Предания нашей улицы - Нагиб Махфуз

Хаммуда расхохотался:

— Заступничество такой женщины, как Тамархенна, делает тебе честь, Габаль!

— Лучше вспомни свою мать и ее веселые ночки в султанских банях! — вспылила разгневанная Тамархенна и поспешила прикрыть окно, так что камень, брошенный Хаммудой, ударился о ставень снаружи. Это вызвало радостные возгласы сбежавшихся со всех сторон мальчишек. Наконец дверь открылась, и Габаль вошел в дом, где на него сразу пахнуло сыростью и затхлым воздухом. Хамданы встретили Габаля объятиями и добрыми словами, но встреча была нарушена криками, донесшимися из дальнего угла двора. Там происходила ссора. Обернувшись, Габаль увидел Даабаса и Каабильху, которые громко бранили друг друга. Он подошел к ним и, встав между ними, сказал:

— Вы тут ссоритесь, а они держат нас взаперти! Даабас, тяжело дыша, проговорил:

— Он украл у меня батат из кастрюли, стоявшей на окне!

— А ты видел, как я воровал? Как тебе не стыдно! — вопил в ответ Каабильха.

— Мы должны поддерживать друг друга, — вскричал разгневанный Габаль, — и тогда Аллах нас не оставит!

Но Даабас продолжал упорствовать:

— Мой батат в его брюхе, и он за это поплатится! Каабильха, надевая на голову свалившуюся в драке такию, божился:

— Клянусь Аллахом, я уже неделю не пробовал батата! Ты единственный вор среди нас!

Габаль вступился за Каабильху:

— Не суди, не имея доказательств, Даабас, не уподобляйся Заклату.

— Надо проучить вора, сына воровки, — не унимался Даабас.

— А сам-то ты кто? Сын торговки редисом! — не выдержав, вскричал Каабильха. Тут Даабас подпрыгнул и что было силы боднул Каабильху, да так, что тот закачался, на лбу его выступила кровь. А Даабас стал осыпать его ударами, не обращая внимания на уговоры присутствующих. Это окончательно вывело из себя Габаля: он набросился на Даабаса и что было силы сдавил ему шею. Безуспешно стараясь высвободиться из цепких рук Габаля, Даабас прохрипел:

— Ты хочешь меня убить, как убил Кадру?

Габаль с силой оттолкнул его. Тот отлетел к стене и, опершись на нее, метал на юношу злобные взгляды. Хамданы растерянно смотрели то на одного, то на другого, спрашивая себя, правда ли то, что они услышали? Действительно ли Габаль убил Кадру? Далма подошел к Габалю и поцеловал его.

— Благослови тебя Аллах, о лучший из мужчин рода Хамдан! — восторженно воскликнул Атрис. А Габаль презрительно сказал Даабасу:

— Тебе известно, что я убил Кадру, чтобы спасти тебя!

— Но, видно, тебе понравилось убивать, — тихо проговорил Даабас.

— Ох ты, неблагодарный! — вскричал Далма. — Постыдился бы говорить такое!

Он притянул к себе Габаля.

— Будь гостем в моем доме! Пойдем, господин рода Хамдан!

Габаль дал увести себя, но одновременно почувствовал, что пропасть, которая разверзлась сегодня под его ногами, бездонна. Идя рядом с Далмой, он спросил его шепотом:

— Есть ли способ убежать отсюда?

— Ты боишься, что кто-нибудь донесет на тебя нашим врагам?

— Даабас глуп.

— Но все же он не подлец!

— Боюсь, мое присутствие навлечет на вас неприятности.

— Ну что ж… Если ты хочешь, я помогу тебе бежать. Но куда ты пойдешь?

— Пустыня велика.

33

Габалю удалось бежать лишь незадолго до последней стражи ночи, когда сон спящих особенно крепок. Перебираясь с крыши на крышу, он добрался до Гамалийи. Оттуда, несмотря на полную темень, дошел до Даррасы, вышел в пустыню и зашагал по направлению к скале Кадри и Хинд. А когда, еще до рассвета, добрался до этой скалы, то не мог побороть навалившиеся на него сон и усталость от выпавших на его долю переживаний и долгого бодрствования. Завернувшись в абу, он улегся на песок и крепко уснул. С первыми лучами солнца, осветившими вершину скалы, Габаль открыл глаза и немедленно поднялся, чтобы продолжить свой путь и дойти до горы Мукаттам прежде, чем в пустыне появятся пастухи и прохожие. Но тут взгляд его упал на участок земли, где он зарыл Кадру. Дрожь охватила Габаля, в горле у него пересохло. В страхе он припустился бежать так, словно за ним кто-то гнался. Он убегал от могилы Кадру, как от кошмара, хотя тот был преступником и заслужил смерть. «Все-таки мы не созданы для убийства, хотя убитых нами не счесть!»

— думал Габаль и удивлялся, что не нашел для ночлега другого места, кроме того, где похоронил свою жертву.

Его охватило жгучее желание убежать как можно дальше. Он понял, что должен навсегда проститься с теми, кого любит и кого ненавидит, с матерью, с хамданами, с футуввами. В полном отчаянии и со страхом в душе он добрел до подножия горы Мукаттам и пошел по направлению к рынку. Обернувшись, он долго смотрел на оставшуюся позади пустыню и постепенно успокаивался. Теперь он далеко, его не догнать. Он решил осмотреть рынок, расположившийся на небольшой площади, к которой со всех сторон сходились улочки. Всюду слышался шум и гам, людские голоса и крики ослов. Чувствовалось приближение праздника. Площадь была запружена прохожими, торговцами, дервишами, юродивыми, бродячими актерами, хотя настоящий праздник должен был начаться только после захода солнца. Габаль переводил взгляд с одной группы людей на другую, стараясь не потеряться в этом водовороте. Наконец он заметил в отдалении лачугу, сделанную из листов жести, вокруг которой были установлены деревянные скамейки. Несмотря на жалкий вид, это была лучшая здесь кофейня. В ней было полно посетителей, но все же Габаль нашел свободное местечко и присел отдохнуть после изнурительной и долгой дороги. К нему сразу же подошел приветливый хозяин: одетый в дорогую абу, высокую чалму и красивые сапоги, Габаль заметно выделялся среди других клиентов. Попросив стакан чаю, он вновь принялся рассматривать окружающих. Его внимание привлек гомон, доносившийся от водоразборной колонки, где собралась толпа людей. Каждый стремился пробиться к крану и наполнить принесенный с собой сосуд или ведро. Слышались ругань и проклятия, словно там происходила драка. Среди шума Габаль различил высокие голоса двух девушек, которые оказались в самой гуще толпы и пытались выбраться. Наконец им удалось вырваться из давки, но их ведра так и остались пустыми. На обеих девушках были джильбабых[19] желтого цвета, которые ниспадали от шеи до пят, оставляя открытыми лишь прелестные молодые лица. Сперва Габаль взглянул на ту, которая была пониже ростом, но взгляд его не задержался на ней. Поглядев же на другую, черноглазую, он уже не мог оторваться. Девушки направились к свободному месту неподалеку от Габаля. По сходству их черт можно было догадаться, что они сестры, но одна была намного красивей. Очарованный Габаль подумал: «Как она мила! На своей улице я не встречал подобной красоты!» А девушки тем временем поправляли растрепавшиеся волосы и сбившиеся косынки. Они поставили ведра, перевернув их вверх дном, и уселись на них. Та, что была поменьше ростом, сказала растерянно:

— Как же мы наберем воды в такой давке?

— Что же поделаешь?! Праздник! Отец, наверное, сердится, ожидая нас, — ответила вторая, та, которая понравилась Габалю.

— Почему же он сам не пришел за водой? — неожиданно для себя вмешался Габаль в разговор.

Девушки недовольно обернулись в его сторону, но его внешность и одежда произвели на них хорошее впечатление и успокоили их. Однако та, что понравилась Габалю, сказала:

— А тебе какое дело? Разве мы тебе жаловались? Габаль обрадовался, что ему все-таки ответили, и извиняющимся тоном проговорил:

— Я имел в виду, что мужчине легче пробраться сквозь толпу в праздничный день.

— Но это наша обязанность. У него дела потруднее! Габаль, улыбнувшись, спросил:

— А чем занимается твой отец?

— Это тебя не касается!

Габаль встал, не обращая внимания на косые взгляды окружающих, и вежливо предложил девушкам:

— Я помогу вам набрать воды.

— Мы не нуждаемся в твоей помощи, — сказала девушка и отвернулась. Однако маленькая смело произнесла:

— Ну что же, давай, мы будем тебе благодарны.

Она поднялась и заставила подняться сестру, а Габаль, взяв ведра, пошел к колонке, проталкиваясь сквозь толпу окружавших ее мужчин. Наконец он добрался до колонки, рядом с которой в деревянной будке сидел сакий,[20] уплатил два миллима, наполнил ведра и вернулся к девушкам. Увидев, что к ним пристают какие-то парни и девушки тщетно пытаются уклониться от их заигрываний, Габаль решительно встал перед парнями, загородив девушек. Один из компании бросился было на Габаля, но тут же получил сильный удар в грудь. Тогда они приготовились напасть на него сообща, но незнакомый голос остановил их:

— Прочь отсюда! Молокососы!

Голос принадлежал пожилому, невысокого роста, но крепкого телосложения мужчине с блестящими глазами, одетому в галабею, туго перехваченную поясом. Смущенные парни с возгласами: «Муаллим Балкыти!» — разбежались в разные стороны, злобно оглядываясь на Габаля. Девушки прильнули к мужчине, и младшая сказала: