Командировка в ад - Анатолий Федорович Дроздов

Действительно, служители городского храма и священники в малых деревенских церквах, едва встав на ноги, принялись отпевать усопших. В том числе совершая обряды над свежими могилами тех, кого отправился на погост не по православному обычаю. Церковников общая беда не минула: кто-то умер, а остальные переболели.

В отличие от последователей нового культа, отец Бориш признал благодетеля сразу, держался благодарно, но с достоинством.

— Слышал, вы и хорватам не отказываете, — продолжил Николай.

— Нет римских храмов в Високи Планины. Те же христиане, а что творили до эпидемии, то Бог им судья. Как их без окормления оставить?

Запахло если не ересью, то определенным нонконформизмом. Несвицкий слышал: Сербская православная церковь с католиками на ножах, относится к ним хуже, чем к мусульманам, иудеям и протестантам. Тем легче было перейти к скользкому вопросу.

— Что что думаешь, оче, о престранном сооружении у больницы с моим фото в золотом окладе? В Библии сказано «не сотвори кумира»…

— Ибо греховно. Ну что сказать… Заблудшие овцы — тоже из нашего стада. Престало вернуть их обратно.

— Как вернуть?

— Поможешь, волхв? Идем!

Около пародии на часовню Несвицкий стянул с головы шапку и темные очки для лучшей узнаваемости, молча позировал, пока священник мягко упрекал заблудших, что неусопший человек никак не может быть предметом поклонения, живые продолжают грешить, и только в лучшем мире предстоит подвести жизненный итог.

— К тому же я ничего не делаю сверхъестественного, — добавил Николай. — В Рейхе десятки, если не более сотни человек, обладают способностью чаровать воду и плазму. Так что не благодарить меня надо, а проклинать тех, кому вы служите, кому платите налоги, а вам вместо реальной помощи скинули витаминки с самолета, бросив умирать. Я всего лишь исполняю за кайзера его долг, коль он сам не сподобился.

Он поднял с булыжной мостовой и вернул на ноги старушку, бросившуюся перед «святым» на колени. Та или не услышала отповеди в силу глухоты, или пропустила мимо ушей.

— Этими глупостями вы меня смущаете, отвлекаете от работы. Немедленно уберите непотребство! А оплаты прошу лишь одной. Когда выпадет случай, так же помогите людям, как я помог вам. Прошу: чтоб через полчаса стена больницы приобрела прежний вид.

Закончив свой вариант Нагорной проповеди, а Високи Планины — это и есть высокие горы по-сербски, хоть вокруг одни холмы, Несвицкий оторвал «икону» от входа в будку и вытащил из нее фотографию, а оклад вернул поклонникам. В храм вернулся вместе с настоятелем.

— Оче! Кто мог меня заснять на митинге? — поинтересовался у Бориша. — Мало кто здесь носит фотоаппараты.

— Так то Ваня Гудурич, — предположил священник, — репортер единственной местной газеты. Лежал как неживой, пока твою плазму не ввели. Только встал — и сразу за дело. Но я где-то видел твое фото раньше. Вспомнил. В германской газете. Что-то связанное с войной в Славии, провокация с атомной бомбой… Нет?

— Да. Я и правда похож на того варяга. Если немцы меня примут за него, то поставят к стенке, не вдаваясь в детали.

Если священник и почувствовал ложь, неуместную под храмовыми сводами, то промолчал.

— Значит, друже Микола, надо репортера к порядку призвать. Почта не работает. Далеко он снимки услать не мог.

Поблагодарив отца Бориша, Несвицкий решил поскорее решить эту проблему, но не удержался от вопроса, возможно — неуместного:

— Оче, почему тебя сослали в горы?

— Отказался благословить доблестную дивизию Бундесвера, переброшенную в Белград наводить немецкий ордунг.

— Уж-жасный грех! Оче, если бы все сербы были едины и точно так же относились к оккупантам, страна отстояла бы независимость. Рад, что помог тебе выжить…

— Приходи чаще, чадо. Црква — лучшее место для разговора с Господом. И в себе разобраться.

Выйдя из храма, Несвицкий прихватил Олега и Василия, ожидавших снаружи в тенечке, и направил свои стопы в полицейский околоток. Начальника не застал, зато увидел представление, повторяющееся изо дня в день после стычки у БиоМеда. Трое лаборантов, отказавшихся идти домой, сидели в камере и жались к задней стенке. Полицейских осаждали родственники умерших — требовали возможности с арестантами «разговарати». Поскольку разговор намечался членовредительный, к бедолагам никого не допускали. А когда сквозь прутья решетки в заключенных полетели гнилые овощи, отнюдь не насыщающие озоном атмосферу полицейского участка, пара служителей порядка выпихнула разгневанных сограждан наружу. Естественно, для Несвицкого с охранением сделали исключение.

— Слободан! — спросил он капрала. — Знаешь такого — Ваня Гудурич?

— Наравно! Все его знают, он всех знает. Они с Ивонкой, это его жена, делают единственную газету в бановине и четыре часа в день балбочут на УКВ-радиостанции.

— И где же его радио-пресс-центр?

— Да совсем рядом.

— Будь любезен, Слободан, проводи нас к этому местному дарованию. Тем более, разговор предвижу трудный, представитель закона не помешает.

Капрал оставил рядового патрульного за старшего, в том числе ответственным за трех невольников, побега которых никто не опасался — их можно было выдворить из камер только силой. Сам возглавил маленькую процессию, гордо накручивая усы. Помочь волхву-спасителю считалось в городке самым почетным делом.

«Пресс-центр» представлял собой беседку, увитую виноградными лозами, на которых еще не проклюнулись листики. Наверно, в летнюю жару здесь приятно скрываться от прямых солнечных лучей.

Сквозь паутину веток виднелся компьютерный монитор с выпуклым стеклянным экраном. За клавиатурой колдовал всклокоченный малый, не обернувшийся, даже когда его собака устроила перепалку с Цербером. Стучал, словно тренировался перед чемпионатом мира по скоростному набору текста.

Слободан тронул журналиста за плечо.

— Оторвись. К тебе пришли.

Лохматый вскочил, узнав Несвицкого, тотчас бросился навстречу. Серб был высокий, нескладный, к тому же прихрамывал. Мятая рубашка и полотняные штаны в пятнах довершали облик человека, безразличного к собственной внешности.

— Господин Пивень! Честь для меня. Хотел просить интервью. Да вы присаживайтесь, — крикнул в сторону дома: — Ивонка! Неси ракию с заедочками. Ивонка? Где же ты?

— Давайте пока без ракии поговорим, — мягко осадил его Несвицкий. Он сел на скамью напротив хозяина беседки, трое сопровождавших и собака по-прежнему стояли как караул. — Расскажите, чем занимаетесь.

— О-о!!! Наша трагедия — это одновременно и золотое дно для журналиста. Как только наладится связь с внешним миром, я отправлю многостраничный репортаж с фотографиями. В Берлин к знакомым, в Великобританию и Америку, потому подготовил версии и на немецком, и на английском. Это будет настоящий взрыв! Миллиарды