Метагалактика 1993 № 3 - Виктор Федоров

Археолог, как я заметил, только мягко улыбнулся.

— Под монотонный, невыносимый гул в голове, всеми силами заставляя себя не оглядываться, я наконец добрался до большой группы камней. К этому времени таинственный преследователь перестал подавать всякие признаки своего близкого присутствия, но, как вы понимаете, я просто в это уже не верил. Именно данное обстоятельство, а также то, что до дома оставалось совсем немного, вероятно, придало мне утраченное любопытство и выбрав удачный момент, я спрятался за одним из валунов. Мой настойчивый незнакомец, по всей видимости, сделал то же самое, однако неосторожность тотчас выдала его с головой. Возле одного камня я даже в темноте различил его руку и плечо…

В моем возрасте, сэр, это выглядит явно неправдоподобно, и тем не менее, расстояние от камней до дома я покрыл со скоростью хорошо тренированного охотничьего пса. Забежав к себе, и заперев на обе задвижки входную дверь, я затаился в самом дальнем углу этой самой гостиной, не отводя глаз от незашторенного окна, куда уже зловеще струился свет полной луны. Вновь последовавший знакомый звук за стенами дома вызвал у меня новый приток страха — казалось, я готов был проникнуть в самую узкую щель, лишь бы только ничего не видеть. Какое-то мгновение мой взгляд блуждал по темному помещению в поисках более надежного убежища и когда он вновь вернулся к окну, у меня застыли веки. Через стекло в гостиную заглядывало искаженное невероятной гримасой человеческое лицо, чьи черты даже в столь умопомрачительной обстановке показались мне поразительно знакомыми.

— Неужели Роберт Хугнер! — процедил я, перестав чувствовать головокружение от необычайно крепкого рома.

— Нет, сэр. Даже столь странное появление вашего уважаемого брата никогда не вызвало бы у меня на душе и в мыслях то, что довелось мне пережить в ту так запомнившуюся ночь. По ту сторону окна в гостиную смотрело застывшее искривленное обличие отца сэра Роберта, чья душа уже давно покинула этот мир.

В моей жизни, даже в самые беспокойные ее отрезки, спиртное неизменно занимало одно из последних мест, но теперь я поневоле был бесконечно благодарен крепчайшему американскому рому, сумевшему спасти меня от доброй половины эмоций самого непредсказуемого характера. Можно только представить, да и то с трудом, какими глазами я стал смотреть на все после исповеди старого археолога, окончательно подорвавшей во мне веру в то, что я пребывал на земле людей. Между тем, закончив рассказ о своих леденящих душу похождениях, Френсис Хьюз вновь заговорил о каких-то острых расстройствах восприятия, даже не подозревая, что я его совершенно не слушал, томясь только единственным желанием броситься куда угодно, лишь бы ни минуты не оставаться в этих проклятых краях.

— Значит, мой брат видел то, чего на самом деле не было, — самым мрачным тоном проговорил я, — что ж, сверхъестественный характер описанных им картин прямо внушает именно эту мысль, если бы… если бы я не был убежден в обратном. Скажите, мистер Хьюз, вы знали, что в «Поющем Камне» при Роберте была замечательная кукла, чье предназначение, признаюсь…

— О, я вижу вы более осведомлены, чем я думал, сэр, — прервал меня археолог, пронзая пытливым, недоверчивым взглядом. — Джозефина была самой неприступной тайной вашего брата и, простите, я не смею касаться этой темы даже в разговоре с вами. Поверьте, я очень и очень сожалею, но поделать ничего не могу.

— Как ни печально, я не смею настаивать, — недовольно сказал я, — и все же, мистер Хьюз, я позволю себе задать вам только один вопрос. В чем, по вашему мнению, крылась истинная причина появления в доме Джозефины?

— Боюсь, сэр, мне придется повторяться, — задумчиво ответил Хьюз, тщетно раскуривая погасшую трубку. — Только полное одиночество, окруженное со всех сторон каменистыми пустошами, подточило душу вашего брата, заставив искать спасения в объятиях этой необычной куклы.

И тут я чуть не взорвался. Я мог вполне предположить, что из меня настойчиво делали дурака изворотливый Астон или помутившийся рассудком Роберт Хугнер, но чтобы этим занимался еще и Хьюз! Боже мой, с какой явной интонацией он выделил слово кукла и как обожгло мне это сердце, если я лично в полном сознании слышал тот истошный вопль из камина, видел, как нежная кожа Джозефины покрывалась страшными волдырями, когда дикое пламя с воем охватило ее красивую фигуру. И все же я смолчал, смолчал, обессиленный тем ужасом, который таился здесь, казалось, за каждым углом.

К моему несчастью вскоре неожиданно зарядил сильный дождь и нам пришлось еще довольно долго просидеть в гостиной, питая сомнительную надежду, что стихия все же угомонится. Во время всего столь неутешительного и мрачного завершения нашей первой встречи с археологом, очевидно, заметив во мне крайнюю растерянность, Хьюз неоднократно дружески намекал на предпочтительность откупоривания новой бутылки чего-то более легкого, чем ром, но я с самого порога бесповоротно отклонял все его предложения. Клянусь честью, умолчал бы он о своих приключениях среди камней, я без сомнения согласился бы даже заночевать в его неухоженной, покосившейся лачуге, однако теперь появившийся на моем горизонте призрак старого Хугнера вдруг окрасил гостиную, да и весь дом в столь зловещие тона, что дальнейшее мое пребывание здесь становилось просто немыслимым.

Вопреки всем нашим предположениям, дождь вскоре почти прекратился и вслед за этим последовала, вероятно, самая ужасная за всю мою жизнь поездка в кромешной тьме. Мало того, что я мог только предполагать, что творилось вокруг, так еще проклятый ветер, обрушившись на землю с бешенством голодного зверя, достиг такой мощи, что порой невозможно становилось дышать. Даже теплая накидка, любезно предоставленная стариком археологом, так и не смогла защитить меня от озноба и прохлады.

Должен отдать должное внешне спокойному Хьюзу — обратный путь, несмотря на все вызванные непогодой трудности, занял совсем немного времени, и все же, когда я переступил порог «Поющего Камня», часы в холле показывали начало третьего ночи. Промозглый ветер, мрак и холод оставались позади, но здесь, встретив угрюмого слугу, о котором по милости Хьюза как-то совершенно забыл, я ощутил еще большую дрожь и отчаяние, чем в поездке под гнетущим куполом грязно-черного неба.

Как-то совсем по-новому смотрел я после встречи с археологом на потускневшую отделку стен и старинную утварь своей незавидной обители. Теперь все, что я видел, превратилось в немых коварных созерцателей или даже участников давно разыгравшейся здесь страшной трагедии, затаившихся на время в ожидании новых кровавых оргий. Что же касалось Джонатана, то из спасителя он вновь предстал перед мной в облике лукавого дьявола, способного в этот поздний час лишь на злодеяния и коварство. Не желая далее разделять его присутствие, я тотчас отправил слугу спать, а сам, преодолевая довольно внушительное внутреннее сопротивление, поплелся к себе, всю дорогу не переставая представлять в какой же из комнат много времени спустя останавливался таинственный гость моего страшного брата. Вот так, поднявшись на второй этаж, и терзаемый тем же самым вопросом, с самыми туманными намерениями я заглянул в первую же дверь.