала в одном номере газеты несколько заметок своего неутомимого военкора. Эти заметки приходилось подписывать разными фамилиями. Ничего не поделаешь -- неудобно было давать одновременно две заметки за одной и той же подписью. А дать их было необходимо -"оперативный материал". Так Вася Пчелинцев превращался иногда в Петра Васина.

Раньше Пчелинцев работал агитатором в своей роте. Но после контузии он стал сильно заикаться. Сначала Вася растерялся -- не знал, как агитировать. По-прежнему приходил на собрания, а говорить не мог. На одном совещании к нему подошел начальник политотдела полковник Демин и спросил:

-- А вы, Пчелинцев, почему не выступили? Разве у вас мало опыта, чтобы поделиться с товарищами?

Вася покраснел и, страшно заикаясь, ответил:

-- М-мне, товарищ п-полковник, т-трудно говорить...

-- Ах вот оно что. Понимаю. А вы попробуйте писать в нашу газету. Военкор -- тот же агитатор. Будете выступать сразу перед сотнями солдат.

-- П-попробую, товарищ полковник.

-- Попробуйте. По-моему, у вас получится. Главное, пишите правду. Ничего не выдумывайте.

И Пчелинцев стал писать. Первую статейку ему помог сочинить его дружок Уваров. Заметку сразу же опубликовали.

После этого Вася стал ежедневно описывать подвиги своих товарищей -саперов. Обо всех славных делах тружеников войны знала теперь дивизия Сизова. Об одном только герое ничего не писал военкор -- о самом Васе Пчелинцеве. Ни в одной строчке не упомянул он о своих подвигах. Так и не рассказала газета о том, как холодной ночью сапер Василий Пчелинцев переплыл через реку, подполз к немецкой пушке и противотанковой гранатой уничтожил ее вместе с прислугой.

...И вот, обеспокоенный судьбой "Советского богатыря", Пчелинцев решил узнать лично, что стряслось с газетой. Он отпросился у командира роты, и тот отпустил его. Вася принес с собой несколько свежих заметок, одну из которых тут же отдали в набор. Пчелинцев стоял рядом с наборщиком и с превеликим любопытством наблюдал, как тот проворными руками извлекал из черных ячеек кассы маленькие буковки. Заметка была быстро набрана, и наборщик сделал оттиск. Пчелинцев с восхищением рассматривал мокрую гранку, держа ее в дрожащей руке.

-- Во-от, че-ерт возьми!.. -- бормотал он, морща лоб.

С того дня Вася приходил в редакцию почти ежедневно. Там к нему все привыкли. Заметки он приносил хорошие. Иногда писал их тут же, в редакции, то есть в маленьком блиндаже секретаря. Ежедневный приход непоседливого военкора стал обычным и необходимым явлением в жизни небольшого редакционного коллектива. Необходимым потому, что секретарь на первой странице газеты всегда оставлял место для "оперативного материала" военкора Пчелинцева.

И только однажды Вася здорово подвел редакцию. Пришел он позже обычного и вместо маленькой заметки положил перед изумленным секретарем огромный сверток,

-- Что это? -- спросил секретарь.

-- "Млечный Путь". Поэму н-написал.

-- А заметку на первую страницу?

-- Я с-сегодня бо-олыне ничего не-е принес. Только поэму.

Огорченный секретарь стал быстро подбирать нужный материал из писем других военкоров.

"Млечный Путь" оказался плохой поэмой. Ее автор решительно не считался ни с рифмой, ни с размерами стиха.

-- Ты, Вася, перекрыл всех футуристов, -- сказал ему секретарь. -- В общем, не годится. Заметки ты пишешь лучше.

К общему удивлению, Вася нисколько не обиделся. Он продолжал приходить в редакцию, и по-прежнему для его заметок на первой полосе оставляли место. Наборщики встречали его появление восторженным криком, играли на губах туш, а Лавра угощал жирным супом или открывал специально для Васи "второй фронт" -- банку американской консервированной колбасы. Все нравилось сотрудникам редакции в Васе Пчелинцеве: и его невозмутимое простодушие, и то, как он заикался, и даже его прихрамывающая, шаркающая походка, и откровенно добрая, широкая улыбка. Одного только не замечали бойцы и офицеры из "хозяйства Ивана Федорова" -- это Васиной любви.

По соседству с редакцией размещалась полевая почта. В ней работала сортировщицей писем Вера -- толстощекая, со вздернутым носиком и озорными глазами девушка. Вот она-то и внесла смятение в душу невозмутимого военкора. Все шло как будто хорошо, но один случай перепутал карты в отношениях Веры с Пчелинцевым. Как-то литсотрудник привел в редакцию известного всей дивизии лихого разведчика Семена Ванина, о подвигах которого частенько сообщала газета. Привел его для того, чтобы художник Дубицкий вырезал на линолеуме его портрет. Вера зачем-то на минутку забежала в редакцию, и Сенька успел обласкать ее своими кошачьими глазами. С той поры Вася и заметил во взгляде девушки холодок. А заметив эту перемену, уже не решался более заходить на почту. Только скрытно грустил. Вере он и посвятил свою поэму "Млечный Путь".

И вот сегодня в редакцию пришла печальная весть: несколько дней тому назад Вася Пчелинцев погиб. Погиб смертью героя. Он вызвался разведать минные поля противника за Донцом. И когда возвращался обратно, вражеская пуля настигла его на середине реки.

Об этой-то смерти и рассказывал сейчас Лавра Борису Гуревичу и подсевшему к ним Пинчуку.

Когда рассказчик умолк, солдаты невольно подняли кверху головы. Им хотелось увидеть Млечный Путь. Но разве днем можно его увидеть?..

Огорченный Пинчук вскоре возвратился в свою роту, сообщил товарищам о гибели маленького военкора. Так и не дождались разведчики заметки в газете о подвиге Якова Уварова.

3

В июне на участке дивизии генерала Сизова все еще продолжались усиленные оборонительные работы. Ставка Верховного Главнокомандования двигала и двигала в этот район новые войсковые формирования, удивляя и радуя солдат. Непрерывно прибывали приданные средства -- танки, артиллерия, зенитные и саперные подразделения. Особенно много было артиллерии. Из-за деревьев повсюду торчали длинные стволы новых противотанковых пушек, вызывавших всеобщее восхищение. Солдаты подолгу вертелись возле них: