Путь в Обитель Бога - Юрий Соколов

Из Утопии подкатывали, правда, но я им при всех ответил, что если не прекратят приставать ко мне и лезть к пирамидам, то рувимы пришлёпнут их полис со всем содержимым. Мол, рувимы сами твёрдо обещали мне это. И поди ж ты, полгода не прошло, как умники притащили в Утопию Книгу, после чего их полис перестал существовать.

Потом ещё долго все в Харчевне шарахались от меня как от заразного. Другой мог бы извлечь массу выгоды из такой репутации, и жить ничего не делая до конца дней своих, застращав окружающих и собирая с них дань. А я не могу как-то. Да и язык не поворачивается врать после того случая. Я лучше в города буду ходить, шататься по мехрану, драться с пегасами, стрелять в бормотунов и рубиться с гидрами. Постепенно люди стали забывать Утопию, и сейчас относятся ко мне нормально. Лагерь с Тотигаем и Бобелом мы слишком близко к пирамидам не разбиваем, а когда я в мехране один — пойди разбери, где я ночую.

А вот сейчас я вдруг разозлился. На рувимов. Ну чего бы им не взять и не разъяснить всем и каждому по-простому, что на Парадиз больше нельзя? Зачем обязательно мечами рубить? Поставили бы какую-нибудь невидимую стену. Могут же они торнадо запросто в сторону завернуть? Могут… Что за мечи у них такие? Похоже, будто они из расплавленного металла, но от них не исходит ни жара, ни слишком яркого света, и лезвия полупрозрачные, как сами владельцы оружия… Почему рувимы наложили заклятие на технику? Просто для того, чтобы мы с додхарцами меньше воевали? Но допускают же они войны обычным оружием, а яйцеголовые — такие скоты, что мы рано или поздно перережем друг друга и перочинными ножиками. Или они нас, или мы их.

Завершится это Проникновение так же, как прошлое, — или оно уже навсегда? Правда ли то, что болтают про Обитель Бога? Живы ли ещё люди, которые ушли на Парадиз?

Тысячи вопросов, но ни на один из них рувимы не ответят; будут делать своё дело тихой сапой, а что это за дело — никому не скажут; чем всё кончится — не скажут тоже. А яйцеголовые будут скрещивать людей с лошадьми и ездить на них верхом. А умники будут открывать книги, которые вовсе не книги, и которые открывать не положено. А веруны будут бить в землю лбами на молитвенных собраниях и уверять фермеров, что рувимы есть не кто иные, как ангелы у врат рая, то бишь Парадиза; что Проникновение было давно предсказано в их верунских священных книгах, хоть и непонятно тогда, почему они сами так плохо подготовились к нему; что яйцеголовые — слуги антихриста, и посланы людям в наказание за грехи; что избежать грядущих адских мук очень просто, если регулярно отстёгивать десятину в пользу Церкви Самоновейшего Завета; что в конце концов Иисус придёт с громом и звоном — и задаст всем перцу.

Раскалил я себя до последней невозможности такими мыслями, встал да и пошёл прямо на пирамиду. Рувим, понятно, тут же выставил вперёд свой тесак, но я остановился лишь тогда, когда между моей грудью и кончиком меча не прошёл бы и лист бумаги.

Может, я ещё не успел успокоиться после драки с пегасами, может ещё чего, а только подумал — да что я, собственно, теряю? Жизнь эту — скитания в мехране, лавовые поля, Бродяжий лес и бормотунов? Город, где на каждом шагу ловушки? Ещё несколько ночей с проститутками в Харчевне? Ещё несколько трупов не убитых пока мною яйцеголовых? Взял и шагнул вперёд.

Я широко шагнул, но меч рувима остался на той же позиции, у самой моей груди, хотя он вроде и не шевелился. Тогда я шагнул ещё раз — ни за что не стал бы, дай себе время подумать, но я не думал.

Ничего не произошло.

То есть, наоборот, произошло нечто необычное. Я по-прежнему был жив, меч по-прежнему передо мной, но рувим вдруг заговорил, и его голос был подстать шестиметровому росту:

— Не делай третий шаг, Элф. В третий раз ты умрёшь.

Я посмотрел на рувима и понял, что он не шутит. Да и с чего ему со мной шутить?

— Откуда ты знаешь моё имя? — глуповато поинтересовался я.

Рувим промолчал. Видно, он уже успел сказать всё, что считал важным. Пора было поворачивать оглобли. Но сначала я дал себе слово, что больше никогда в жизни не стану так психовать, и дважды сглотнул, потому что у меня заложило уши. Вот это голос!

Вернувшись к скале, я опустошил одну из двух своих фляг, недоумевая, что на меня нашло.

Рувимы не хотят с нами говорить и ничего не объясняют… А они что — обязаны? Люди напортачили с колонизацией Парадиза, нарушили структуру пространств нескольких параллельных вселенных (если верить умникам), привели в движение Обруч миров (если верить нукуманам), открыли дорогу на собственную планету всякой додхарской нечисти во главе с яйцеголовыми, а рувимы теперь крайние? Да не вмешайся они, ещё неизвестно, чем бы закончилось Проникновение.

Не наложи они заклятие на технику, мы, быть может, уже истребили бы друг друга и без помощи ибогалов. Сколько было междоусобиц за первые десять лет существования Нового мира? Сколько Старых территорий совершенно опустело? Ведь на том куске Земли, куда мы с Тотигаем постоянно ходим за добычей, совсем никто не живёт… Сколько было попыток захвата уцелевших ракетных баз? Прямо на этих самых рувимов ведь пёрли. А не блокируй они сразу после Проникновения остальные интересные объекты? Атомные электростанции? Склады химбоеперипасов? Лаборатории по разработке бактериологического оружия, существование которых все отрицали, но которые у всех имелись? С яйцеголовыми-то мы уже потом стали воевать…

— Ну как, поболтали? — спросил Бобел.

— Да, поболтали, — ответил я, и на сей раз врать мне не пришлось. — А ты разве не слышал?

— Нет.

Ну надо же! А я был уверен, что не только Бобел слышал, но и все остальные жители Додхара и Земли; да и Харчевня, находившаяся в половине дня пути отсюда, могла запросто рухнуть от рувимского рыка.

— Погоди, — сказал я, начиная догадываться, что дело нечисто. — Бобел, дружище, ты какими обычно видишь рувимов?

— Да я особо не приглядывался, — ответил он. — Но они похожи на орков, только все светятся.

Та-ак, подумал я, и до меня вдруг дошло, что я никогда не обсуждал внешность рувимов ни с Бобелом, ни с Тотигаем, ни с Орексом. Нукуманы о них не любят говорить, а Тотигая мне и в голову не приходило спрашивать. Я слышал лишь случайные разговоры в Харчевне, всегда между собой говорили люди, и они описывали рувимов одинаково.

Приподняв ногу, я хотел толкнуть спящего кербера, но он, как всегда, проснулся раньше, чем я до него дотронулся.

— Рано ещё, — недовольно сказал Тотигай позёвывая. — Могли бы выступить и попозже.

— Мы и выступим чуть позже. Ты мне вот что скажи: как выглядит рувим?

— Что значит — как? — удивился Тотигай. — Здоровый кербер в доспехах. Только стоит на задних лапах и боевые когти у него словно раскалённые.