Важное время (СИ) - Привалов Владимир

Впрочем, слуги отбежали недалеко — подойдя к моему рыжему соседу, они негромко переговаривались с Фиддалом. Молитвенно прижав руки к груди, они слезно просили Федю об услуге, заглядывая глаза. Сын купца выглядел ошарашенным, но держался достойно.

«В гости зазывают вместе с Хиндой, — понял я. — Местную болотную собачью популяцию восстанавливать».

Фиддал, надо отдать должное, быстро пришел в себя и вскоре завязалась живая беседа.

«Посмотрим, до чего договорится юный купец. Не зря я все это затеял, не зря».

Булгуня, радушный хозяин, наконец рассадил друзей за столом и плюхнулся рядом. Он быстро накидал в тарелку всяких вкусностей и продолжил рассказывать друзьям начатую ранее историю про волков. Вчера я ее уже слышал: необычайно лютой зимой, когда замерзли протоки, реки и озера, в болотный край вторглась огромная волчья стая. Хищников поймали при переходе по льду большого озера. Волки вязли в снегу и их били кийками — большими дубинами. Булгуня рассказывал, как махал дубинкой, и я подумал, что друг малость привирает. Однако после сегодняшней схватки сомнений не осталось: Булгуня может!

«Зимний волчий мех самый лучший! Даже собачья шерсть не такая теплая!», — объяснял Булгуня Боре. Услышав про собак, я покосился на Кайхура с Хиндой и перевел взгляд на Фиддала. Тот заканчивал разговор. Вдруг меня осенила интересная мысль и я еле дождался, пока Федю оставят в покое. Фиддал выдохнул, вытер вспотевшую шею, сел рядом и потянулся к тарелке.

— Как деловые переговоры? Летом едешь в Конутоп? — весело спросил я.

— Ага, — кивнул сын купца, с хрустом отрывая куриное крылышко.

— Сколько? — спросил я.

— Два десятка золотых за щенка, — прошептал сосед, сам не веря тому, что произносит.

— Сколько? — я чуть не задохнулся.

Быть того не может! Да я за одно кресло-каталку получаю три монеты!

— За трех-четырех щенков домишко на отшибе купить можно, — покачал головой Фиддал. — Кто бы мог подумать!

— Ну ты и торговаться! Последнюю рубаху с бедолаг снял! — сказал я.

— Неправда! — возмутился Фиддал. Даже курицу в покое оставил. — Я вроде как в шутку предложил верхнюю сумму, чтобы торг начать. А они взяли — и согласились! Мне что, отказываться?

— Нет, конечно, — пошел я на попятную. — А тебя отец-то отпустит?

— У меня приглашение от наследника ксена, владыки Конутопа! — как несмышленышу объяснил Фиддал. — Не просто отпустит, еще и пинком наградит для ускорения. Оттана пошлет в провожатые, и отпустит.

Двадцать золотых для щенка! Что же, мой внезапный нехитрый план все больше обретал осязаемые формы! Я взял в руки гостинец, для которого все не находилось подходящего времени, и вылез из-за стола.

— Уважаемый! — сказал я в спину главному среди слуг, самому толстому. Тот с удивительной проворностью повернулся и расплылся в улыбке. Умеют же толстяки лыбиться! Улыбнется — как будто мама по голове погладила! Я невольно улыбнулся в ответ.

— Наследник Олтер! Рад видеть! Спасибо, что Булгуничку… — он закашлялся и поправился, — наследника ксена с утра подготовили к поединку.

— Булгуня бы и без этого прихлопнул супротивника, как муху, — махнул я рукой, и собеседник радостно закивал. — Мне нужна ваша помощь.

Толстяк вскинул брови и внимательно посмотрел. Сама предупредительность.

— Вначале примите подарок, — и я коротко объяснил собеседнику, что это и как правильно заваривать чай. Все, что касалось кухни, вызывало у домочадцев неподдельный интерес. Собеседник с благодарностью кивнул и прижал к груди коробку с копорским чаем.

— У меня в доме один оболтус живет, Пелеп, — начал деловой разговор я. — Сейчас он для нас кашеварит… Но есть это невозможно, — беспомощно развел руками я. — А у вас тут все так вкусно, что язык можно проглотить. Если можно, пусть он у вас подучится? Ему всякие кухонные секреты ни к чему…

— Какие секреты, наследник! — замахал руками толстяк. — Пусть приходит! Обязательно! Завтра же, с утра!

— И еще. Мои друзья, как вы заметили, хоть и наследники вождей — но не очень-то богаты, — слуга склонил голову, слушая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А что тут слушать? Бареан изгнан из родного дома. Я глянул на Грубого Деана, который о чем-то переговаривался с хлебосольными слугами. Верные болары отдали последнее золото, чтобы определить друга в школу Наместника. Хорошо хоть, наместник от лица арнского престола пансион платит. Но я-то тоже получаю пансион и догадываюсь, что жить на него можно только впроголодь. Недаром Юркхи хлеб из Трапезной домой таскает. Да и Кольша тоже толстосумом не выглядит.

— Что, если бы мы ужинали у вас? Лучшего места во всем Атриане не найти! — довольный похвалой слуга вновь заулыбался. — Я думаю, в благодарность за ваше гостеприимство Кайхур примет в гости нескольких подружек из Конутопа… — толстяк хотел захлопать в ладоши от счастья, но коробка с чаем помешала. — Но только, когда он немного подрастет, хорошо?

Толстяк мигом принял стойку.

— Хорошо! Хорошо! Вот, только … — замялся слуга. — Наследник Олтер! Ты очень великодушен. Кормить гостей — это радость для нас. Наш бог Ксенос говорит: чем больше гостей — тем счастливее хозяин. Так что приходите с домочадцами, и друзья ваши пусть и дальше приходят со слугами.

— А вы не надорветесь — на такую ораву каждый день готовить? — спросил я.

Толстяк не сразу понял вопрос. А как понял — покраснел, надулся, а затем не выдержал — хрюкнул и расхохотался так, что слезы потекли из глаз.

— Простите, наследник. Разве ж это орава? — замахал он руками.

Я покивал для вежливости и отошел. Странные слуги у моего товарища.

— Странные у тебя слуги, Булгуня, — повторил я, глядя, как веселятся и разливают вино местные домочадцы, сидя за отдельным столом. Они уже и гостей подпаивают!

— Так они же не слуги, — рассеяно заметил Булгуня. — Это же моя родня! Мамина, — пояснил он. — Как пришел срок уезжать, так во дворце такая грызня началась, кто в Атриан поедет! Но, если Болугичи что решили, — им на пути лучше не вставать: затопчут.

Я по-новому посмотрел на радушных хозяев. Один из них играючи нес перед собой огромный казан печеных овощей, а другой шел следом с немаленьким бочонком на плече. Я мысленно согласился с другом, что Болугичам лучше на пути не вставать.

— Ну что? — продолжил потомственный бродник Булгуня начатую без меня историю. — Кто знает, почему столица зовется Конутопом?

— Так это из-за малакров, — ответил умница Фиддал. Булгуня даже слегка расстроился.

— Верно, из-за малакров. Они, как Арну спалили, к нам ломанулись. Все женщины и дети в плавнях попрятались: поди сыщи. А войско младшего сына хана к столице подошло. А наше войско у брода их встретило. И была там большая сеча, и много воинов погибло. И сын хана утонул. У многих кочевников, что в живых остались, кони потонули на переправе. Вот они и говорили: конь утоп, конь утоп. Так и повелось, — вновь придя в хорошее расположение духа, поведал Булгуня.

— Что это за малакры? — заинтересовался Кольша.

— Ты же издалека, сын морей! Вот и не знаешь ничего, — с хохотом ответил Юркхи. — А все вокруг знают грозу Империи, лунолицых кочевников, под чьими копытами даже земля просит пощады! — вздернул подбородок Юрка. — Только мы зовем их лакасами. И в моих жилах течет кровь лакасов! — горделиво подбоченился Юрка.

Хорошо посидели. Юрка вслед за Булгуней вспомнил о доме, поведал о ковыльной степи, о кочевьях. Вот только мне пришелся не по нраву его спутник— невысокий морщинистый смуглый старик в стеганном латаном халате, который сидел с остальными взрослыми и зыркал на разошедшегося Юркхи. Болугичи веселились вовсю, так что рассказы Юрки до старика не доносились. Может потому старик так и нервничает? Мутный он какой-то…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вскоре подозрения подтвердились. Не зря дедок мне не понравился! Когда мы отвалились от стола и начали собираться, Кольша добродушно сказал Юрке, закинув руку на плечо.

— Ладно, грозный лакас, пойдем домой.

Низкорослый смуглый степняк вздрогнул. Юрка вжал голову в плечи и кинул быстрый взгляд на старика. Тот, смешно семеня кривыми ногами, подбежал к хозяину и с размаху ударил мальчишку по губам, резко и строго, словно стегая хворостиной, выговаривая на гортанном наречии. В гневной скороговорке то и дело повторялось «лакасану, лакасану, лакасану». Затем старик повернулся … и рухнул на колени, уткнувшись лицом в землю и накрыв затылок ладонями.