Каратель - Олег Приходько

Некоторым его напористость внушала оптимизм. Но в основном потерпевшие фиаско акционеры слушали его молча, недоверчиво и, развращенные безнаказанностью, подумывали о том, что, пока не залатали дыры в заборе, нужно натащить побольше меди, титана и никеля в гаражи, тайники и подвалы.

Мещанинов встретился и с Кормухиным, с которым познакомился еще в Москве.

— Ну, Николай Иванович! — рассмеялся следователь, услыхав вопрос об успехах борьбы с местной мафией. — О местной мафии и речи быть не может. Тут замешана столица-матушка и все больше попахивает связями с зарубежным криминалом. Покойный ваш предшественник особой разборчивостью в выборе средств обогащения не отличался. Вот, полюбуйтесь, — Кормухин показал Мещанинову ксерокопию контракта. — Знаете вы что-нибудь об этом «Перигее»?

Мещанинов пожал плечами:

— Перигей — ближайшая к Земле точка орбиты Луны, — пошутил невесело.

— Вот-вот! Или искусственного спутника Земли. Обратите внимание на графу «Адреса сторон». У этого «Перигея» адреса нет. Мы проверили авизо — московская посредническая фирма и впрямь перевела на счет в «Техэкспорте» гарантийную сумму и получила первые сто тонн металла.

— Так в чем же криминал, Леонид Григорьевич? — не понял Мещанинов.

— Да никакого криминала, потому что нет договаривающихся сторон! Кожухов застрелился, фирма самоликвидировалась. Так сказать, искусственный спутник Земли сошел с орбиты и улетел в открытый космос. Спрашиваю у главного экономиста Вершкова. «Да, — говорит, — помню, было. А что? Что-то не так? Они перечислили, мы им на эту сумму поставили металл». А сколько и по какой цене вывезли фактически — поди, проверь!

— Да, спутник в открытом космосе не поймаешь, — нахмурился Мещанинов. — Сочувствую.

— Ошибаетесь. Мы его уже ухватили за хвост. Не стану вас нагружать информацией, к тому же на данном этапе огласка нежелательна для следствия.

Офис «Перигея» сотрудники ГУЭП из бригады Кормухина— Родимича отыскали в Москве, в одном из номеров гостиницы «Заря». Посреди вскрытого в присутствии администрации номера, оплаченного на месяц вперед, стоял картонный ящик с десятью бутылками из-под шампанского, и больше там не было ничего. Номер был арендован по-мастерски сработанным подложным документам, но ушлые сыщики к таким зигзагам давно привыкли и ничего другого, собственно, не ожидали.

С помощью работников гостиничного коммутатора были установлены абоненты «Перигея», в числе которых был «Краснодольскцветмет» (служебный и домашний телефон Кожухова), Клайпедский порт, минский отель «Беларусь». Трижды звонили в Мытищи — по номеру, абонированному АТП 1241, и это обстоятельство оказалось в ходе следствия переломным.

В автотранспортной колонне оказалось шесть «КамАЗов», и экспертам-трассологам не составило большого труда определить тот, номер которого недавно снимали; не удосужились преступники позаботиться и о замене покрышек.

Водитель АТП 1241 Шваченко поначалу утверждал, что незнаком с человеком, уплатившим ему три тысячи долларов за предоставление автомобиля «в аренду» сроком на три дня.

— Не валяй дурака, Шваченко, — поморщился усталый опер из областного УУР. — Времени нет, к тому же вопрос о твоем соучастии остается открытым. Либо ты сам себя вытащишь, либо сам себя закопаешь. Три тысячи баксов — меньше, чем стоит твоя свобода, но значительно больше, чем стрит автомобиль «КамАЗ-4310». Вряд ли ты дал его незнакомому человеку — он мог бы загнать его хотя бы за три с половиной и остаться в «наваре». Будем запираться или признаваться?

Через час принтер размножил ориентировку на Ботова Юрия Валентиновича, 1968 года рождения, ранее судимого за убийство. В квартире, куда приводил Шваченко Ботов, и где за бутылкой водки состоялась их сделка, проживали ничего не подозревавшие о ее использовании люди, на момент встречи Ботова с водителем находившиеся в отпуске в Болгарии.

…На следующий день в палату для послеоперационных больных одной из клиник Минска вошел следователь Родимич.

— Как дела, Леня? — обратился он к бледному, исхудавшему Шалову, закованному в гипсовый корсет.

Голова Шалова не поворачивалась, исполненные тоски глаза глядели в белый потолок.

— Хорошо, — пошевелил он потрескавшимися губами.

— Врач сказал, есть надежда. Ты молодой, сильный, многое будет зависеть от тебя.

— Мне все равно, — после паузы ответил Шалов безразличным тоном.

Разговор на отвлеченные темы был неуместен.

— Ты говорил, что мог бы опознать водителя того «КамАЗа» и его подельника?

— Не знаю… теперь… не уверен…

В палату бесшумно вошли врач и медсестра, приглашенные Родимичем в качестве понятых.

— Посмотри вот на эту фотографию, Леня. Внимательно посмотри: это один из них?

Шалов задержал взгляд на фотографии человека с лицом бывалого рецидивиста, взятой Родимичем из архива.

— Нет. Это не он.

— А вот этот?

На второй фотографии бы запечатлен сотрудник УГРО в кабине «КамАЗа».

— Нет.

Третьим был Ботов. Фото его прислали факсом из архива ГУИНа.

— Он, — сказал Шалов. — Он! — Бледное лицо его зарумянилось, жилка на шее запульсировала чаще. — Он Витьку Гуляева бензином поливал! Я его…

Закончить Шалов не смог — нервно сглотнул слюну и закрыл глаза.

Вечером того же дня в Краснодольской прокуратуре была получена копия протокола опознания. Кормухин распорядился объявить Ботова во всероссийский розыск.

Резкий рывок шнура — движок чихнул, пыхнул сизоватым дымком и забился, рассыпался по прибрежным камням мелкой дробью. Моторка присела на корму, гордо задрала нос, заложив вираж, пошла вниз по течению. За Скальными воротами река расширялась, плавным кругом очерчивала мшистые, расцвеченные ягодником берега. Невелик проброс — триста метров, а совсем другой пейзаж: и лес гуще, и к сосне примешались ель с кедром, а по окраинам — кривые, неказистые березки в рост человека, под ними грибы — с середины русла видать.

Туман уже ушел. Справа ярко-желтой полосой выделялась дорога, обочь которой стоял автомобиль.

Влад приблизился к берегу, сбросив ход, чтобы не зацепить винтом порога, продернул параллельно береговой линии, заглушил послушный новенький движок и прошел по отмели наплывом. Были бы колеса — так и выскочил бы на грунтовку, и помчал бы навстречу ветру на восток, до самого Краснодольска! Но моторка — не вездеход, пришлось застопорить ход, уцепиться за каменный навес, служивший причалом.

Место и время встречи назначил Панич, и хотя Влад прибыл раньше, старик уже поджидал его, сидя на бревнышке и попивая из крышки термоса горячий чай.

— Доброе утро, крестничек, — поздоровался, как всегда приветливо. — Не ожидал, что водой придешь. Хорошая у тебя моторка.

Влад привязал фал к выступу, подошел.

— Это моторка Сани Земцова, — сказал угрюмо.

Панич помолчал, допил чай мелкими глотками и, выплеснув осадок на берег, завинтил крышку. Влад опустился на траву у его ног.

— Хочешь знать, кто убил твоего друга, — посмотрел Панич в туманную даль противоположного берега. — Как говорят менты, ищи того, кому это выгодно.

— А кому это было выгодно? Панич улыбнулся, покачал головой:

— Не суетись понапрасну, крестник. Одиночки в этой игре не участвуют. Даже если ты узнаешь — все равно не найдешь. Ни черта не сможешь сделать!.. Если бы не Володя Губарь, я бы ни за что не поверил, что Толя Кожухов застрелился сам. Хочу, чтобы ты знал, крестник: здесь, в этом городе, лежат мои миллионы. Кто я такой?.. Никто! Пожелай я выдвинуться — меня бы моментально задвинули. Но я не тщеславный, мне о славе думать поздно. Толя Кожухов был моим вторым «я». Мои деньги по всем бумагам были его деньгами, моя власть — его властью. Кроме того, за ним были люди, они его выбрали и поставили над собой. Меня бы они не выбрали. Кое-кому эта его власть встала поперек горла. Они думали, что без них здесь все развалится. Так поначалу и было — город бросили. Но я его подобрал, вложил в него кучу денег, поднял из руин. И когда они увидели, что здесь справляются без них, то пожелали вернуться. Толя им мешал. Копали под него, настраивали против него народ, организовывали подметные письма, присылали комиссии, пугали тюрьмой. Потом убили твоего друга, дали понять: никуда он не денется, не уйдет сам — уберут. Уйти сам он не мог, знал, что за ним много людей, которые на него делают ставку.

— Ушел ведь, — хмыкнул Влад.

— Ты не знаешь, что такое «нет выхода», крестник. И не дай Бог тебе об этом узнать. Концы, которые были у него в руках, вели к очень большим чинам. Он их спас — не дал себя арестовать, обрубил эти концы выстрелом.

«Совсем как те, на кладбище, поет», — неприязненно подумал Влад. Кожухова он не жалел, тот был где-то на недосягаемой для него высоте, их пути не пересекались. Он бы отдал десять таких начальников, чьими бы ставленниками они ни были, за одного Сашку Земцова. Кожух избежал конфискации — оставил наворованное детям, которые выучатся за границей и вернутся доворовывать то, что не успел прибрать к рукам их отец. А кто поможет Женьке? И как теперь Ольге жить?..