Быль о полях бранных - Станислав Пономарев

Сагадей-нойон понял: благодарить надо. Он пал на одно колено и молча склонил голову.

— Иди, мой храбрый бей. Время не ждет! — напутствовал его Али-ан-Насир. — Да не давай и мыши проскользнуть сквозь твой заслон. Всех подозрительных гонцов и даже паломников хватай и вези во дворец. Мы здесь узнаем, куда они спешат и с какими вестями.

— Все будет так, как ты повелел, о Мудрейший! — Сагадей-нойон поднялся с колена и, пятясь, исчез за дверью...

Беспощадность Мамая была хорошо ведома султану, тут и родственные чувства не помогут: чего там говорить, если брат брата в борьбе за власть убивает, сын точит кинжал на отца. А Али-ан-Насир, приняв у себя Араб-Шаха, решился на открытое возмущение.

«В крайнем случае придется бежать из Сарая ал-Джедида, — думал молодой султан. — Потом вернусь с большим войском и отберу престол обратно»...

Ачи-Ходжа попросил встречи с властелином Дешт-и Кыпчака на следующее утро. Ему было велено прийти через неделю. Килича не высказал никакого неудовольствия, посетил несколько раз соборную мечеть, где молился истово, потом долго говорил с имамом Сафар-Аллой. Соглядатаи зорко следили за каждым шагом посла Мамаева. Однажды, когда он был в мечети, нукеры султана схватили мурзу Якуба, которого после непродолжительного допроса и нечеловеческих пыток еще живого спустили под лед реки...

Ачи-Ходжа никак не отреагировал на исчезновение приятеля, только мрачно усмехнулся чему-то.

Столица Дешт-и Кыпчака замерла в ожидании дальнейших событий. Иноземные купцы стали поспешно покидать город. Свои богатеи выставили вокруг дворцов усиленную стражу. Базары опустели. На улицах изредка появлялись редкие прохожие. Мурзы выезжали из своих домов-крепостей только в окружении сильной охраны.

Один Ачи-Ходжа вел себя так, как будто ничего не происходит. Часто выезжал на коне за город только с двумя почти безоружными слугами.

— Килича Мамаев встретился с урусским муллой Иваном и долго говорил с ним, — донесли султану. — Нашего соглядатая в чулан заперли. О чем шла речь, узнать не удалось.

— Мулла Иван жаловался, наверное, за погубленных Араб-Шахом урусов, — предположил Аляутдин-мухтасиб.

— Мне он тоже жаловался, — усмехнулся султан. — Но разве в содеянном моя вина? — И пожал плечами...

Ночью, перед встречей с посланцем Мамая, Зейнаб-хатын предостерегала любимого:

— Будь осторожен с этим стариком. Не подпускай его к себе ближе чем на десять шагов и не давай ему перебирать четки во время разговора. Ачи-Ходжа держит в них яд.

— Но я не собираюсь устраивать той в честь его и пить со старым ослом из одного ковша.

— Все равно. Ачи-Ходжа как-то незаметно поражает неугодных моему отцу людей на расстоянии... Если ты погибнешь, я умру от горя.

— Я не погибну. И тебе не дам ради нашего будущего сына!

Зейнаб улыбнулась, спросила:

— А как мы его назовем?

— Азиз-ханом в честь моего славного отца.

— Это счастливое имя. А если будет дочь?

— Твоим именем назовем...

Ачи-Ходжа явился во дворец в назначенный час. Он покорно склонился перед властелином Дешт-и Кыпчака и сел на указанное место, вдалеке от султана. В малой приемной зале рядом с Али-ан-Насиром были только великий карача Аляутдин, верховный судья Ба-тай-кади и десяток могучих телохранителей во главе с Маруллой.

— Здоров ли наш подданный Мамай-беклербек? — ровным голосом задал обязательный вопрос Али-ан-Насир. — Могуч ли, как прежде? Процветают ли его жены? Сыты ли его храбрые воины и быстрые кони?

— Много лет царствования тебе, о Великий и Ослепительный Султан Высочайшей Орды! — пропел старческим голосом Ачи-Ходжа. — Могучий эмир Мамай-беклербек, твой покорный раб...

При этих словах Али почувствовал, как у него заломило зубы: покорный?! Ха!

— ...был счастлив узнать о твоем бесценном здоровье, о благополучии твоего гарема, о процветании твоей торговли, о возросшем войске... — Тут Ачи-Ходжа остро глянул прямо в лицо Али-ан-Насира.

Тот смотрел в пространство перед собой равнодушно и отрешенно, не обратив никакого внимания на многозначительную паузу.

— ...о новом бакауле, — закончил посол чуть резче, чем начал.

— Благодарю, — ответил султан ровным голосом. — Старый бакаул Тагир-бей изменил мне. Эмир знает это. Изменника не я наказал. Он погиб по воле Аллаха от сабли верного нам Сагадей-нойон-бея.

— Эмир знает это, — подтвердил Ачи-Ходжа. — Против воли Аллаха не пойдешь. Но беклербек Мамай...

— В Дешт-и Кыпчаке только один беклербек! — прервал посла Аляутдин-мухтасиб. — Один владетельный полководец. Это Великий и Побеждающий Султан Али-ан-Насир!

Старик даже головы не повернул в его сторону.

— ...беклербек Мамай, — повторил он, — изумился и разгневался, когда узнал о казни карачи Бахара и его родственников.

— Они были в заговоре с изменником Тагир-беем! — повысил голос уязвленный Аляутдин.

Султан равнодушно смотрел поверх головы Мамаева посланника, не считая нужным отвечать за свои действия перед кем бы то ни было.

— У беклербека другие сведения. — В мягком голосе Ачи-Ходжи проявились звенящие нотки.

— От изменника Кудеяр-бея? — ехидно осведомился мухтасиб.

— Беклербек считает, что этих людей слеовало отдать ему на суд, и...

— Я сам волен распоряжаться в собственном дворце! — не сдержавшись, сказал Али-ан-Насир: наглость старика стала раздражать его.

— Это так, это так! — поспешно согласился Ачи-Ходжа. — Но... — он сделал многозначительную паузу, — стоило ли из-за врага друзей наказывать?

— О каком враге говоришь ты? — опять вмешался великий карача.

— О кюрягане Араб-Шахе говорит эмир Мамай. А я только тень могучего беклербека, — развел руками старик. — Беклербек покорно спрашивает: чем околдовал мудрого султана этот кок-ордынский разбойник, если Великий назначает его бакаулом? Если Блистательный подчинил врагу нашему все свои войска?

— Араб-Шах — непобедимый полководец! — зло ответил Али-ан-Насир, все более распаляясь оттого, что ему все же приходится отчитываться перед этим хилым, ничтожным старцем. — Араб-Шах на Коране поклялся быть верным защитником Высочайшей Орды!

— Это так, — согласился Ачи-Ходжа. — Мы наслышаны о его большой победе над безоружными урусскими пленниками. Кажется, Араб-Шах-Муззафар в том бою потерял более тысячи своих несокрушимых батыров? Очень славная победа! Очень!

Султан промолчал.

— Беклербек Мамай, — продолжал посол, нажимая на слово «беклербек», — доволен своим улусником коназем-баши Димитро и не желает раздражать его понапрасну. Говорят, урус-килича Семен Мелик богатую дань привез из Мушкафа?