Богатство кассира Спеванкевича - Анджей Струг

Ладно. Так. И все же… Как до этого дошло? Как все эго могло случиться?! Неправдоподобие, безумие, нелепость того, что совершилось, росли, росли и выросли в некое чудовищное нагромождение событий, заслонили собой весь мир, все, вплоть до этих розовых тучек на небе.

Спеванкевич раскинул тощие руки, задрал голову и, разинув рот, вытаращив глаза, замер в поле, как пугало, как погрузившийся в нирвану факир, готовый простоять без движения целую вечность.

Но внезапно руки опустились, голова поникла. Спеванкевич пришел в себя и попытался своим слабым умом взвесить безмерное бремя событий. Он знал: никто ему не поможет, даже Господь Бог, если он вообще существует и исполняет роль опекуна неудачников. Воистину, не случалось еще на свете более неудачливого человека, но человек этот был в то же время достойным внимания растратчиком и вместе с тем — можно ли выразиться иначе? — крупным вором. Провидение, этот могущественный источник бодрости и поддержки, не проявит ли оно к нему интереса или, наоборот, примется опекать банк «Детполь», кто знает, может, этим оно сейчас уже и занимается. В лучшем случае будет, пожалуй, соблюдать нейтралитет…

Боже, и как он мог забыть?!

К его бесчисленным бедам прибавилось еще и это несчастье, ко всем страхам еще и этот страх, верней, много новых страхов, подступивших к нему со всех сторон… Да, банк и полиция начнут искать его не раньше чем с завтрашнего утра, но те… Те уже знают!

Голова шла кругом, стоило подумать, какие неожиданности подкарауливают его, какие стечения обстоятельств ему угрожают. Услужливое воображение Спеванкевича подсовывало бандитам верные и простые способы выследить его, заманить в ловушку и схватить. Рос и развивался миф о гениальной изощренности, о могуществе тайных воровских союзов. Между ними была вражда, шла кровавая борьба за добычу, но теперь, когда добыча ускользнула, они объединят свои усилия и пустятся в погоню… Если только «дядюшка» не сдох от отчаяния на Главном вокзале, схваченный за барьером контролерами, то беспокойно снующий перед банком Янтя знает уже все. Знает также и неизвестная, пока еще загадочная банда, захватившая «Дармополь». Знает Квазимодо, поджидающий в автомобиле на углу Зельной, он изрыгает ужасные проклятия, грохочет мотор его автомобиля, и он устремляется в погоню. Доходит весть и до Мияновских, отца и сына, джентльмены не на шутку оскорблены, они понимают, что партнер нарушил договор и, превозмогая отвращение, демонстративно вступают в союз с прочей швалью и предоставляют к ее услугам свой интеллект, а также связи в высших сферах. Последней узнает обо всем Ада, не в силах совладать с чувствами, она тут же мирится с Хипом и со всеми остальными своими смертельными врагами, которые захватили ее лавчонку, и € женским коварством руководят операцией. Разумеется, пограничная станция в Снятыне будет взята под контроль прежде, чем он успеет туда добраться… Остается только Германия… Не теряя ни минуты, надо мчаться на Торунь или на Збоншинь, шока бандиты не успели еще перекрыть эти направления. Разумеется, они считают его полным невеждой во всем, что касается деликатных воровских проблем и редким трусом, что, впрочем он нм уже доказал. Все помчатся в Снятынь, ни на минуту не допуская, что он, неопытный фраер, решился действовать по самостоятельному плану.

Спеванкевич собрал впопыхах вещи, перебросил через плечо пальто, взял под мышку портфель, глянул на часы — десять минут шестого — и двинулся по меже, рассчитывая, что вскоре найдет дорогу на Блоне. В Лович он должен успеть еще до девяти, от Блоне до Ловича кто-нибудь подвезет его на машине, а там он дождется скорого Варшава — Берлин. Кассир бодро устремился вперед, спелые колосья, как-бы подгоняя, хлестали его по лицу. Он в полную меру ощущал свою свободу, свое мужество, к тому же рожь надежно скрывала его от посторонних глаз. Но она вскоре кончилась, перед ним простирались ровные оголенные ноля, без деревца, без кустика. Хилая картофельная ботва едва вылезала из потрескавшейся от зноя земли, рожь была лишь подобием ржи и терялась в море маков и васильков, яровые совсем зачахли, кое-где виднелся тощий, припорошенный пылью-люпин, по заросшим травой пашням бродило две-три коровы. Несмотря на погожий солнечный вечер, здесь царила скука и печаль, — это ощущение усиливал еще жаворонок, который носился взад и вперед над пустынными полями. Направо, на линии горизонта, торчали мелкие сосенки небольшой рощицы, километрах в двух темнело несколько хат, затерянных в этом безлюдье. Спеванкевич вздохнул и, не найдя ни дороги, ни тропки, двинулся к хатам, как принято у варшавян, — прямиком, по этим погибающим в оскудении полям. «Блоне, Блоне… Как бы тут не заблудиться… И спросить-то не у кого, а впрочем, лучше не спрашивать…»

Блоне, местечко более чем безвестное, оно не пробуждало в нем добрых чувств, да и в самом названии было нечто неприятное, но как быть, выбора нету. Спеванкевич остановился и задумался над чем-то, что секунду назад промелькнуло в голове, да так стремительно, что он ничего не понял. Что это было? Во всяком случае, что-то чрезвычайно неприятное. А, черт побери… Опять летит издалека, невидимое, мерзкое, ближе, ближе… Вот оно!

Он бросил пальто, портфель, стал неистово рыться в карманах. Искал бестолково, в спешке, наконец развернул мятую бумажонку, жадно, с поспешностью принялся читать. Буквы плясали перед глазами, бумажка подпрыгивала, дрожи в руках было не унять. Забыть про такую вещь! Что ж это с ним происходит? Что, если он забыл о чем-то еще, о чем-то очень важном, неизмеримо более важном?

Может, именно сейчас, в эту минуту, отыскивая дорогу в это проклятое Блоне, он идет, как слепец, на верную гибель? Он стал припоминать по порядку все события дня, даже пересчитывать их по пальцам, но стоило ему дойти до того момента, когда, захлопнув окошечко кассы, он вывесил табличку с надписью «Закрыто», как дальнейшее терялось во мраке. Кто побудил его к действию, ведь в мозгу крепко сидела решение лучше погибнуть под ножом Янти, чем взять из кассы хотя бы доллар? Кто его соблазнил? Кто велел? Кто помог в этом страшном деле?

Он думал и думал над этой жуткой тайной, пока упрямо сомкнувшийся мрак не расступился и оттуда не начали осторожно выползать смутные человеческие фигуры, пока не всплыли обрывки мыслей без начала и конца, бессвязный тревожный говор, странные слова… Спеванкевич стал приходить в себя — это были те самые сны, которые снились ему только что, за какую-нибудь минуту до пробуждения.

«…Еще два совета…»

Страх не позволил читать дальше. Лучше ничего не знать, бросить записку, порвать в клочки, пустить по ветру. Забыть о ней ах, забыть!.. Зачем, в самом деле, он тащится сейчас в Блоне? Почему именно в Блоне? A ну как именно там его ждут Квазимодо с Янтей? Незнакомец в вагоне походил скорее на агента Ады. Почему?.. Ну, просто такой вид… Почему, впрочем, на агента Ады? По какому признаку можно это определить?..

Нет. Это одна из конкурирующих банд послала за ним вдогонку своего соглядатая. Можно ли предположить, что они позволят ему скрыться с деньгами? Но этот тип предал своих товарищей и готов разделить с ним добычу, о чем его и предупреждает. Он направил его по быдгощской линии, сам, конечно, поехал следом. Наконец Спеванкевич стал что-то понимать. В вагоне, само собой разумеется, должен был находиться еще один человек из той же банды, потому что этот тип сунул записку ему украдкой и даже написал ее печатными буквами. Чтоб не оставлять доказательств… «Радионаблюдение» же, в свою очередь, говорит о том, что он просто хочет замести следы… Это было слишком очевидно… Проклятая судьба! Когда только вырвется он из лап бандитов?

«…Еще два совета: дорогу тебе укажет твоя собственная тень, следи за ней, чтоб она все время была рядом с тобой с правой стороны!»

Тень находилась прямо перед ним. Он повернулся к ней правым боком, сориентировался, да, но в таком случае он вновь вернется к венской железной дороге, откуда только что пришел. Что ж это за «совет»?

«…а если не будешь знать, как поступить, если усомнишься в великой цели, если почувствуешь тревогу и одиночество в полях, уйди в себя и повторяй эти три святых слова: „Азазамон! Эрийонас! Бальба!“ (из них „Бальба“ — самое сильное и самое святое)».

Нет… Вовсе это не банда, просто какой-то теософ, мистик, ясновидец… Почувствовал, по-видимому, в вагоне, что от Спеванкевича исходит магнетическая сила… Ощутил вихрь его забот и решил помочь незнакомцу как ближний ближнему, как велит ему его тайный орден. Но честный малый не разобрался, кому он помогает в беде… Тоже мне ясновидец… Не стал бы он помогать растратчику или, попросту говоря, вору. Мистики больше, пожалуй, на стороне банков… Тень… Святые слова… Нет времени, чтоб хорошенько осмыслить все премудрости магии, но даже если всерьез в них поверить, сомнительно, чтоб это принесло его нечистой душе успокоение. И вдруг перед ним встали добрые, до странности красивые глаза этого одухотворенного уродца… Ах, даже ангел — а о человеке и говорить не приходится — не посоветует ему ничего другого, как смиренно и без оговорок отдать шайке похищенное, иначе говоря, вернуть в банк приобретенные путем грязных спекуляций деньги да еще попросить у банкиров-преступников прощение…