Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Елена Ржевская

19 февраля 1930. Вчера наши партайгеноссен сбросили саксонское правительство. Браво! Так должно быть с предателями юнговцами. Мы их сбросим с коней.

22 февраля 1930. Гитлер исполнен знаков любви ко мне — признак того, что у него нечиста совесть. Штрейхер поддерживает меня и ненавидит Штрассера. Он вообще не настолько… (пропуск в тексте), как обычно считают. Только вот его еврейская мания. Гитлер меня тревожит, он много обещает и мало делает. Но все же он очень мил, много шарма. Героический человек! Он очень расположен ко мне.

Но недолго он тешится расположением Гитлера. Снова все тот же камень преткновения — Штрассер.

2 марта 1930. Гитлер открыто капитулировал перед этим мелким и хитрым нижнебаварцем… Я настроен скептически: он как всегда вывернется, но я на все решился — не на борьбу с ним, но на уход. Пусть поищет себе других марионеток.

Это всего лишь защитная жестикуляция слабого, несамостоятельного Геббельса. «Я свободен и остаюсь свободным» (3.10.1924.) — давнее его заблуждение на свой счет. Но и тогда, как и сейчас, он всего лишь фразер. Человек клетки, он не только не нуждался в свободе, он стращился ее, был угнетен ею, независимо от того, сознавал он это или нет. Оказаться в разомкнутом пространстве свободы и сейчас катастрофично для него. И те прежние стенания о жажде веры, поиски Бога и поиски сильной личности, что по сути смыкаются для него, — это поиски чужой воли над собой, спасения от свободы.

4 марта 1930. Гитлер хочет теперь все перевернуть и выставить меня козлом отпущения. Это ему не удастся. Я не позволю себя одурачить.

5 марта 1930. Гитлер обозлен моим ультиматумом. Перед Липпертом разыгрывал дуче, страшные угрозы против Штрассера, меня выставлял мелким гауляйтером, затем Герингу хвалил мои способности, словом, шеф, каким он бывает, когда перед ним неприятное, но необходимое дело… Гитлер ревнив… Политическое положение отчаянное. Кабинет при последнем издыхании. Завтра сессия рейхстага. Траурное заседание? КПГ вновь планирует революцию? Наше время близко. Если б у нас было целенаправленное, строгое руководство! А так? Бедный Гитлер!

В дневнике унылое препирательство за глаза с Гитлером, поношение его как негодного фюрера. Преследование Геббельсом Штрассера. Интриги, доносы, подсиживание. Пауки в банке. Но и пострашнее. «Штрассер злой дух партии». Геббельс бьется не просто за изгнание Штрассера — за его грлову. И не отступится, пока тот не будет убит в «Ночь длинных ножей».

12 марта 1930. Как много у нас уже приверженцев в шупо![29]

13 марта 1930. Гинденбург подписал план Юнга[30]. Судьба Германии решена. Мы будем беспощадно продолжать борьбу, теперь перед нами новый враг: Гинденбург.

16 марта 1930. Мюнхен, включая шефа, потерял мое доверие. Я больше ни в чем им не верю… Гитлер колеблется, он не принимает решения, он больше не фюрерствует. Я был лоялен до конца. Но пусть не рассчитывает, что я позволю украсть мой гау для Штрассера, — жалкие угрозы Геббельса.

24 марта 1930. Фрау Вессель отдала мне политический дневник Хорста. И как он пишет обо мне, сколько юношеского воодушевления. Мы опубликуем его в «Ангриффе».

Восхвалением Геббельса в своем дневнике Хорст Вессель закрепил посмертно свое имя. Геббельс принялся пропагандировать дневник Хорста Весселя, насаждать его имя в нацистской мифологии. Куплеты песни Хорста, написанные им для штурмовых отрядов, стали нацистским гимном «Хорст Вессель».

28 марта 1930. Гитлер 4 раза нарушал свое слово. Я ему больше совершенно не верю. Он не решается идти против Штрассера. Как же будет, когда он станет диктатором в Германии?

5 апреля 1930. Кабинет еле держится… Возможно, дойдет до роспуска парламента. Дай-то Бог! Наверное, меня тут же арестуют, но это нам на пользу. Беспокойство, натиск, принуждение и преследование — от этого мы расцветаем.

6 апреля 1930. Муссолини, кажется, еще не распознал еврейский вопрос. И в Италии не все то золото, что блестит. Но там есть фюрер, а у фюрера есть власть.

13 апреля 1930. Гитлер должен очистить партию, иначе рано или поздно кончится расколом… Гитлер это понимает, но от понимания до дела у него всегда далеко.

Бессильные демарши Геббельса: «Если Гитлер ничего не предпримет, я откажусь от гау. Тогда они увидят, что произойдет, когда меня не будет».

28 апреля 1930. Я крепко поспорил с Р., который утверждает, что мы должны в открытую проводить борьбу мнений. Это же безумие.

28 апреля 1930. Гитлер снова фюрерствует!.. Для меня настоящее благодеяние. После своей речи Гитлер еще раз поднялся и в бездыханной тишине объявил мое назначение шефом пропаганды… Штрассер бледен как мел! Мы победили по всем линиям. Оппозиция в осколках. Штрассер уничтожен, и все его трусливые креатуры толпятся теперь вокруг меня. Да, таков человек… Вечером еще совещание с моим новым секретарем Гиммлером. Мы очень быстро объединились. Он не чересчур умен, но усерден и честен… Замечательный день!.. Триумф Геббельса!.. Я достаточно долго этого ждал… Самое существенное — Гитлер снова берет поводья в свои руки.

И благодать изливается на Геббельса.

30 апреля 1930. Мы ведем переговоры с Мюнхеном о новом автомобиле. Возможно, мы получим новехонький с иголочки «мерседес». Гитлер постарается. Вот будет радость. Геринг очень помогает. Звонили: куплен «мерседес»… Вот он уже стоит у ворот. Прекрасное, породистое животное. Семиместный! Замечательно сделан, элегантные линии и формы. Тут же пришел шеф и все мюнхенцы. Он радуется как ребенок. Я полон счастья и благодарности. Он славный малый!

2 мая 1930. Наша новая машина просто замечательна… Будут ли все эти свиньи мне верны? Главное, не заноситься. — Еще бы, «мерседес» да с шофером — это привилегия берлинских богачей. — Наша новая машина — просто поэма».

Но эйфория проходит, а ревность, задетость Геббельса, сдвинутого на периферию от Гитлера, остается. Никакие импульсы не доходят. Ни к чему существенному не приложим. Хотел было взбодрить нацистское жецское движение, оно «должно стать самым современным в Германии», но вскоре взмолился: «Фрау Кютемейер (вдова погибшего нациста) занимается там с Орденом женщин ерундой. Всю эту женскую чепуху нужно отправить туда, где ей место. Ради Бога, уберите женщин из политики». И теперь-то уж окончательно: «Мы должны так или иначе покончить с этой кутерьмой». И еще: женщины «не могут логически мыслить».

26 июня 1930. Гитлер хочет, чтобы я тут воевал по мелочи, а сам никак не займется крупным. Типичный Гитлер. Гитлер хотел, чтобы я приехал, но это бесполезно, он обещает и не держит слова.

29 июня 1930. Во всем виноват Гитлер с его нерешительностью, а вину сваливает на меня, называет вероломным фразером.

16 июля 1930. Штрассер получил министерство в Саксонии, внутренних дел и труда. Вот Гитлер. Он делает это из страха. Он даже в мелочах не свободен принять решение.

Упрочься Штрассер подле Гитлера или, более того, возобладай он в руководстве партией — это приговор Геббельсу. Они смертельные враги. И Геббельс неустанно отслеживает каждый шаг Штрассера, интригует, пугает им Гитлера, толкает на разрыв со Штрассером и обвиняет Гитлера в нерешительности.

Но другие действующие лица из партийной верхушки, оставившие мемуарные страницы, в том числе те, что написаны уже в заключении, характеризуют поведение Гитлера, похоже, проницательнее. По их словам, «нерешительность» — прикрытие тактики Гитлера, предпочитавшего обычно оставаться не разгаданным в своих намерениях, ускользающего. На деле же Гитлер был заинтересован в этих распрях, сам разжигал их и правил в партии, переключая благосклонность с одной враждующей группы на другую, растравляя ревность, конкуренцию, непримиримость между ними, не давая им сомкнуться и тем контролируя обстановку в партии, пресекая возможность сговора.

Возможно также, что, лавируя, Гитлер долго не шел на разрыв со Штрассером, чтобы не нажить активных недругов среди немалого числа приверженцев Штрассера, второго человека в партии. Когда надо было создавать массовую партию, бороться с социал-демократами, с коммунистами, Гитлер и Штрассер, казалось, были едины и даже дружны. Так было на поверхности, подспудно же шла борьба за влияние в партии и в конечном счете — за власть.

23 июня 1930. Успех на выборах. Еще два года — и мы наверху!

11 июля 1930. Состояние сельского хозяйства ужасно. Зимой будет катастрофа.

15 июля 1930. Поля, поля, колосья стоят высоко. Благословенный урожай! И вымирающее крестьянство.