Наследник (1914 год) - Кир Булычев

– А как же Лида?

– Это же средневековая история! – воскликнула Маргарита, не скрывая снисходительной улыбки. – Полгода назад вашему ветреному другу захотелось соблазнить мою подружку, но я этого ему не позволила сделать. Он мог претендовать на ее тело, но никак не на руку. Кстати, она готова была увлечься вами, но вы позорно сбежали от нее на автобусной остановке.

– Где?

– Не лицемерьте, мой друг! Легкомысленное дитя любви проплакало у меня на груди всю ночь, когда вы отвернулись от нее в автобусе.

– Это неправда!

– Ах, не краснейте! Вы становитесь похожим на свеклу, и вам это не идет.

Сравнение со свеклой было неприятным, и Андрей вернулся на грешную землю.

– Вы хотите, чтобы я отдал Коле деньги?

– Да.

– И как я объясню появление у меня такой суммы денег?

– Как вам угодно.

– Он же должен будет вернуть вам этот долг?

Они стояли близко друг к другу. Андрею было видно, что глаза у Маргариты карие, а не черные, как казалось на расстоянии, а над верхней губой – нежный темный пушок.

– Он мне ничего не должен. Я его люблю. Я его люблю с первого взгляда. Вам этого, милостивый государь, не понять.

– Может быть. – Андрей пожал плечами. Ему не хотелось откровенничать. – Но что я ему скажу?

– Вы скажете, что достали эти деньги у вашего отчима. Он же богатый.

– Но я не ездил в Ялту. Он может спросить у моей тети, она скажет, что я болел.

– В Ялту можно обернуться за день. Да и не будет он спрашивать. Он будет вам благодарен на всю жизнь. Вы хотите, чтобы он был вам благодарен на всю жизнь?

– Ни в коем случае!

– Не кокетничайте, Андрей. Каждому человеку приятно быть хорошим. Ведь он просил вас, умолял.

Они покинули семинарский сад и вышли на Пушкинскую.

Смеркалось. Солнце спряталось, зажглись желтые окна в домах. Ощущение весны, столь явное днем, уже пропало. Лужи быстро затягивались хрупкой бумагой льдинок.

– А это наша гимназия, – сказал Андрей. – Мы здесь учились.

– Какая маленькая! – сказала Маргарита. – А это ваша церковь.

– Гимназическая. Но она и приходская.

– Я пойду туда завтра, завтра ночь перед Рождеством. Я люблю Рождество. Даже больше Пасхи. Только не здесь и не в Одессе. Рождество надо встречать в Москве, в настоящей России.

– А что делает ваш отец? – Андрей был рад перевести разговор на иную тему, хоть и понимал, что Маргарита все равно добьется своего, а отступать ему некуда.

– Мой папа, – она сделала ударение на последнем слоге, – судовладелец.

– У него есть собственные пароходы?

– Один пароход. Но у него много грузовых судов. Андрюша, мы с вами отвлеклись от основного. Мне хотелось бы, чтобы вы сделали все сегодня.

– Но уже поздно.

– Не говорите глупостей. Со мной гулять вам не поздно, а спасти друга – вам поздно? Я вот что скажу: Андрюша, вы производите впечатление нерешительного и слабого человека. Я бы никогда не смогла в вас влюбиться. И меня искренне удивляет, что Лидочка увлеклась вами.

Андрей наконец решился. В конце концов он тоже имеет право на прибыль, раз выступает посредником в сделке.

– Простите, – произнес он хрипло. – Вы не знаете случайно…

Он запнулся, и Маргарита не смогла скрыть иронического торжества.

– Сделайте милость, – сказала она, светски улыбнувшись, – опустите руку в правый карман своей тужурки.

Андрей подчинился и вытащил оттуда сложенный листок с адресом Иваницких в городе Ялте, который незаметно положила Маргарита.

– Не надо благодарить, – сказала Маргарита. – Это в моих интересах. Я не хочу рисковать – мало ли куда бросит судьба моего нестойкого возлюбленного.

Это было признание в любви к Беккеру и в собственном бессилии. Маргарита поморщилась, будто с отвращением к своей слабости.

– Пойдемте отсюда, – сказала она. Андрей сделал было первый шаг, но Маргарита молча удержала его за рукав и передала плотный конверт.

– Здесь тысяча, – сказала она.

Они шли по Пушкинской не спеша, будто гуляли. И надо было разговаривать, но они оба были как заговорщики, расплатившиеся за убийство и потому немногословные. Будто разговор в семинарском саду отнял слишком много сил.

– А куда вы намерены поступать после гимназии? – спросил Андрей.

– Я еще не решила, – ответила Маргарита. – И не знаю, буду ли поступать.

Она угадала следующий вопрос Андрея и решительно ответила:

– Нет, я не намерена выходить замуж. Тем более за такого слабого человека, как Николай. Простите, но я знаю ему цену.

– Тогда…

– Тогда я люблю его как мужчина женщину. Как куклу, как наркотик.

Маргарита не притворялась и не кокетничала с Андреем. Так она и думала. Хотя это не означало, понимал Андрей, что она будет следовать собственным правилам в жизни. Она была и ужасно старой, на тысячу лет старше Андрея, и совсем еще девчонкой, которая начиталась сентиментальных современных романов, в которых царит Эрос.

– Значит, вы намерены сидеть дома и играть в любовь?

– Не будьте пошляком! Мое сердце отдано революции!

Андрей даже остановился от удивления.

– Я никогда бы не догадался.

– А никому об этом не следует знать.

– И Беккеру?

– Беккер знает. Неизбежно, что он знает. И робеет. Если бы я была обыкновенной женщиной, ему было бы легче со мной. Но он понимает, что нас разделяет пропасть. Один ее берег – его бездуховность. Другой – мой высокий идеализм.

Маргарита говорила напыщенно, словно цитировала некий катехизис.

– А зачем вам революция? – спросил Андрей.

– Вы хотите спросить, зачем революция девице из состоятельной семьи? А вспомните о Софье Перовской, об Александре Ульянове, вспомните о графе Кропоткине и Герцене – высочайшие из революционеров те, кто пришел в революцию именно по зову сердца, а не в погоне за куском хлеба.

Они миновали центр и приблизились к району Глухого переулка, когда острый взгляд Маргариты издали, за два квартала, различил Колю.

Маргарита дернула Андрея за рукав, потянула к глинобитному забору и сразу отыскала какую-то нишу.

– Вот он, – шептала она, наваливаясь на Андрея, – это сам Бог его ведет. Сейчас, сейчас или никогда. Ну иди же… как будто случайно. И сразу скажешь: вот тебя-то я и искал!

Она сильно толкнула Андрея, и тот, еле удержав равновесие, засеменил навстречу Коле. Коля был без фуражки, воротник шинели поднят. Он чуть пошатывался.

– Коля! – окликнул его Андрей. Слова, вложенные в него Маргаритой, сорвались с языка: – Вот тебя-то я и искал!

– Да? – Коля будто не сразу узнал Андрея. – Ты зачем меня искал?

Андрей полез в карман, да не в тот, ошибся. Андрей хлопал себя по карманам. От Коли пахло вином.

– Поздно, – сказал Коля. – Мама умерла.

– Что? Елизавета Юльевна умерла?

– Отмучилась. Что делать… что делать…

– Ты за врачом? Тебе надо помочь?

– Врач там, я не могу… я не могу там быть. Маму жалко.

Коля заплакал и прижался к Андрею. Усы у него были мокрыми, ледяными.

– Тебе нельзя так, – сказал Андрей. – Ты простудишься. Пошли к нам.

– Не хочу, – сказал Коля. – Не хочу. И к тебе не хочу. Ты предатель, ты не захотел мне помочь. Завтра все выяснится. Нам ее даже не на что похоронить. Что ты понимаешь в жизни!

– Коля, я как раз хотел. Я тебя искал для этого… Вот… – Андрей наконец-то нащупал пакет, и ему пришлось отстранить Колю. – Тут тысяча рублей.

– Деньги? Ты достал? Где?

– Не важно, правда же, не важно.

Коля мгновенно протрезвел. Посмотрел на Андрея с узнаванием в смягчившемся взгляде и сказал:

– Спасибо. Конечно же, спасибо. Ты оказался лучше, чем я думал.

Он резко повернулся и пошел, потом побежал обратно.

Андрей сделал шаг следом, но остановился. Маргарита выбежала из укрытия.

– Я все слышала, – громко прошептала она. – Это так ужасно. Вам надо пойти за ним. Вы должны быть рядом. Идите, идите.

И Андрей, хоть и не хотел этого, поспешил за Колей. Он не стал его догонять, а шел на некотором расстоянии, потом, чтобы отсрочить момент визита в дом Беккеров, убедил себя, что ему надо переодеться, и свернул к себе. Тети Мани не было – она-то, конечно, у соседей. Андрей неприкаянно бродил по комнатам, потом стало стыдно – Андрей спохватился, что ведет себя плохо – надо идти к Беккерам. И он пошел туда.

Колю он не видел – тот заперся у себя, в доме появились незнакомые старушки, ждали батюшку, но тот не шел, потому что приближалось Рождество и все были заняты событиями куда более радостными. Андрей помыкался в большой комнате, затем решился и увел тетю Маню, которая также не знала, что ей делать, но не смела уйти.

На следующий день Андрей не спешил к Ахмету, полагая, что тот появится сам. Но раньше, в полдень, появился Беккер.

Он был бледен, веки распухли от слез, одет он был в поношенный гимназический мундир, который был ему тесен.

Снова набежали сизые облака, грозили снегом. Коля долго вытирал ноги в прихожей, он говорил тихо и вел себя приниженно, словно был князем, давшим обет мыть ноги нищим.