Наследник (1914 год) - Кир Булычев

– А она тебя?

– Раньше я полагал, что наши чувства взаимны. – Коля понизил голос.

– Возьмите и обвенчайтесь, – сказал Андрей.

– Исключено.

– Почему же? Вы цивилизованные люди.

– А деньги? Ты не представляешь, в каком я положении!

– Ты знаешь такую древнюю формулу: рай в шалаше?

– Не будь наивным, Андрюша, – сказал Коля. – И не испытывай мое терпение. Альбина воспитана не для того, чтобы жить в шалашах. Впрочем – это все в прошлом…

Циппельман принес горячий кофе. Коля сидел, упрятав голову между кулаками, упершись локтями в стол. Циппельман ничего не сказал, только сокрушенно покачал головой так, чтобы Андрей это видел. Андрей молчал, потому что ему было нечего сказать: он предложил Коле выход из положения, Коля его не принял.

– Жизнь, я тебе скажу, – продолжил свой монолог Коля, – очень сложная и гадкая штука. И я – далеко не идеал. Я мечтал вырваться из нищеты, я мечтал помочь моим родителям, Нине… Для этого я пошел на хитрости. А Альбина, должен тебе сказать, знала правду и разделяла мою точку зрения. Но моя трагедия заключалась в том, что я должен был соответствовать образу состоятельного молодого человека. – Коля криво усмехнулся. – И это требовало денег. Я должен был делать скромные, но недешевые подарки будущим теще и тестю к дню ангела, я должен был покупать билеты в театр… я должен был одеваться по-человечески, наконец!

– И много ты задолжал? – спросил Андрей.

– Не так много… чуть больше тысячи.

– Ого!

– Ужас в другом – ты знаешь, откуда эти деньги?

– Ты их украл? – прошептал Андрей.

– Нет, не бойся. Но я заложил драгоценности мамы. Семейные драгоценности.

Теперь они говорили совсем тихо, сблизив головы, как заговорщики.

– Мама в угрожающем состоянии, – продолжал Коля. – Она ждет смерти. Меня вызвала Нина… Нина требует, чтобы я немедленно выкупил драгоценности.

– Она знала?

– Как бы я это сделал без ее согласия и помощи?

– А теперь мама может их попросить?

– Она уже просила. Она составила завещание, но требует, чтобы мы взяли шкатулку из банка и принесли.

– Когда?

– У меня осталось два или три дня. И нет выхода… Я буду вынужден покончить с собой.

– Ну уж до-этого не дойдет! – сказал Андрей.

Коля обиделся:

– Я уйду.

Но никуда не ушел.

Время тянулось медленно – часы над стойкой постукивали маятником. Андрюша считал секунды.

«А он и не думает о Лиде, – сказал себе Андрей. – Ему и дела нет до нее. А я старался быть благородным. И отказывался видеть ее». Андрей не чувствовал, что лукавит перед собой.

– Мне не к кому обратиться, кроме тебя, – неожиданно сказал Коля. – У меня мало друзей, а друзей со средствами нет вовсе.

– Но чем я тебе могу помочь?

– Мне нужна тысяча рублей. Только одна тысяча, Андрюша. На год. Даже меньше, на полгода. Если хочешь, с процентами. Но ведь ты не возьмешь с меня процентов, правда? Только нужна полная, абсолютная тайна!

– Но у меня нет тысячи рублей!

– Ты мне говорил, что отчим открыл счет на твое имя.

– Я не могу распоряжаться счетом до совершеннолетия! Пока что я получаю только проценты. Их мне хватает на жизнь, но, честное слово, ничего не остается. Я сейчас купил билет сюда, кое-какие гостинцы и все – я чист и гол до Нового года.

– Но твоя тетя…

– Коля, ты же знаешь, что тетя получает жалованье…

– Андрей, ты должен что-то придумать! Если ты этого не сделаешь, я застрелюсь. Это вопрос чести.

Коля обессиленно откинулся на стуле, будто пробежал целую милю. Он закрыл глаза.

– Так я и знал, – сказал он, словно Андрей отнял у него тысячу рублей, вытащил из кармана. – Так я и знал… – Он поднес руку ко лбу. Это было изящно, но Андрею жест показался слишком театральным.

– Вам подать еще чего-нибудь, молодые люди? – спросил Циппельман, не подходя из деликатности близко.

– Нет, спасибо, – сказал Андрей. – Мы сейчас уходим.

Коля поднялся, как будто эти слова были командой. Не глядя на Андрея, подошел к круглой вешалке, взял свою шинель и, не надевая фуражки, пошел к выходу. Андрей задержался, расплачиваясь.

Пасмурный день перешел в тоскливый зимний вечер. На Пушкинской зажглись желтые фонари. Люди спешили домой со службы, и потому магазины на короткое время оживились. Коля стоял у витрины колбасного магазина. Витрина представляла собой рог изобилия, из которого сыто и не спеша вываливались колбасы и рулеты бекона.

Андрей остановился, не зная, что делать дальше. Подойти к Коле? Или тот настолько обижен, что не станет разговаривать?

– Пошли домой, – наконец окликнул он Колю.

– Я не хочу в эту юдоль скорби, – сказал Коля. – И у меня нет рубля, чтобы напиться.

– Рубль у меня найдется, – сказал Андрей, впервые в жизни почувствовав себя старше Беккера. – Но напиваться смысла нет.

– Тебе ли говорить о смысле!

Андрей вынул из бумажника три рубля и протянул их Коле.

Тот посмотрел на деньги как на мерзкую лягушку и неожиданно ударил Андрея по руке. Деньги упали на мокрый тротуар.

– До свидания, – сказал Андрей и пошел прочь.

Он не оборачивался и поэтому не видел, поднял ли Беккер эту трехрублевку.

Андрей пришел в себя в семинарском саду. Уже почти стемнело, и здесь фонарей было мало – до ближнего метров пятьдесят. В полутьме голубела мокрая скамья. Андрей дошел до нее и, обессиленный, сел. Его знобило. Он подумал, что в поезде он долго стоял в тамбуре, потому что в вагоне было душно. Его могло продуть. Еще не хватало пролежать в горячке все Рождество.

Два человека шли по грязной, истоптанной за день дорожке. Оба были в глубоко надвинутых на брови картузах и бушлатах, подобных морским, которые любили носить мастеровые. Андрей вдруг испугался – на версту вокруг никого. Если что – не докричишься. От этих фигур веяло угрозой. Андрей понимал – самое разумное встать и уйти. Быстро уйти отсюда. Может, даже убежать. Но с Андреем так бывало в жизни не раз – он понимал, что надо сделать, чтобы спасти себя, но не делал, замирая и стараясь переждать опасность или беду.

Мужчины замедлили шаг, подойдя к скамейке, и Андрей, глядя на них и не различая в сумерках лиц, мысленно молился: пройдите мимо, пройдите, не останавливайтесь.

Мужчины остановились.

Один из них сказал:

– Студент, закурить не найдется?

– Я не курю, – сказал Андрей.

– А ты получше посмотри, – сказал второй со смешком.

– Честное слово, я не курю, – сказал Андрей и поднялся со скамейки.

– Это мы сейчас посмотрим, – сказал первый мужчина. – Выворачивай карманы.

Андрей начал отступать от них. Он боялся повернуться к ним спиной. Мужчины шли за ним следом точно с той же скоростью, как Андрей отступал. Андрей задел каблуком камень.

– Я сказал тебе, – повторил первый мужчина негромко, – показывай, что в карманах.

Андрей запустил руки в карманы и вывернул их. Ключи и мелочь посыпались на дорожку.

– Ну, что нам с ним сделать? – спросил первый. И тут Андрей узнал его голос. Года три назад он служил в гимназии истопником, и гимназисты бегали вниз, в котельную: старшеклассники покурить или сыграть в карты, те, кто помладше, – потому что там было всегда тепло и интересно.

И это узнавание сразу успокоило Андрея. В мире, в котором он существовал, были свои порядки: в нем были и люди законопослушные, и тихие, и разбойники, и жулики, но существовала определенная установленность отношений. И еще не сказав ничего, Андрей понял, что своего эти мужики обижать не будут, даже если «свой» обозначает лишь гимназиста, которого этот истопник и не помнит. Как же его звали? Тихоном?

Теперь, когда они стояли рядом, Андрей разглядел и второго. У него было скуластое крепкое лицо, узкие губы и злые глаза.

– Не буду, – сказал Андрей. – Не буду, Тихон.

– Ты кто? – Тихон приблизил лицо – от него пахнуло водкой. – Ты кто такой?

– Я у вас в котельной все свои лучшие годы пробыл, – сказал Андрей, стараясь улыбнуться. Улыбка, правда, не получилась.

– Ах ты, мать твою! Гимназист! Из Александровской? Много вас было, разве всех упомнишь. А теперь что, в студенты пошел?

– Я в Глухом переулке живу, – сказал Андрей. – С теткой. Может, знаете?

– Кто вас всех знает, – сказал Тихон без злобы. – Они у меня, стервецы, курили. – Последние слова были обращены к спутнику, который стоял – руки в карманах бушлата – и покачивался.

– Если курили, – сказал он со злобой, – чего же он папиросу пожалел?

– А я не курил, – сказал Андрей. – И сейчас не курю. Но если вам деньги нужны, возьмите.

Тут он понял, что нетактично предлагать людям деньги, которые валяются на земле. Он опустился на четвереньки – ключи были большие, они блестели, их он нашел сразу, а монеты попали в грязь.

– Да ты чего, – сказал Тихон. – Ты ничего. Бог с ними.

Он тоже встал на четвереньки, и они с Андреем шарили руками по лужам.

– Во, – говорил Тихон. – Нашел. Двугривенный.