Братья по крови. Книга пятая. Особо опасен - Юрий Артемьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но впереди самое сложное. Потому что край обрыва слегка выступает надо мной. Не помню, как это называется у скалолазов, но что-то отрицательное.
А невидимый помощник продолжает настойчиво подтягивать меня вверх…
Край всё ближе…
Ещё немного…
Ещё…
Интерлюдия 3.
А этот парень внизу, не такой уж и лёгкий. Лишь бы не сорвался. Следопыту пришлось перекинуть канат через самое ближайшее дерево. Так надёжнее. По крайней мере, есть возможность иногда чуть-чуть отдыхать.
Подъём продолжается уже несколько минут. Мышцы рук покрыты вздувшимися венами, лицо покраснело, а на лбу выступил пот. Но если твёрдо следовать заветам предков, то начав дело, отступать уже нельзя. И как будто услышав упоминание о себе, предки незримо начинают помогать молодому воину. Казалось, что все силы уже задействованы, но в какой-то момент приходит уверенность в победе, и усталость в мышцах исчезает, а новые силы как бы ниоткуда появляются в руках.
Верёвка ползёт медленно-медленно, но всё-таки ползёт…
Ещё немного…
Ещё…
Какой-то день в начале сентября. 1974 год.
США. Штат Монтана. Где-то в горах…
Александр Тихий.
Вот он и край обрыва. Кажется, что уже можно достать рукой. Но пока что не стоит выпускать из рук спасительную верёвку. Надо подождать ещё немного.
А вот теперь — пора!
Свободной рукой цепляюсь за край. Хотя, если честно, только пытаюсь зацепиться. Рука скользит по грязи. Камни, покрытые слоем глины, не позволяют даже на мгновение закрепиться.
Но невидимая сила продолжает тянуть канат. И вот я уже могу заглянуть за край. Совсем недавно я хотел посмотреть сверху вниз. А теперь всё наоборот. Как быстро в этой жизни происходят перемены позиций. И это только в математике от перемены мест ничего не меняется… А на войне, как на войне. Либо ты со щитом, либо тебя несут на щите. Вот и я, как козлик на привязи… Как собака на поводке… и ничего не могу сделать, чтобы улучшить своё положение.
Я уже до половины перегнулся через край. Пытаюсь помочь себе ногами, но скорее всего они просто смешно болтаются над пропастью, бесполезные в данный момент. Но даже это я не могу увидеть. Я снова весь перепачкался в грязи и глине. Да… В последнее время я только и делаю, что пачкаю одежду. У меня даже сейчас нет ничего, во что бы я мог переодеться. Ну, разве что военная форма Джека, которая мне мала и коротка.
И вот произошло то, о чём я мечтал так долго, целую вечность… Моё тело целиком уже находится по эту сторону… Сразу же приходит ассоциация с тонкой гранью между жизнью и смертью. Но вроде бы, всё страшное уже позади, и я уже в полутора метрах от края. Напоследок меня немного протащили по уже сухим камням, и натяжение верёвки, наконец-то, ослабло. Кажется, что я уже могу встать на ноги. Но сил на это почти нет. Дрожат руки и ноги, а в голове снова пульсирует какой-то звенящий звук. Кое-как удалось встать на четвереньки и посмотреть на того, кто вытащил меня.
В нескольких метрах от меня, на том конце каната, тяжело дышал, стоя на коленях человек со смугловатым лицом. Больше всего он был похож…
На цыгана?
Нет.
Широкие скулы и орлиный нос. Длинные тёмные волосы перетянуты налобной повязкой. Кожаные штаны и куртка. А на ногах… Мокасины?
Данунах…
Это же индеец. Не киношный Гойко Митич с мышцами, как у Шварценеггера, а просто обычный человек. Но при этом — самый настоящий американский индеец.
Ну, ни фига ж себе.
Я нашёл в себе силы всё-таки встать на ноги. А потом, сняв верёвочную петлю с правой руки, приложил ладонь к груди в районе сердца, и слегка склонив голову сказал, слегка дрожащим голосом:
— Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!
Глава 10
Глава десятая.
«Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.»
Фёдор Чистяков
Я всё ещё не знаю, какой сегодня день сентября, но год-то уж точно 1974-й.
США. Штат Монтана. Где-то в горах…
Я приложил правую руку к груди, и слегка склонив голову, произнес:
— Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!
Какой ко всем чертям покер-фейс? Покер-фейс — это всего лишь маска хитрого карточного игрока, чтобы не выдать противникам комбинацию карт в его руке. Хрень всё это собачья.
Вы когда-нибудь смотрели на лицо индейца, который в упор смотрит на тебя, но при этом его лицо не выражает ничего. Ни- че-го… То есть, абсолютно ничего. Ну, разве что только, абсолютное суровое спокойствие. И всё…
Слегка переведя дыхание, мой собеседник поднялся на ноги, и так же приложив кулак правой руки к груди, сказал:
— Óh-kee (Оки — приветствие на языке сиксика «черноногих»)
Немая сцена. Я стою и смотрю на него. а он стоит и смотрит на меня. Я понятия не имею, на каком языке он ко мне обратился. И что при этом сказал, но очень похоже на приветствие.
Блин… Я — такой дурак. Я только сейчас сообразил, что сгоряча поблагодарил его исключительно на русском языке… Срочно надо исправлять положение.
Снова исполнив ритуал с прикладыванием кулака к сердцу, приветствую его так же, как и он меня до этого. Надеюсь, что я не перепутал буквы и ударения:
— Óh-kee!
И сразу же после этого произношу:
— Thank you! You saved my life! (англ. Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!)
— Ца ниита’пии? — откликается мой собеседник.
Он явно меня о чём-то спросил…
— Я не понимаю. — отвечаю ему по-английски.
— Как ты? — переходит и он на язык Шекспира.
— Нормально.
Ну, а следующий вопрос, больше похож даже не на вопрос, а на утверждение.
— Ты убил всех тех людей на дороге…
Ну, что же… Я не хочу врать этому человеку. Он спас мне жизнь. А ещё… А ещё я понимаю, что врать ему бесполезно. Он уже был там и знает правду. Если он, конечно. настоящий индеец. Хотя трудно в этом сомневаться, глядя на него.
— Нет. Я убил только семерых. Шестерых на дороге и одного, того, кто лежал у машины. Но его я убил, когда они гнались за нами. Стрелять по нам они начали первыми. Человека без головы… (я не знал, как лучше сказать про вышибленные картечью мозги копа). Его убил мой друг,
