Тёмный Принц - Дэвид Геммел

Наконец они вышли на круглую поляну, освещенную факелами, вставленными в железные скобы на деревьях. Несколько молодых женщин, облаченных в прзрачные хитоны, сидели в круге и пили вино из золотых кубков.

Одна из них встала и назвала какое-то имя. Вдруг вперед выбежало невысокое существо, поднесло мех с вином и наполнило ее кубок вновь. Парменион почувствовал, как Аттал напрягся рядом с ним, ибо это существо было сатиром, ростом не выше ребенка — острые уши, вся грудь и плечи в шерсти, ноги — козлиные, с раздвоенными копытами.

Потянув Аттала за руку, Парменион отступил, и воины вернулись к своему биваку.

— Как думаешь, это были нимфы? — спросил Аттал.

Парменион пожал плечами. — Не знаю. Ребенком я мало интересовался мифами и легендами. Теперь жалею, что не изучал их более прилежно.

Вдруг отдаленный смех затих, сменившись криками, высокими воплями ужаса. Выхватив мечи, оба воина побежали через заросли. Парменион первым выбежал на поляну.

Всюду были вооруженные люди. Некоторые женщины спаслись бегством, но по меньшей мере четыре из них были повалены на землю, и воины в черных плащах склонились над ними со всех сторон. Одна девушка высвободилась, побежала, преследуемая двумя солдатами. Парменион прыгнул вперед, вонзая меч в шею первому, затем отбивая яростный выпад второго. Бросившись вперед, он врезался плечом в противника, сбив того с ног.

Услышав звон клинков, остальные воины оставили женщин и ринулись в атаку. Их было по меньшей мере десятеро, и Парменион отступил.

— Кто ты такой, Аид тебя забери? — вопросил чернобородый воин, наступая на Пармениона с вытянутым мечом.

— Я - имя твоей смерти, — ответил Спартанец.

Солдат мрачно рассмеялся. — Ты, что ли, полубог? Перерожденный Геракл, быть может? Ты вознамерился убить десять македонов?

— Может, и нет, — признал Парменион, когда солдаты обступили его полукругом, — но я начну с тебя.

— Убить его! — скомандовал чернобородый.

В этот миг Аттал появился в тылу врага, пронзив одного солдата кинжалом в спину и послав рубящий выпад в лицо другому. Парменион бросился вперед, когда солдаты обернулись на новую угрозу. Чернобородый предводитель парировал его первый выпад, но второй пробил его кожаную юбку и разрезал артерию у него в паху.

Аттал попал в переплет, отчаянно отбиваясь от четверых нападающих, в то время как трое других повернулись к Пармениону. Спартанец снова отступил, затем метнулся вперед и влево, схватившись с одним воином и взметая меч к его шее; тот отпрянул и Парменион едва не потерял равновесие. Солдат побежал на него. Припав на колено, Парменион вонзил меч ему в живот и тут же высвободил клинок, когда остальные двое приблизились к нему.

— Подсоби, Парменион! — вскричал Аттал. Нырнув влево, Парменион перекатился по земле, встал на ноги и побежал через поляну. Аттал убил одного и ранил второго, но теперь он дрался, упершись спиной в ствол дуба, и на его лице и руке алела кровь.

— Я с тобой! — крикнул Парменион, собираясь отвлечь нападавших. Когда один из них обернулся, клинок Аттала прыгнул вперед, вонзившись солдату в горло. Аттал надвинулся на воинов перед ним, но пригнулся, когда удар меча сбил шлем с его головы.

Парменион подбежал к нему, и теперь они встали спина к спине против оставшихся четырех воинов.

Вдруг из зарослей послышался оглушающий рев, и македоны с ужасом в глазах убежали с поляны.

— О Зевс, мы были на волосок, — промолвил Аттал.

— Это еще не всё, — шепнул Парменион.

Из-за деревьев вышли трое великанов, каждый в семь футов высотой. Один был с бычьей головой и сжимал в руках огромную двулезвийную секиру. Второй был почти с человеческим лицом, кроме одной особенности: огромного единственного глаза с двумя зрачками во лбу; оружием ему служила деревянная палица с вбитыми в нее железными гвоздями. У третьего была львиная голова; при нем не было оружия, но его руки оканчивались когтями длиной с кинжал. За их спинами сбились в кучку женщины, все еще со страхом в глазах.

— Меч в ножны, — приказал Парменион.

— Да ты с ума сошел!

— Выполняй — да скорее! Они здесь, чтобы защитить женщин. Мы могли бы с ними договориться.

— Ага, мечтай, Спартанец, — шепнул Аттал, когда демонические создания двинулись вперед, однако вложил короткий меч в ножны, и вдвоем они встали перед надвигающимися чудовищами. Первым приблизился циклоп, занося свою шипастую палицу.

— Вы… убили… македонов. Почему? — спросил он низким утробным голосом, слова сыпались из его чудовищного рта подобно барабанным ударам.

— Они напали на женщин, — ответил Парменион. — Мы пришли на помощь.

— Почему? — повторил монстр, и Парменион поднял взгляд на раскачивающуюся палицу у себя над головой.

— Македоны — наши враги, — сказал он, стараясь не смотреть на грозное оружие.

— Все… Люди… наши… враги, — ответил циклоп. Львиноголовый монстр справа подскочил к мертвому солдату, оторвал от него руку и начал ее пережевывать. Но его глаза при этом не отрываясь смотрели на Пармениона. Слева подошел минотавр, опустил рогатую голову, чтобы посмотреть Спартанцу в лицо. Его голос зазвучал шепотом, к удивлению Пармениона, тон был спокоен и вежлив. — Скажи, воин, почему мы не должны тебя убивать.

— Скажи сначала, почему должны? — отозвался Парменион.

Минотавр сел на траву, приглашая Спартанца сделать то же самое. — Ваша раса повсюду истребляет нас. И нет страны — кроме одной единственной — где мы были бы в безопасности от Человека. Раньше эта земля была нашей, теперь же мы прячемся по лесам и рощам. Скоро совсем не останется Старших рас; сыны и дочери Титанов исчезнут навсегда. Почему я должен тебя убить? Да потому, что даже если ты добр и отважен, твои сыны и сыновья твоих сынов будут охотиться на моих сынов, и на их сыновей. Ты получил ответ?

— Ответ хорош, — признал Парменион. — Но не без изъяна. Убьешь меня — и у моих сыновей появится причина возненавидеть тебя, и одно только это осуществит все твои опасения. Но если станем друзьями, то мои сыновья будут знать тебя и относиться по-доброму.

— Когда это хоть раз оказывалось правдой? — спросил минотавр.

— Я не знаю. Могу говорить только за себя. Но мне кажется, что если наградой за спасение будет казнь, то вы не очень-то и отличаетесь от македонов. Ведь сын Титанов наверняка способен и на большее великодушие, нет?

— Хорошо говоришь. И мне нравится бесстрашие в твоих глазах. Сражаешься тоже хорошо. Меня зовут Бронт. А это мои братья, Стероп и Арг.

— А я — Парменион. Это мой… спутник, Аттал.

— Мы вас не убьем, — сказал Бронт. — Не в этот раз. Мы даруем вам жизнь. Но если когда-нибудь снова окажетесь в нашем лесу, то поплатитесь жизнями уже наверняка. — Минотавр поднялся на ноги и начал удаляться.

— Погоди! — крикнул Парменион. — Мы ищем ребенка из своей страны, который был похищен Царем Македонов. Поможешь нам?

Минотавр вскинул свою огромную бычью голову. — Македоны гнались за одним кентавром два дня тому назад. Говорят, кентавр нес на себе ребенка с золотыми волосами. Они бежали на юг, к Лесу Кентавров. Вот всё, что я знаю. Лес — запретное место для всех Людей, кроме Хирона. Конелюди не пропустят вас. И не станут с вами говорить. Приветствием будет стрела в сердце или в глаз. Я предупредил!

***

Аттал впечатал кулак Пармениону в челюсть, сбивая его с ног. Парменион тяжело упал на землю, но тут же перекатился на спину, глядя снизу вверх на разъяренного македонянина, склонившегося над ним с сжатыми кулаками, кровь все еще сочилась из глубокого пореза на его щеке.

— Сердобольный ты сукин сын! — процедил Аттал. — О чем ты думал, во имя Аида? Десять человек! Геракл свидетель, мы бы погибли как пить дать.

Парменион привстал, потер подбородок, затем поднялся на ноги. — Я не подумал, — признался он.

— Отлично! — огрызнулся Аттал. — Но я не желаю, чтобы на моем надгробии красовалась надпись: "Аттал сложил голову потому, что великий стратег не подумал."

— Такого больше не произойдет, — пообещал Спартанец, но мечник этим не удовлетворился.

— Я должен знать, почему это произошло сейчас. Я хочу знать, почему Первый Военачальник Македонии бросился сломя голову на помощь незнакомым ему женщинам. Ты был при Метоне, при Амфиполе и еще во многих городах, которые брала наша армия. И я что-то не видел, как ты бежишь по улицам, спасая женщин и детей. Здесь что-то иначе?

— Нет, — отвечал Спартанец. — Но ты не прав. Я никогда не был в этих городах, когда там творились убийства, грабежи и насилия. Я всегда управляю атакой, но когда стены падут — моя работа закончена. Я не ищу повода снять с себя ответственность за хаос, который за этим неизменно следует, но он никогда не творился от моего имени, и я в нем никогда не принимал участие. Что же до моих сегодняшних действий, то я не вижу себе оправдания. Мы здесь для того, чтобы спасти Александра — а я подверг миссию риску провала. Но я сказал, что такого больше не произойдет. И больше мне сказать нечего.