Чудовище - Алекс Флинн

— «Мы с отцом по-настоящему близки…»

— Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Я зажал уши, но ее слова проникали мне прямо в сознание. Мне хотелось вдребезги разбить это чертово зеркало, ноутбук и все предметы в комнате. Я был жутко зол на Кендру, а все потому, что она была права. Я не искал настоящей любви. Я искал способа снять заклятие, не более того. О дальнейших отношениях я не думал. Но если я не могу познакомиться с кем-нибудь в Сети, как я найду любовь в реальной жизни?

— Ты понял, что я пыталась тебе втолковать? — спросила Кендра.

Ее слова вонзались мне в мозг. Я отвернулся от зеркала. Отвечать не хотелось. Горло у меня перехватило, и я не хотел, чтобы она слышала меня в таком состоянии.

— Кайл?

— Понял! — рявкнул я. — А теперь оставь меня в покое!

Глава 6

Я переменил имя. Отныне — никакого Кайла. От Кайла ничего не осталось. Кайл Кингсбери умер. Я больше не хотел так зваться.

В Интернете я узнал значение своего имени, и это стало последним гвоздем, заколотившим гроб с прежним Кайлом. Имя имело греческое происхождение и в переводе означало «обаятельный». Уже ложь. Тогда я стал искать, как на других языках будет слово «уродливый». Самым коротким и впечатляющим оказалось испанское слово «feo». (Зная это, кто решится назвать своего сына Фео?) Я подумывал назвать себя так, но в конце концов остановился на имени Адриан. В переводе оно означало «темный, мрачный». Мне это вполне подходило: я жил в темном и довольно мрачном мире. Я стал Адрианом. Все — то есть Магда и Уилл — теперь звали меня только так. Я был олицетворением темноты.

И жил я в темноте. Я спал днем, а ночью, когда никто меня не видел, гулял по улицам и ездил в пустом метро.

Я дочитал «Собор Парижской Богоматери» (печальный конец — всех настигла смерть). После этого взялся за «Призрака Оперы». Книга очень отличалась от дурацкого сюжета мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера. Призрак вовсе не был непонятым романтическим неудачником. Убийца, годами державший в страхе весь оперный театр, — вот он кто. Призрак похитил молоденькую певицу и пытался силой добиться от нее любви, которой был лишен.

Я понимал чувства главного героя. Я сполна познал отчаяние. Я вдоволь набродился по темным улицам, напрасно выискивая хотя бы маленький огонек надежды. Я вполне осознал: одиночество порою становится непереносимым и может толкнуть на убийство.

Я жалел, что не живу в недрах громадного оперного театра или собора. Я жалел, что не могу, подобно Кинг-Конгу из фильма, забраться на крышу Эмпайр-стейт-билдинга. Но вместо этого у меня были только книги; книги и бесчисленные улицы Нью-Йорка, заполненные глупыми и равнодушными людьми. Иногда я прятался возле баров, там где потемнее, и смотрел, как подвыпившие парочки торопятся в темноту, чтобы заняться сексом. Я слышал их вздохи, сопение и стоны. Следя за такой парочкой, я представлял на месте парня себя, воображал, будто это меня сейчас обнимают, и мне в ухо, вместе со страстным шепотом, веет горячее женское дыхание. Я мог без труда обхватить когтями шею очередного счастливца и убить его на месте, а девчонку притащить к себе в логово и заставить отдаться мне, вне зависимости от ее чувств. Конечно, я бы не решился на такое, но меня пугала сама мысль. Пугало то, что эта мысль появилась в моей голове.

— Адриан, нам надо поговорить.

Когда Уилл вошел ко мне в спальню, я еще лежал в кровати. До его прихода я разглядывал устроенный им розарий, а сейчас просто лежал с полусомкнутыми веками.

— Уилл, большинство роз умерли.

— Так всегда бывает с цветами, растущими на открытом воздухе. Конец октября. Вскоре они все завянут. Природа засыпает до следующей весны.

— А я помогал им, чем мог. Когда видел, что лепестки побурели и съежились, я просто обрывал весь цветок. Я не боюсь шипов. Ранки сразу затягиваются.

— Выходит, этим розам повезло, — грустно улыбнулся Уилл.

— Наверное, я делал это зря. К чему напрасные мучения, если они все равно обречены на смерть? Как вы думаете?

— Адриан…

— Иногда я мечтаю, чтобы и мне кто-нибудь нот так же помог расстаться с жизнью.

Уилл подошел к кровати и внимательно глядел на меня своими незрячими глазами.

— Но есть и упрямые цветы. Вон та красная роза. Она цепляется за ветку и не падает. Я сам не свой, когда за ней наблюдаю. Все внутри переворачивается.

— Адриан, прошу тебя…

— Вы не хотите говорить о цветах? Я-то думал, вы любите цветы. Ведь это вы оживили сад.

— Адриан, я люблю цветы. Но сейчас мне хочется поговорить о наших отношениях, как учитель и ученик.

— Нормальные отношения. Разве нет?

— Их нет. Меня наняли заниматься с тобой. Сказали, что ты очень хочешь учиться. А с недавнего времени я понял, что получаю громадные деньги только за то, что живу в этом доме и почитываю книжечки в свое удовольствие.

— Вас это не устраивает?

За окном налетевший порыв ветра трепал упрямую красную розу. Несколько лепестков оторвались и улетели.

— Нет, не устраивает. Когда получаешь деньги не за что… выходит, я просто ворую их у твоего отца.

— Считайте это перераспределением богатств. Мой отец получает громадные деньги за имя. За имидж. Он зарабатывает в десятки раз больше тех, кто готовит студию, снимает передачу, — в общем, делает все, чтобы самоуверенная физиономия Роба Кингсбери не исчезла с телеэкранов. Он не заслуживает таких денег. А вы заслуживаете, поскольку вы продолжаете заниматься наукой, даже потеряв зрение. И деньги никогда не падали вам с неба. Это, знаете, как в романе про парня, который грабил богатых и раздавал награбленное бедным.

Естественно, вместе с Уиллом в спальню пришел и Пилот Он жался к ногам хозяина. Я шевельнул пальцами, подзывая пса.

— Напрасно вы думаете, что я ничему не учусь. Сколько книг я успел прочитать за это время! «Собор Парижской Богоматери», «Призрак Оперы», «Франкенштейн». Сейчас читаю «Портрет Дориана Грея».

Уилл улыбнулся.

— Получается, тематическое чтение.

— Да. Эта тема — темнота. И люди, живущие во тьме.

Я все пытался подозвать Пилота. Пес никак не реагировал. Глупое животное!

— Мы могли бы поговорить об этих книгах. У тебя есть вопросы?

— Хотел спросить. Вот Оскар Уайльд — он был геем?

— О боже! Я-то думал, у тебя серьезные мысли. Может, даже откровения. Что-то умное.

— Не надо читать наставления, Уилл. Так был или не был?

— Был. И немало за это пострадал. — Уилл дотронулся до поводка Пилота. — Пилот к тебе не подойдет. Он чувствует такое же недовольство, как и я. Время перевалило за полдень, а ты все еще в пижаме, валяешься в кровати.