Проверка на разумность - Владимир Лосев

Он коснулся прозрачной стенки цилиндра, по которой побежали непонятные символы, потом то же самое сделал у цилиндра Торка, после этого повернулся и ушел.

— Ты понял, что он хотел нам сказать? — спросила Марина, повернувшись к нему.

— Кажется — да. Нам предлагают доказать свое право на разум, — вздохнул Евгений. — Для этого нас выбросят на планету с агрессивной живностью, и дадут координаты места приземления челнока. Нам придется пройти пару сотен километров, и на этом все закончится.

— Я не о том.

— А о чем же?

— О каких изменениях он говорил?

— Нам подправят мышцы, усилят кости, добавят скорости, может что-то еще…

— Но как?

— Думаю, эта жидкость не что иное, как набор аминокислот, в него закачен кислород под давлением, поэтому мы можем в ней дышать, она активно входит и выходит из нашего тела, изменяя его под воздействием какой-то программы — вероятнее всего нас сейчас облучают какой-то энергией.

— И на что станем похожи?

— Надеюсь на самих себя. Крит сказал, что не собирается что-то менять кардинально, а только усилит то, что уже имеется. У нас довольно сложный генотип, впитавший в себя изменения всех прежних форм жизни, когда-то существовавших на земле.

— Это плохо, я не хочу…

Евгений недоуменно посмотрел на Марину и увидел, как она бессильно повисла на путах, ее глаза закрылись, а рот открылся. Тело выгнулось и затряслось мелкой дрожью, а кожа побледнела.

Он и сам почувствовал, как наливаются невыносимой тяжестью веки. Евгений еще какое-то время пытался остаться в сознании, но снизу всплыл огромный пузырь, лопнул перед его лицом, и Торк полетел в темноту, где выл холодный ветер, и кружился колючий снег.

Снились ему ужасные сны, его тело словно заново проходило свои прежние воплощения от простого одноклеточного существа до человека.

Сначала он увидел себя какой-то мелкой зверюшкой, живущей на берегу небольшого ручья, который человек легко мог бы перепрыгнуть, но для него она была огромной и полной загадок территорией, которую невозможно обойти за всю жизнь.

То существо, в котором он себя ощущал, умело хорошо плавать и легко скрывалось от огромных хищных рыб, с успехом ловя себе более мелких на обед и ужин. Нора, в которой жило это существо, была устроена так, что вход в нее находился под водой, спасая от лесных хищников. Внутри было удобно и сухо.

Да и сам этот зверек оказался неплохо приспособлен к такой жизни. Тело его было покрыто густым коричневым мехом, имелись длинные усы, которые улавливали мельчащие движения воды, а для быстрого плавания использовался длинный пушистый хвост и лапы с перепонками между пальцами.

Погибло зверюшка, когда на нее напало несколько огромных рыб, которые сумели оттеснить ее от норы, а потом убили, разорвав на несколько частей.

Торк тяжело пережил эту боль, сердце бешено застучало, мозг наполнился болью, наступила спасительная темнота, и он провалился в следующую жизнь.

В ней он существовал огромной птицей, летящей над бескрайней равниной, наполненной обильной растительной и животной жизнью. Небо было его огромным домом, в котором он чувствовал себя превосходно. Временами нападал на зазевавшихся зверушек, прячущихся в высокой зеленой траве, которые даже не догадывались, что сама смерть вылеживает их в голубом бескрайнем пространстве над их головами.

Гнездо у него было устроено на высокой горе, куда никто не мог взобраться, и в нем находилось потомство — два маленьких ненасытных прожорливых птенца, которым он приносил пищу.

Именно из-за них он потерял свою обычную осторожность, а вместе с ней и жизнь. Только из-за голода и крика голодных продолжателей рода он решил оторвать большой кусок мяса от павшей антилопы, которую обнаружил при облете территории. Обычно он не трогал падаль, но так как третий день не мог ничего найти, вынужден был на это решиться.

Он спикировал вниз, но не рассчитал скорости спуска из-за поднимающихся плотных потоков воздуха, удар получился слишком сильным, и его когти застряли в вязкой плоти. Он рванулся вверх, но подняться уже не смог. Мертвая антилопа связала ноги, не давая оттолкнуться от земли, а крылья не могли поднять столь значительный вес. Ближе к вечеру, когда он уже смирился с неизбежной смертью, на него напало несколько отощавших от голода шакалов. Эти существа были быстрыми и осторожными, и умели работать в команде: пока он отгонял одного, другой нападал сзади, кусая за крылья и ноги.

Битва была неравной, в конце концов, ему прокусили крыло, а потом и убили, навалившись потными грязными телами сверху, острыми зубами пробивая гортань.

И снова боль заполнила воспаленный мозг, а спасительная темнота унесла в следующую жизнь.

Он снова умер и возродился вновь в виде огромного вепря с длинными желтыми клыками. У него было несколько самок и многочисленное потомство, которое он гордо водил по лесу, подбирая плоды и семена, падающие с огромных деревьев. С ним боялся связываться даже огромный бурый медведь, на чьей территории он чувствовал себя вольготно, тот всегда уходил прочь, когда его вызывали на бой. Все было прекрасно, но и эта жизнь подошла к концу, когда он однажды провалился в ловчую яму, выкопанную существами, похожими на обезьян.

Потом он возрождался еще много раз, но уже в виде людей, которые становились все сильнее и могущественнее от одного поколения к другому, благодаря созданию новых, мощных орудий убийства. К сожалению, большую часть времени они охотились не на дичь, а на таких же, как они сами, убивая представителей своей расы десятками, а то и сотнями. Причем поводом для очередной войны могло стать все, что угодно — начиная с территории для охоты, кончая самками и пищей.

С каждым поколением орудия совершенствовались, улучшались, становились более опасными, и вот наступило время, когда они уже могли убивать существ себе подобных миллионами и миллиардами. Войны стали настолько разрушительными, что огромная планета стонала от боли и горечи, выплескивая в бессильной ярости магму из вулканов, и разрушая огромные города людей землетрясениями и наводнениями.

К тому времени от флоры и фауны на планете мало что осталось, неукротимое человечество уничтожило все, что посчитало враждебным или ненужным, оставив лишь редкие экземпляры животных жить в специальных огороженных местах.

Ужасный это был сон, красочный и подробный, он показывал мельчайшие детали прошлой жизни из того, что его когда-то окружало. Сердце колотилось, а руки сжимались и разжимались, пытаясь поймать ускользающую добычу.

И чем дольше он длился, тем больше Торк испытывал страх. Его человеческая составляющая оказалась наполнена до краев этим жутким тяжелым чувством. Он рождался то мужчиной, то женщиной, и каждый раз его жизнь обрывалась трагически, гораздо раньше своего естественного конца. Обычно он умирал от удара мечом в спину, иногда от ужасной эпидемии, которая приходила к людям, запертым в каменных городах.

Несколько раз ему везло просыпаться воином, и тогда убивал он сам, стреляя из разнообразного оружия и умирая от снарядов и пуль противной стороны.

Последняя жизнь, когда он оказался один на один с безграничным и чрезвычайно враждебным к нему миром, показалась ему самой ужасной, возможно потому что закончилась она тем, что его поймало неизвестное существо, которое засунуло в огромный цилиндр, заполненный раствором какой-то органики. Инопланетянин заставил заново переживать эпизоды прошлых жизней, записанные на уровне генетического кода, отчего тело менялось, становилось более сильным. Его мышцы росли, глаза становились острее, слух тоньше…

Ей снились сны, и в них она впервые за свои двадцать с небольшим лет чувствовала себя по-настоящему счастливой. Так было легко оттолкнуться от земли и взмывать вверх, подбираясь все выше к небесам — туда, где воздух тает, превращаясь в легкий газ. Но как же там было прекрасно!

Небо беспросветно черное, а звезды настолько близки и ярки, как никогда не бывают внизу, и, кажется, стоит сделать еще один рывок, и ты дотянешься до них, и будешь купаться в их лучах, как в прозрачной дождевой воде.

Но, увы, до них не добраться, потому что крылья не держат: одно долгое мгновение балансируешь в пустоте, а потом срываешься и несешься вниз в неуправляемом пике, захлебываясь от ощущения невиданного неизведанного ранее чувства. И только перед самой землей, где воздух вновь становится упругим и теплым, выравниваешь полет, переходишь в плавное планирование и опускаешься на твердый камень.

Это твой мир, и ты его властелин, в котором никто и ничто не сможет скрыться от всевидящего твоего ока, не сумеет умчаться от крепких лап, которые стиснут теплое дергающееся, пытающееся вырваться, тело, пронзят его острыми когтями, и сладкий вкус крови омоет пересохшее горло.