Против нее - Мелинда Ли

вынул из кармана блокнот, вырвал лист, на котором написан был список.

— Вот имена.

— Тебе не стоило так заморачиваться. Мог бы прислать по почте, — Кэди взяла у него листок, и их пальцы чуть соприкоснулись.

Тодда бросило в жар, он прочистил горло.

— Я проезжал мимо.

— Ну что ж, спасибо, — она поправила волосы, стянутые в хвост. — Как твоя подготовка к «Айронмену[3]»?

— Хорошо, — Тодд наконец собрался с духом и теперь был в состоянии связывать слова в длинные предложения. — Правда, я бы сократил этот триатлон. Ничего не имею против бега и заезда на велосипеде, но плавать… — он вздохнул, — я ненавижу плавать. Да ещё столько кругов, — худощавый Тодд обладал небольшой плавучестью, и если переставал двигаться в воде, тонул, как камень.

— Ты тренируешься в бассейне?

— Время от времени плаваю в реке, но для этого нужен партнёр.

— Хочешь, помогу?

— Как?

— Твой партнёр должен находиться в воде? — даже пятно грязи на ее веснушчатом носу было очаровательно. — Я могу грести рядом с тобой. Веселить тебя. Следить, чтобы ты не утонул.

— Я только за, — Тодд просиял. Общество Кэди способно было скрасить даже самую неприятную часть тренировок.

— Предложение открыто. Я люблю грести.

— Было бы здорово, — только и смог выдавить он. Прошло несколько секунд тишины. Наконец Кэди улыбнулась.

— Напиши мне, как будешь готов. Я серьёзно.

— Спасибо. Я напишу. Дай знать, если понадобится что-нибудь ещё для сбора средств.

— Окей, — Кэди улыбалась всем лицом, на щеках появились ямочки, а в уголках глаз — морщинки.

Неужели он вот так уйдёт?

Пригласи её на кофе, придурок.

Но от этой улыбки его язык прилип к нёбу. Он сглотнул.

— Пока.

Трус паршивый.

Забравшись в машину, Тодд долго смотрел на питомник сквозь лобовое стекло.

Ему казалось, что пережитый развод прошёл довольно мягко, но задним числом стало ясно, что он оставил след. После этого Тодд несколько лет был в депрессии, с головой ушёл в работу и совершенно не думал о том, чтобы наладить личную жизнь. Пока прошлой зимой не встретил Кэди.

Весной он хотел пригласить её на свидание, но тогда она чуть не погибла от рук убийцы. Он решил подождать, пока она придёт в себя, но ожидание затянулось, и он боялся, что попал в френдзону. Теперь он не знал, как двигаться дальше, и при виде неё его язык застывал.

Заводя двигатель, он решил, что будет плавать куда чаще и дольше. К началу «Айронмена» следующим летом он станет Акваменом.

А пока займётся работой.

Он проехал мимо дома Камиллы и остановился у почтового ящика с надписью «Джонсон». Ферма Гомера была в лучшем состоянии, чем ферма Камиллы — большой, недавно выкрашенный белый дом, гигантский коричневый амбар и штук шесть хозяйственных построек за ним. На нескольких пастбищах жевали траву лошади.

Побитый пикап, стоящий перед сараем, дал Тодду понять, что Гомер дома, но на стук в дверь никто не ответил.

Тодд обошёл дом. Двери амбара были широко открыты. Он вошёл в просторное прохладное помещение и через заднюю дверь увидел Гомера, поливающего из шланга ногу большого гнедого коня. Когда Тодд приблизился, конь вздрогнул и отпрянул назад. Гомер попытался удержаться за поводок, но не смог справиться с весом животного. Гнедой развернулся и налетел прямо на Тодда.

— Прочь с дороги! — закричал Гомер. Если испуганный конь намеревался рваться прямо через парадную дверь амбара, Тодду бы не поздоровилось. Балансируя на носочках, он поднял руки вверх.

— Сюда, сюда, — он приготовился отпрыгнуть в сторону, но конь остановился в паре метров от него, фыркая и ковыряя копытами грязный проход.

— Хороший мальчик, — пробормотал он тихим голосом. Конь выгнул шею и фыркнул, как дракон. — Красавчик, — Тодд подошёл к нему, взял за уздечку.

Гомер торопливо прошёл по проходу и взял уздечку у Тодда.

— Спасибо, — он повернулся к коню, который, по-видимому, ни о чём не жалел. — Дурачина ты эдакий, — сказал Гомер, но его голос был полон любви. — Куда лезешь с твоими-то швами.

— Простите, что напугал его, — Тодд отошёл в сторону.

— Похоже, вы знаете лошадей.

— Я вырос здесь, в деревне. В семье моего лучшего друга были лошади. Мы всё время катались и всё время с них падали. Не знаю, храбрыми мы были или глупыми.

— Может, и то, и другое. — Гомер присел, чтобы осмотреть переднюю ногу коня. Рану чуть выше колена стягивали швы. — Он хороший. Обычно спокойно себя ведёт. Просто немного спятил оттого, что несколько дней проторчал тут взаперти. Обычно мой сынишка каждый день выжимает из него уксус. Стойло — сущий ад для лошади, у которой больше сил, чем мозгов.

— Он великолепен, — Тодд погладил коня по шее и готов был поклясться, что животное реагирует на комплименты.

Тодд представился, Гомер кивнул и указал на коня:

— А это Космос, полностью Мистер Космический Пилот.

— Пап, всё хорошо? — крикнул кто-то.

— Да, всё в порядке, — Гомер почесал коню лоб. — Просто большой кретин ищет, как бы ещё что-нибудь себе сломать, — он указал на человека, бегущего к амбару. — А это мой сын Эван.

Эван замедлил шаги, приближаясь.

— Я же говорил тебе, что с жеребцом ты не справишься.

Гомер посмотрел на сына.

— Я развожу и дрессирую лошадей. Вот чем я занимаюсь. Вот чем я занимался всю жизнь. Если я не смогу этого делать, я никто. В таком случае можешь вывести меня в поле и пристрелить.

— Я же сказал, что займусь его ногой, — вид у Эвана был усталый.

— Мой конь, мои проблемы, — Гомер хмыкнул. Эван потёр затылок.

— Когда ты уже мне доверишь бизнес?

— Когда помру, — Гомер плюнул в грязь. — Уйду отсюда я только в сосновом ящике.

Эван вздохнул. Ему было лет сорок, загорелый мужчина с глубокими морщинами вокруг глаз. Видно было, что он много времени проводит на свежем воздухе.

— Упрямый старик.

— И ты это знаешь, — Гомер кивнул. Он говорил порывисто, но Тодд чувствовал в его тоне тепло и заботу, а не гнев. Он повернулся к Гомеру.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашей соседке, Камилле.

Гомер поморщился и с тяжёлым вздохом передал уздечку сыну.

— Через десять минут ногу надо перевязать.

— Пап, ну уж с этим-то я справлюсь! Думаешь, он до сих пор мне не доверяет?

Тодд подозревал, что Гомер боится не того, что сын не справится, а того, что он сам почувствует себя ненужным.