Второе азиатское нашествие - Николай Прокудин

 - Им не вояка, нам не язык, — развел руками Изя. — Товарищ комбат, ну как с ним разговаривать? Я все ходовые международные языки опросил, а он молчит.

 - А по–китайски?

 - Китайский я осилил только в нескольких словах.

 - Так спроси, как умеешь.

 - Нихао солдат… — произнес Изя.

 Пленник, поднятый казачком за тонкую шею на ноги, радостно пискнул в ответ:

 - Нихао!

 - О! Видите: он разговорчивый и вовсе не бессловесная тварь! — улыбнулся казак. — Даже на контакт готов идти…

 - А если толмача позвать? — спросил лениво сотник.

 - Семёнов, у тебя есть переводчик? — удивился Озоруев. — И ты молчишь! Мы тут битых полчаса бьемся, понимаешь ли, время драгоценное теряем, а он ещё спрашивает! Откуда у тебя грамотей–переводчик?

 Сотник презрительно сморщился.

 - Да какое там грамотей. Так, спекулянтишка мелкий, часто ездил в Маньчжурию за товарами, вроде бы, что–то понимает.

 Прибывший для допроса переводчик потолковал с пленником пять минут, с трудом разобрал, что этот китаеза из южной провинции, и его диалект ему малопонятен, разобрал только номер частии что наступавшая на батальон дивизия ополчения входит в состав пехотного корпуса народного ополчения.

 - Вау! Да перед нами целый корпус! — воскликнул Озоруев и даже присвистнул от удивления. Узнав то, что требовалось узнать, комбат велел увести пленника и посадить в яму.

 - Вот незадача! Выходит сегодняшний бой — это утренняя забава? Лишь разминка?! — задумчиво пробормотал Шмуклер и почесал затылок.

 Максим обвел тяжелым взглядом своих помощников и спросил, не обращаясь к кому–то конкретно:

 - Теперь понятно, какая армада на нас идет? Я так думаю: завтра они попрут с новой силой! Приказываю: всему личному составу чистить оружие, треть отправить на посты, одной трети отдыхать, остальным солдатам заниматься фортификационными работами! За дело!

 Вернувшись в землянку, комбат взял чемоданчик с телефоном и вышел на связь. Трубка пискнула вызовом, и на том конце после пары гудков ответили. Коротко доложив генералу о сражении, Озоруев поинтересовался, будет ли обещанная батальону помощь.

 - Молодец, комбат, здорово воюешь! Держись! Тыловая колонна к вам давно вышла, да и тебе лично в машине персональный подарочек едет! — загадочно произнес Сиволап и завершил разговор.

 Отключив телефон, Максим вышел из землянки, устало вздыхая, лег на бруствер и, подложив кулак под голову, стал смотреть в ясное голубое небо. Что он там увидел особенного? Да ничего нового: по нему как обычно спокойно плыли небольшие белоснежные облака, яркое солнце медленно поднималось к зениту, птички весело порхали и резвились, и казалось, не было никакой войны, и все происходящее приснилось Максиму в самом дурном сне. И, правда, разве это справедливо, чтобы существовал такой покой в природе, если в это же время люди вокруг стреляют, взрывают, убивают? Почему одним божьим творениям сейчас покой и райская идиллия, а другим адский апокалипсис? Руки даже к автомату потянулись, чтоб пальнуть от злости в небо, но Озоруев сдержался. Может быть, нам за то наказание и кара, что самые разумные твари божьи сами чудят и себе вредят? Эх, в окружающем мире мнимый, видимый покой, и на самом деле в это время люди, венец творения, беспощадно убивают друг друга. Но если человек — это лучшее создание природы, тогда зачем же люди так яростно уничтожают себе подобных всеми силами и средствами? Почему? Ведь тогда выходит, что люди хуже животных, потому что животные убивают обычно для пропитания и то не своих, либо в борьбе за красивую самку, а никак не для удовольствия! Хотя, если быть к животным критичнее, то надо признать, группы хищников тоже борются и бьются насмерть с соседями за территорию: львы, тигры, волки… Н–да, неприятно осознавать себя хищником, подобным волку или шакалу…

 Вдали послышался лязг гусениц — это вернулись два танка из карательной экспедиции по уничтожению остатков десанта противника. Лейтенант танкист прибыл на командный пункт и доложил о результатах боя:

 - Собраны трофеи: около семидесяти ручных пулемётов, более трехсот автоматов и карабинов. Патроны мы засыпали в ящики, но они сырые, желательно быстрее расстрелять, чтоб не заржавели и не пропали.

 - Раздай россыпь на позиции, скажи, чтоб впредь вели огонь китайским оружием и расстреливали трофейные патроны, — согласился Озоруев. — Ну? Чего мнешься?

 - Топливо на исходе. Эти танки уже обсохли, а у второй пары танков соляры в баках на один такой рейд.

 Озоруев поморщился. Ну, где же обещанный обоз? Без крепкого тыла какая может быть война? А тут, не то, что крепкого тыла нет, вообще нет тыла никакого…

 - Ладно, ступай, не ворчи! Генерал обещал помочь, заверил, что тыловая колонна вышла, а наше дело — воевать и ждать поддержки.

 - Говорите, наше дело — воевать? — огрызнулся лейтенант. — А вот чем воевать? Я встану на прикол, а этот негодяй особист сразу дело шить начнет, под трибунал отдаст, под расстрел подведёт…

 - Забудь! Не начнет. А разве он опять кому–то угрожал? — сурово спросил Озоруев. — Я все время забываю про Неумывакина, если он не путается под ногами. Надо бы о нем распорядиться… Поставлю–ка я его, наверное, в строй, взводом командовать, нечего доносы писать днями и ночами!

 Глава 12. Последний обоз

 После напряженной, бессонной ночи Президент сильно проголодался и, едва продрав глаза, потребовал подать завтрак. Хмурый камердинер, в звании как минимум майора службы охраны, гулко протопал сапогами по кабинету.

 - Неужели нельзя тише? Почему ходишь в сапогах, а не в туфлях? — возмутился президент.

 - Вы сами нас перевели на казарменное положение и велели переобуться в полевую форму, — ответил прислужник, накрывая на стол.

 Василий поморщился, но промолчал, но каково же было его удивление, когда, откинув с подноса хрустящую накрахмаленную салфетку, он не увидел почти ничего съедобного: черствая разрезанная пополам булочка, сливочное маслице в пластиковой тридцатиграммовой упаковке, откупоренная металлическая баночка красной икры, поллитровая бутылочка с армянским коньяком… И всё… Всё?

 - Не понял! А где творог? Где диетическое яйцо сваренное всмятку? Где ветчина? Где салат и морепродукты?

 - Виноват, больше ничего! Склады резиденции пустые!

 - Что? Как так? Не понял! И почему икра в жестяной банке?

 - Во избежание обвинений в краже свежих продуктов, икра подается теперь только баночная, и той осталось не больше коробки…

 - А что на кухне ещё из еды имеется?

 - Каша гречневая и рисовая в пачках, горох рассыпной, банки маринованных огурцов и помидоров, маринованные мидии, пара ящиков водки, коньяка коробка…

 Матюхин с силой ударил кулаком по столу так, что приборы звякнули стеклом о железо, подскочив на подносе.

 - Бардак! Доложи, в чем дело! Я Президент или кто? Для чего мне было тогда становиться главным боссом? Чтобы голодать вместе с народом?

 - Не могу знать, где продукты! Что мне выдали начальник склада и шеф–повар, то и несу…

 - Живо обоих ко мне! Это что же такое творится! Голодомор решили устроить?! И кому? Мне! Президенту великой страны!

 Вскоре на зов прибыли запыхавшиеся и вспотевшие, мордатые, откормленные до размеров бочонков, пронырливые и льстивые тыловики.

 - Где еда? — спросил Василий, неласково улыбаясь своей холодной змеиной улыбкой. — Как может Президент воевать на голодный желудок?

 - Еды больше нет, — потерянным голосом ответил главный кладовщик. — Съели.

 - Кто? — коротко, с металлом в голосе спросил Матюхин.

 - Члены совета безопасности и охрана. Вы же сами велели дать банкет по поводу нашего контрнаступления на Селенге.

 - Так пополните запасы…

 - Москва пуста, и область тоже: едва началась война, как обслуга все запасы растащила. Это же Россия, а в ней как обычно — воруют. Теперь хоть продотряды в провинцию посылай!

 - Так посылайте немедленно! А почему именно продотряды?

 - Потому что за наличные, по безналу и по госзаказу не отовариться! Принимают только бартер. Ну а какой у нас сейчас бартер? Акции, векселя и облигации? Можно лишь заложить башни Кремля…

 - Ну что ж, тогда приказываю объявить продразверстку! Немедленно спустить службам безопасности планы продовольственных заготовок! Действуйте, и не либеральничайте с населением!

 К вечеру с тыла, со стороны автопарка, показались клубы пыли. Через полчаса появились очертания колонны автомобилей. Шмуклер взял в руки бинокль и рассмотрел, кто это к ним двигался: подскакивая на ухабах, на всех парах к ним мчались три автоцистерны и три крытых брезентом бортовых «Камаза». Вскоре грязные грузовики затормозили перед импровизированным шлагбаумом, сделанным из двух столбов из ошкуренной сосны и березовой перекладины, ярко–оранжевого цвета. Какая краска была, такой и покрасили…

 - Кто тут будет Озоруев? — спросил безусый солдат–водитель головной машины, высунув голову из кабины.