Азия на халяву (Азиатская часть СССР, 1986-97 гг) - Владимир Динец

К этому времени извержение действительно почти кончилось. Лава, видимо, совсем остыла. Ее гофрированная поверхность побурела и не шевелилась. Со стороны бывший кратер напоминал чашку с кофе, пролившимся с одного краю. Впрочем, грохот и запах серы доносились даже в кабину. Открыв окно, мы от души нафотографировали дымящийся вулкан и улетели. Мне очень хотелось слетать еще на кальдеру Ксудач, которую приходилось видеть только с воздуха, но на это не было денег.

Напоследок я решил прогуляться по городу. Там изменений было мало. Наиболее похожие на бараки жилые дома украсились яркими надписями типа: "Памятник гражданской архитектуры. Эпоха КПСС. Охраняется госу-дарством." Большинство столовых почему-то исчезло. Я с трудом нашел работавшую забегаловку, в которой продавали сосиски с томатным соусом, но в полиэтилене. Смыв с рук томатный соус, я вышел на набережную. Солнце как раз садилось за косо срезанную пирамидку Вилючинского вулкана. Описывать игру цветов на замерзшем заливе и окружающих горных цепях не буду, чтобы не раздражать читателя. Забрав у Сереги рюкзак, лыжи и кучу посылок, которые он, пользуясь случаем, передавал в Москву, втиснулся в автобус марки ХБИ (Хочу Быть Икарусом), добрался до Елизово, сел в самолет и сразу уснул.

Проснулся я над Таймыром. Полная луна ярко освещала заснеженную тундру, и зеленая змея полярного сияния медленно ползла по черному небу. Как-то раз я специально ездил на Полярный Урал в период высокой солнечной активности и той зимой насмотрелся всяких сияний - многоцветных, решетчатых, сплошных (во все небо) и т. д. Но из самолета оно воспринимается совершенно иначе: кажется, что огненная лента совсем рядом, хотя на самом деле она в несколько раз выше, чем "потолок" любого самолета.

Следующий раз я проснулся, когда внизу, словно гигантская паутина, светилась желтыми огнями Москва. На улице стоял неожиданно сильный мороз. Дожидаясь автобуса, я пытался представить себе, как теперь выглядит Долина Гейзеров - с толпами туристов и стрекотанием множества вертолетов. Как хорошо, что мне пришлось пробиваться туда десять дней!

...Снег выпал в феврале, превратив московские улицы в море грязи. Скользкая бурая каша чавкала под ногами и летела брызгами из-под колес. Тяжелые низкие тучи скрывали верхние этажи высотных домов. Белые хлопья непрерывно сыпались с мутного неба, и в сочетании с холодным ветром создавали впечатление начала нового ледникового периода. Я вывалился из переполненного автобуса, прижимая к груди кошелку с продуктами, и зашлепал по снеговой жиже, закрывшись от ветра капюшоном и глядя под ноги.

И вдруг я услышал чистый звон серебряного колокольчика. Поднял глаза и увидел на ветке придушенного выхлопными газами тополя пушистую шуструю синичку, которая весело вертелась под порывами метели и громко высвистывала свою весеннюю песенку.

"Надо же, вот и весна скоро", - подумал я, ныряя в полутемный грязный гастроном.

Очередь двигалась быстро: в магазине не было ничего, кроме плавленых сырков.

Маленькая скуластая продавщица, видимо, недавно приехала из Сибири - ее мягкое произношение еще не было испорчено грубым московским говором. Протягивая ей чек, я заметил на пустой полке стоящую в бутылке из-под молока веточку "багульника" - даурского рододендрона. На ней еще не было листьев, только на самом конце уже расцвел первый нежно-розовый цветок в темных веснушках.

Я вышел на улицу и заторопился домой - меня ждало множество всяких дел. Снег еще падал, но на юге в тучах появился небольшой просвет, треугольный кусочек чистого неба, словно осколок синего изразца в пыли разрушенного города в пустыне. И в это яркое окошко была видна позолоченная солнцем гряда далеких кучевых облаков, точно повторявшая силуэт хребта Каракорум с гигантским кристаллом Чогори в центре.

Я повернулся, перешел на красный свет переулок и занял очередь в кассу Аэрофлота.

Холодное лето,

история восьмая,

в которой автор обещает покончить с приключениями.

Ты увидишь, что напрасно называют Север "Крайним", Ты увидишь - он бескрайний, я тебе его дарю!

Песня, которую автор очень любит, но автора которой не знает

Не надо было быть футурологом, чтобы понять: кончаются времена, когда при некоторой находчивости удавалось гулять по СССР дешево, безопасно и быстро. С каждым месяцем ситуация ухудшалась: цены начали пугающий разбег, весь юг трясли этнические конфликты, первые судороги транспортного паралича прокатывались по стране. Путешественник чувствовал себя словно человек, застигнутый на реке ледоходом. Как раз в этот момент у меня набралась довольно значительная сумма денег: на одной работе удалось провернуть несколько гешефтов, и кое-что осталось от весенних подработок ловлей змей в прошлые годы. Я решил, что надо любой ценой постараться попасть в самые интересные места Союза из тех, где не был раньше, пока все не развалилось окончательно.

Защитив в конце концов диплом, я в тот же день улетел в Ашхабад и быстро прокатился по Центральному Копетдагу, Прикаспию, Талышским горам, Дагестану, Чечено-Ингушетии и Калмыкии. Потом съездил на Приполярный Урал и на пустых железнодорожных платформах проехал навстречу весне от Нового Уренгоя до Тобольска. Наконец в начале июня, договорившись на обеих работах, что вернусь в конце августа, я отбыл в "кругосветку" по всей восточной части страны. Знание профессионального жаргона и наличие летной куртки давали мне некоторый шанс на успешную ловлю халявы при общении с полярной авиацией, но пользоваться рейсами из больших городов приходилось по билетам.

В течение месяца мне удалось побывать в самых интересных местах Таймыра, Путораны, Северной Земли и Чукотки. До этого я много читал о сибирской тундре, и всюду ее описывали как бедное красками суровое пространство, скучное и безжизненное. Зимой, пожалуй, так оно и есть, но летняя тундра оказалась фантастически прекрасной. Полярный день сменился восхитительными закатами и рассветами продолжительностью по нескольку часов - мечта фотографа! Пользуясь белыми ночами, я сутками бродил по задумчивым равнинам и холмам и не мог наглядеться на игру красок, на волшебные пейзажи, на чудесные оттенки, разлитые по ледовым полям. Даже в Уссурийской тайге не встретишь за день столько ярких птиц, сколько их водится в тундре, особенно прибрежной - гаги и казарки, гуси и каменушки, кайры и чистики, гагары и поморники, куропатки и желтоглазые полярные совы. Внутренние районы несколько менее богаты жизнью, зато там попадаются совершенно неземные ландшафты - такие, как горы Бырранга, район Иультина или озеро Эльгыгытгын в метеоритном кратере. Но самым сильным впечатлением была для меня таймырская весна. Она продолжалась не более недели: в течение трех дней сошел снег, потом с каждым утром тундра преображалась: сначала ее покрыл желтый пух ивовых сережек, затем раскрылись почки - и на седьмой день только лед на больших озерах напоминал о зиме.