База-500. Смертельная схватка - Алекс фон Берн

— Закурить есть?

— Сейчас, товарищ Федор! — откликнулся невидимый ему в темноте блиндажа боец. Зажглась керосиновая лампа, и при ее свете партизан сноровисто свернул «козью ножку» с махоркой из коллаборационистской газетенки «Новый путь», хранимой партизанами именно для таких целей.

Федорцов с наслаждением затянулся крепкой махрой и даже не закашлялся как обычно. Выпустив клуб дыма, он улыбнулся в пространство и сказал:

— Прощайте, товарищ майор Петерсон!

От первого лица: Генрих Герлиак, 27 сентября 1942 года,

Вайсрутения, шоссе Лунинец — Ганцевичи.

Я очнулся и попытался открыть глаза. Вся правая сторона лица словно онемела и при этом страшно болела. Я застонал от боли и услышал голос. Голос говорил по — немецки — это был голос Штадле.

— Все хорошо, Герлиак! Вы живы! Вы ранены, мы отвезем вас в госпиталь.

— Штадле! Слава богу, Штадле, что вы успели! Что со мной? Я ничего не вижу! Ничего!

— Все хорошо! Доктор уже здесь, он окажет вам помощь. Эй, доктор! Черт возьми, вы можете хоть приблизительно сказать, что с ним?

— Левый глаз цел, просто залит кровью. Множественные осколочные ранения лица, в области левой скулы — обширная гематома. Насчет правого глаза сказать ничего не могу, только в госпитале…

— Штадле, Штадле! — позвал я. — Что сейчас происходит?

— С рассветом мы начали операцию по блокаде района севернее озера Круглое. Герлиак, вы абсолютно точно указали район сосредоточения партизан! В том месте, куда пришелся основной удар артиллерии, мы обнаружили около ста пятидесяти убитых и раненых партизан! Но главное — мы нашли два трупа в форме старших офицеров НКВД! Первый — в форме с петлицами старшего майора госбезопасности; второй — в кожаном пальто без знаков различия, а под ним форма старшего лейтенанта госбезопасности. Первый погиб, видимо, сразу во время обстрела; второй, тяжелораненый, застрелился сам из пистолета ТТ совсем недавно, видимо, когда уже увидел наших солдат.

— Это они, Штадле! — простонал я с облегчением. — Они сегодня ночью прилетели из Москвы. Московские начальники! Их тела надо погрузить в грузовик, это наш отчетный материал!

— Вообще, оберштурмбаннфюрер, вам надо думать о том, чтобы как можно скорее попасть с госпиталь, — вмешался доктор. — Ваш правый глаз внушает мне серьезные опасения.

— Если тела этих людей исчезнут, то мне глаз уже будет не нужен, — мрачно возразил я. — Эй, Штадле! Грузите немедленно тела офицеров НКВД в одну машину со мной! Нам не удалось уничтожить командование отряда «Дядя Вова», так что эти трупы — наш единственный аргумент в пользу того, что операция завершилась более или менее успешно. Иначе Бах нас не поймет!

— Я все понимаю, Герлиак! — мягким успокаивающим тоном отозвался Штадле. Он взял меня за руку и нетерпеливо бросил в пространство:

— Доктор! Черт бы вас побрал! Где вы там со своими чудодейственными уколами?!

— Я здесь, — отозвался доктор. — Помогите мне, держите его руку.

Игла впилась мне в вену. Я хотел рассмеяться и сказать с иронией: «Да что вы в самом деле, доктор? Со мной все нормально, только чертовски болит правая сторона лица!»

Но мне вдруг все стало безразлично, и я ушел в объятия Морфея раньше, чем смог оформить в вербальную форму свои мысли.

От первого лица: Генрих Герлиак, 28 сентября 1942 года,

Вайсрутения, Минск, госпиталь

Я очнулся в госпитале. Со мной явно поработали: лицо казалось совсем чужим, но боли я почти не чувствовал; словно лицо намазали глиной, и я ощущал только эту маску, и еще странный комплекс скорее неприятных, чем болезненных ощущений.

Напротив меня сидел человек в белом халате, который пристально и серьезно смотрел на меня. Увидев, что я очнулся, он улыбнулся и спросил:

— Вы слышите меня, господин Герлиак?

— Да, — просипел я, не узнавая своего голоса и пугаясь его звука.

Доктор уловил мое замешательство и, улыбнувшись, тут же приступил к объяснениям.

— У вас множественные осколочные повреждения правой части лица. Честное слово, мне в жизни не приходилось доставать столько стекла и металла из одной физиономии! Но самое интересное — глаз не пострадал. Это просто чудо! Три осколка стекла я достал из века, но они были слишком маленькие, чтобы пробить веко и повредить глаз. Вы очень вовремя моргнули! Определенно о состоянии вашего правого глаза и зрении, которое он может обеспечить, я смогу сказать только тогда, когда рассосется гематома на правой стороне лица. Насколько я понял, пуля попала в бинокль, и вся сила удара пришлась в правую сторону лица. Ваше счастье, что на цейссовском бинокле нет режущих частей! Только одни ушибы от тяжелого тупого предмета. Надеюсь, зрение удастся сохранить полностью.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил я.

— Пока не за что, — ответил доктор. — Кстати, вам хочет сказать пару слов большой начальник, генерал полиции. Я дал ему ровно пять минут: вам нельзя утомляться. И дал эти пять минут только потому, что надеюсь — его слова вам придадут бодрости и оптимизма. Чем больше вы почувствуете бодрости и оптимизма, тем быстрее вы восстановите силы и здоровье. Пять минут, только пять минут, оберштурмбаннфюрер!

В палату вошли Штадле и фон дем Бах. Бах явно был в благодушном настроении, а уж Штадле сиял так, что рождественская елка рядом с ним показалась бы сухим кустиком.

— Герлиак! — торжественно сообщил Бах. — Я ознакомился с отчетом Штадле, я видел трупы руководителей русской диверсионной группы; видел их документы и план операции, найденные при них. Скажу без преувеличений, как старый солдат: вы совершили невозможное, вы внедрились во вражескую диверсионную группу, контролируемую опытными профессионалами от контрразведки могущественного НКВД, и сумели переиграть их, балансируя на грани между жизнью и смертью! Это безусловный успех, с учетом того, безопасность КАКОГО объекта вы обеспечивали. Я с радостью сообщаю вам, что сегодня утром направил лично рейхсфюреру СС отчет об операции и ходатайство о награждении вас Железным крестом 1–й степени и представление к очередному званию. Мои поздравления!

— Хайль Гитлер! — воскликнул я, выбрасывая руку в приветствии. — Но должен сразу сказать, обергруппенфюрер, что я приму награду только при определенных условиях.

— Вы с ума сошли, Герлиак? — нахмурился Бах. — Или ваше сознание все еще затуманено лекарствами? Эй, эскулап! Что вы там ему кололи?

— Обергруппенфюрер! Убедительно прошу меня выслушать, — продолжал настаивать я.

— Выкладывайте, Герлиак, — мрачно отозвался Бах.