Аферисты (Мутное дело) - Николай Леонов

– Да, постоянные люди нам более интересны, – сказал Гуров. – А не могли бы вы подробнее вот об этих двух – о преподавателях?

От взгляда Гурова не укрылось, что эта просьба Игнатьеву не понравилась. Он покривился, раздраженно тряхнул сигарой, сбивая пепел, и тусклым голосом сказал:

– Да что вас, собственно, интересует? Сизов – хореограф. В нашей профессии без владения своим телом, без танца – никуда. Мужик еще молодой, талантливый, работяга каких мало, но страдает от русской болезни. Запои! Потому отовсюду изгнан. А у меня характер мягкий, я всем стараюсь помочь. Ну, пока держится человек, и на том спасибо. Правда, по известным вам обстоятельствам его судьба тоже сейчас под вопросом…

– Не могли бы вы сообщить его адресок? – спросил Гуров.

– Да что такое?! – воскликнул Игнатьев. – Что, в конце концов, случилось? Я начинаю не на шутку волноваться.

– А вы не волнуйтесь. Все нормально. Нам просто необходимо поговорить с этим человеком.

Игнатьев потянулся через стол, придвинул к себе ежедневник в толстом кожаном переплете, порылся в нем, поколебавшись, вырвал листок и протянул его Гурову.

– Здесь записан его адрес, – сказал он и тут же добавил: – Не иначе, Вячеслав кому-то морду набил по пьяному делу… Только когда он успел?

– Не гадайте, – сказал Гуров. – Все равно не угадаете. Ну а что скажете насчет женщины?

– Насчет Тумановой? – пожал плечами Игнатьев. – О женщинах, как говорится, или все, или ничего… Скажу так – она тут на своем месте. В профессиональные подробности вдаваться нет смысла, а в остальном – самая обыкновенная женщина. Немного замкнутая, спокойная, следит за собой. Вообще-то она из провинции, но в Москве уже давно и чувствует себя здесь как рыба в воде. Я и то иной раз ощущаю себя здесь чужаком, а она нет.

– А она где живет? – спросил Гуров.

Игнатьев изобразил на лице сожаление.

– Вот не поверите, но у меня нет ее адреса! – сказал он. – Даже телефона нет. Как-то она сумела сразу так себя поставить, что она сама по себе, а мы…

– Как же вы с ней связываетесь, если нужно срочно что-то сообщить? – удивился Гуров.

– А никак, – ответил Игнатьев. – Мы не пожарная охрана. У нас не бывает спешки. И потом, Маргарита Анатольевна всегда на месте. Ее не приходится разыскивать… Однако прошу прощения, вынужден настаивать на прекращении нашей беседы. Я спешу.

– Ужин с советником президента? – улыбнулся Гуров.

– Ужин будет вечером, – серьезно ответил Игнатьев. – Но прежде мне еще нужно сделать массу дел.

Гуров не стал настаивать. Он и Крячко распрощались и вышли на улицу. Уехали не сразу – укрывшись в машине, дождались появления Игнатьева. Он вышел минут через пять, сосредоточенный и слегка нахмуренный, сел в «БМВ» серого цвета и уехал.

– Каково? – спросил Крячко, кивая ему вслед. – Может, нам с тобой тоже забацать какую-нибудь студию? Будем на «БМВ» ездить, костюмы носить, сигары курить… А что? Мария у нас руководителем будет.

– Кончай трепаться, – остановил его Гуров. – Дело-то серьезное. Сам слышал – советники президента, то-се… Однако есть в этом деятеле что-то по-настоящему странное. Дела у него идут плохо, а сам на лимузине с личным шофером катается. С одной стороны, человек самой мирной профессии, а с другой – так расстроился, когда мы начали задавать ему невинные вопросы… С чего бы это?

– Артист, тонкая душевная организация, – предположил Крячко. – А может, он про эту Туманову что-то знает и теперь боится, как бы через нее не попасть в скандал? Никогда не поверю, чтобы у него не было ее телефона.

– Я тоже не поверил, но настаивать не стал, – сказал Гуров. – Мне показалось, что это будет неправильно. Попробуем зайти с другого конца.

– Хочешь навестить Сизова? – догадался Крячко.

– А ты не хочешь? – парировал Гуров.

Хореограф Сизов жил в самом конце проспекта Мира, у самой дорожной развязки. Через открытые окна его квартиры доносился шум автомобильных моторов и гром проходящих поблизости поездов. Хозяин оказался закоренелым холостяком, нервным и ревнивым человеком. Наверняка он ожидал получить от жизни гораздо больше, чем она смогла предложить ему, и теперь за это был обижен на весь свет, хотя старался этого не показывать. Но обида проскальзывала в каждом слове.

– Что, Игнатьев так вам и сказал? – изумился Сизов, едва только Гуров объяснил ему, кто они с Крячко такие, и очень скупо изложил суть дела. – Это Туманова-то – застенчивая и скромная? А он, выходит, даже адреса ее не знает? Мило! – И он залился сатанинским смехом.

Как человек, не чуждый искусству, Гуров терпеливо дождался, пока артист отсмеется, а потом заметил:

– Что вас так развеселило, Вячеслав Карлович? Честно говоря, от меня ускользает весь юмор ситуации.

– А уж какой тут юмор! – неожиданно мрачно сказал Сизов. – Сволочь этот Игнатьев! Сволочь и гнида.

– Гм, действительно не смешно, – озадаченно пробормотал Гуров. – А все-таки нельзя ли поподробнее? Почему сразу сволочь?

– Ну посудите сами, – горячо сказал танцор. – У меня было хорошее предложение от одного эстрадного коллектива. Не буду его сейчас называть. Попса, конечно, но заработок неплохой и даже зарубежные гастроли обещали. И тут появляется этот Игнатьев. Наобещал мне золотые горы. Ну, я и пошел к нему…

– Он вас обманул?

– Ну как сказать… Платил он прилично, этого у него не отнимешь, – хмуро объяснил Сизов. – Но занимались мы у него какой-то ерундой. Ему, по-моему, вообще было наплевать, чем мы занимаемся. Иногда хотелось плюнуть на все и уйти куда глаза глядят. Я ведь все-таки артист! Но деньги удерживали… Все же у меня теперь не тот уровень, чтобы диктовать условия нанимателям. То есть я хочу сказать, что в другом месте мне вряд ли удастся столько же заработать – молодежь нынче зубастая… А тут он вдруг заявляет, что прикрывает студию! Он больше не нуждается в моих услугах! Я в шоке…

– Мне ваша обида понятна, – кивнул Гуров. – Но все-таки это не повод называть человека сволочью. Бизнес есть бизнес. Сегодня вы на коне, а завтра прогорели и…

– Да при чем тут бизнес? – фыркнул хореограф. – Наспех, кое-как сляпанные курсы для юных придурков, из которых, дай бог, у одного из сотни есть какая-то капля таланта!

– Но я слышал, что многие из них пристроились на телевидении, – заметил Гуров.

– Ха! На телевидении! Моя роль тут самая незначительная. Этот Игнатьев в любую дырку без мыла влезет. У него кругом друзья. И даже не столько друзья, сколько деньги. И он, честно говоря, является только посредником. Если кто-то пристроился на телевидении, это означает только одно – этот «кто-то» хорошо дал на лапу. То, что он научился у нас немного дрыгать ногами и кое-как поставил дикцию, не так важно. Важно, что Игнатьев подсказал ему, кому следует дать!

– Кстати, о друзьях, – вспомнил Гуров. – Игнатьев намекал, что у него даже в Кремле…

– Наверняка он называл вам фамилию Лавлинцев! – уверенно заявил Сизов. – Это и верно, и неверно. Лавлинцев действительно работал какое-то время в администрации президента, а точнее – в пресс-службе. Но, знаете, это не тот человек, который может сделать великую карьеру. Это человек такого, знаете, богемного склада. Любит выпить, ходит на все театральные премьеры, облизывается на актрис, пописывает стишки… На этой почве Игнатьев с ним и сошелся. Сейчас Лавлинцев всего лишь дутая величина – подвизается в каком-то фонде. Конечно, связи у него остались, и для Игнатьева он просто клад. Ведь Игнатьев – это организм, который питается информацией. Понимаете, если в нужное время упомянуть нужную фамилию, можно горы свернуть.

– Но студию он все-таки прикрывает, – задумчиво проговорил Гуров. – Какая-то новая идея или дело в другом?

– Трудно сказать, – пожал плечами Сизов. – У него ведь, кроме студии, вечно какие-то дела. Он то и дело куда-то уезжает. Берет своего шофера, наглаживается, напомаживается – и в путь. Две-три недели его нет. Потом опять появляется, как правило, воодушевленный и довольный. И тут начинаются всякие визиты, рестораны, подарки…

– Кому, простите, подарки? – не понял Гуров.

– Да вот хотя бы той самой Тумановой, адреса которой он якобы не знает, – зло усмехнулся Сизов. – Она же его любовница! Была… Тут ведь еще какая причина, что он хочет студию прикрыть? У них же с Тумановой разрыв произошел. Поймала она его с другой, что ли, или стукнул ей кто-то – в общем, имел место факт измены. Вот Туманова и хлопнула дверью. Просто ушла, и все. Так что формально наша студия уже с мая не работает. Просто фантом. Вывеска есть, а под вывеской пустота.

– Вывеска есть, а под вывеской пустота… – эхом откликнулся Гуров. – А вы случайно ничего не слышали о такой фирме – «Маркет-Тим»?

Сизов сделал удивленные глаза.

– Нет, не слышал. А должен?