Преступный викинг - Сандра Хилл

— Я хочу тебя, — шептала она ему.

— Довольно!

Он опустился вместе с ней в воду, торопливо смывая с себя и с нее мыло, и вытащил ее на берег, где завернул в меховой плащ, но сначала исцеловал ее всю от макушки до пальчиков ног.

Она была на удивление послушна, потому что забыла обо всем на свете, кроме его ласк. И он тоже помнил только, что она с ним и она хочет его.

Селик встряхнулся, как лохматый пес, рассыпав вокруг множество брызг. Потом, обняв Рейн за плечи, он снова прижал ее к себе и направился к шатру, не позаботившись прикрыть свою наготу.

Они уже почти прошли место, где паслись кони, как вдруг она остановилась и помотала головой, словно что-то вспоминая.

— Конь, — сказала она вдруг. — Ты обещал показать мне коня.

Ошарашенный столь внезапной переменой в ее настроении, Селик кивнул и повел ее к Яростному. Конь радостно заржал, когда Селик погладил его шею.

— Где твое седло? — спросила она странным голосом.

— Что случилось? — внезапно встревожился Селик.

— Покажи мне седло.

Он показал на место поблизости, где лежали его вещи, и, прищурившись, смотрел, как она наклонилась над седлом, а потом упала на колени. Он видел, как у нее опустились плечи и она заплакала. Растерявшись, он подошел поближе.

— Скажи мне, о чем ты плачешь, — попросил он, опускаясь рядом с ней на колени.

Несмотря на наготу, он не чувствовал холода.

— Это… — еле слышно проговорила она. — Ты сделал это?

Он увидел полудюжину скальпов, притороченных к седлу, и застыл на месте. Черт подери! Он же собирался их сжечь. По правде говоря, он сам, пока не приехал в лагерь, не заметил, как снял эти скальпы, в такой он был ярости. Хотя многие скандинавы делали это постоянно в каждой битве, он никогда прежде этим не занимался, но сегодня что-то случилось с ним.

Наверное, его потрясла гора трупов, которую он увидел. Но как объяснить это женщине, не желающей ничего знать о вражде и насилии.

— Да. Это благородный скандинавский обычай, чтобы наши враги не могли войти во врата рая.

Она покачала головой, не переставая плакать.

— Я знаю, это неприятно, но ничуть не хуже, чем делают саксы. Они заживо сдирают кожу и прибивают ее к дверям церкви.

— Жестокие люди всегда находят себе оправдание, — устало проговорила Рейн, глядя ему прямо в глаза.

От ее печального голоса ему сразу стало очень холодно. Селик вздрогнул, и неизбывная боль его потерявшейся души, закрывая небо, повисла над ними, как зимняя туча.

ГЛАВА 6

Пораженная в самое сердце, Рейн встала и тщательно запахнула на себе меховой плащ. Она вся дрожала, но не из-за холода. Ее мозг отказывался что-либо понимать. Человеческие скальпы, притороченные к луке седла…

О Боже! Этот человек… этот человек, который неожиданно стал дорог ей… не только отнимает у людей жизнь, но и хранит такие сувениры.

Голый Селик стоял и не думал извиняться, лишь вопросительно склонил набок голову. Подсыхая, его волосы шевелились под порывами ночного ветерка. Даже в лунном свете она могла видеть, что ее ужас изменил выражение его прекрасных глаз, которые только что были полны страсти, а теперь из них опять как будто ушла жизнь.

Ее глаза скользнули по его телу от широких плеч до крепко стоявших на земле ног, и она покачала головой, благоговея перед его красотой и не понимая, почему ей совершенно безразлично, что он всего-навсего великолепное животное. Вот оно, слово, которое она искала, — животное. Подранок. Раненый зверь.

— Да, я зверь. Я предупреждал тебя, но ты решила, что можешь меня спасти, — глухо проговорил Селик, насмехаясь над самим собой.

Рейн не заметила, что произнесла последние слова вслух, но, возможно, это к лучшему. Пусть Селик знает. Все равно ничего не изменишь. Человек, который способен на такое, неизлечим.

Кто ты такая, чтобы бросать в него камни? Голос вновь звучал у нее в голове. Она устало прикрыла глаза, боясь сорваться.

В каждом человеке есть что-то хорошее, надо только получше присмотреться.

Рейн совсем растерялась. А что если это путешествие во времени — всего лишь плод ее воображения? И она сидит в институте мозга, а над ней колдует психиатр, вроде Джека Николсона? Почему бы нет? И викинг — ее фантазия. Да нет, скорее, кошмар. Она зажала рукой рот, чтобы истерическое хихиканье не вырвалось наружу.

Селик с раздражением фыркнул, не понимая, что ее вдруг развеселило, и она смерила его взглядом, в котором раздражения должно было быть не меньше, чем в его фырканье. Потом она обошла его и направилась к пленникам. Ей было необходимо уйти от этого варвара и хорошенько подумать.

Селик схватил ее за руку.

— Ты куда?

— Не… трогай… меня, — процедила она сквозь зубы. — Не трогай… меня… никогда.

Он отпустил ее и отодвинулся.

— Заложники не приказывают, — твердо сказал он.

Рейн пожала плечами.

— Я дура, что думала иначе. Я дура, потому что тебя уже не исправить.

Не много же в тебе веры!

— Хватит! — крикнула она, прижимая руку к разболевшейся голове, а другой рукой придерживая полы плаща.

— Что хватит?

— Я не тебе. Проклятый голос.

Селика это как будто позабавило, но улыбка не растопила лед в его глазах.

— Опять Бог?

— Да. Нет. Не знаю. Наверно, моя совесть.

— Побереги свою совесть для кого-нибудь другого, — презрительно скривился он. — Для того, кого сумеешь спасти. А меня оставь в покое.

— Замолчи. Не видишь, я устала?

Старательно делая вид, что ей на него наплевать, Рейн направилась к пленникам, но вдруг остановилась и повернула к шатру. Неожиданно ей пришло в голову, что неплохо бы одеться потеплее.

Шагая босыми ногами по холодной земле, она бормотала:

— Чудовищно! Не хватало мне быть единственным врачом в мире с мозолями на ногах.

Чуть позже, копаясь в сундуке Селика в поисках туники и штанов, которые Селик называл «брейс», она неожиданно подняла голову и увидела, что он стоит у входа вызывающе, ослепительно голый.

Рейн подавила чуть было не вырвавшийся из груди стон.

Уймись, Господи. Так нечестно.

— Воруешь? — сухо спросил он, показывая взглядом на свою одежду в ее руках.

— Мне нужны теплые вещи. Ты, может быть, равнодушен к холоду, а я не собираюсь спать голая на холодной земле.

— Ты права. Ты не будешь спать на холодной земле.

Когда смысл его слов дошел до Рейн, она покачала головой.

— Не думаешь же ты, что я буду после всего спать тут? Ты представляешь, как ты мне отвратителен? Да я сама себе противна, потому что ты трогал меня после того, как… после того, как… — Она помолчала, не в силах найти подходящие слова. Потом пожала плечами. — Я как будто вся вымазалась в грязи.