Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 - Татьяна Соломатина

Со съёмными квартирами проблем не было. Вот уже почти год Светлана и её Пирс мотались исключительно по съёмным квартирам. То есть в принципе — непонятно каким квартирам. Сперва Светлана с любимым Пирсом жили в центре. В мастерской. Там не было ванной комнаты. Был умывальник. И унитаз был. Как-то справлялась Светлана. С милым рай и в шалаше. Временные финансовые трудности. Весь текущий счёт любимого ушёл на разработку чудо-препарата. В мастерскую пустил пожить приятель. Член Союза художников. Временно проживающий в Италии. Потом пришла какая-то женщина, что-то невнятное кричала. Пирс не хотел нервировать Светлану и отправил её в магазин «Органические Продукты». Логично. Неорганику достаточно сложно пережёвывать и переваривать. В «Органических Продуктах» страшненькие умопомрачительно кислые яблочки с червячками стоили от пятисот рублей килограмм — но любимый не экономил на здоровье. Тем более, прямо сейчас хозяин лавки денег не требовал, он записывал в долг. А на следующий день Светлана с любимым съехали из мастерской. Он уж там сам потом рассчитывался, у кого что набрал по окрестностям. Её Пирс был человеком честным. Они переселялись всё дальше и дальше от центра. Оказываясь в таких местах, в какие прежде Светлана Тимофеевна если попадала на вызовы — так зажимала носик и писала гневные посты в фейсбук, совершенно справедливо возмущаясь обстановкой, грязным полотенцем и всем таким прочим. Арендодателей Светлана ни разу в глаза не видела. Её Пирс был настоящим мужчиной и все дела решал сам.

Вещей со временем у них стало совсем мало. Собственно, у него их и не было особо. А дорогие и не очень тряпки и украшения Светланы — как-то разошлись сами собой. Накладные расходы всё поглотили. Население упорно не желало исцеляться от рака чудодейственным средством, сорок пять капсул всего за две тысячи рублей.

К предполагаемому сроку родов Светлана Тимофеевна, бывший врач-терапевт и её возлюбленный, учёный без определённого рода занятий, оказались на такой далёкой окраине столицы, что завет Гиты Фисташко «родить на съёмной квартире» можно было считать исполненным. Осталось только соблюсти «свободно и вольно». И, разумеется, оргазмически.

И вот как-то утром, чуть раньше предполагаемого времени «ч», у Светланы Тимофеевны начались схватки. Вначале вполне терпимые. Любимый заварил ей ромашковый чай. Спустя час не слишком частых и интенсивных схваток Светлану стали мучить страшные боли внизу живота. Мучить между схватками. Проходило схваточное тягомотное нытьё — и в низ живота её резко ударяли кинжалом. Стали подтекать околоплодные воды. Светлана Тимофеевна побледнела и покрылась липким потом.

— Может, в больницу? — робко прошептала Светлана любимому.

— Позвони Гите! — Порекомендовал он и пошёл заваривать ей ромашковый чай.

Светлана набрала Гиту Фисташко, доулу и гуру, несущую свет и свободу.

Гита заверила по телефону, что всё идёт хорошо. Светлана должна всего лишь полностью погрузиться в Божественный Процесс Рождения. Чтобы после подняться со своей родильной кровати с обновлённым чувством Силы и Власти! Ей только кажется, что ей больно. На самом деле — это преддверие оргазма.

Светлана дотронулась до своего живота — и потеряла сознание. Настолько сильной оказалась боль. Когда она пришла в себя — на окраинах её сознания всплыло что-то давно забытое, что-то из подготовки к госу шестого курса по акушерству: «резкая болезненность при попытке прикоснуться к матке, регресс продвижения головки и дефанс». Кажется, из главы «Неотложные состояния в акушерстве», параграфа о разрывах матки. Если она ещё в сознании — разрыв пока только угрожающий или начавшийся. Давно казалось бы забытое стало ясным и чётким. «Надпочечники выбросили адреналин! Но долго на нём не продержаться!» — стучал в виски пепел диплома об окончании медицинского вуза.

Светлана позвала любимого. Он не отозвался. Она поползла на кухню, испытывая чудовищные боли. Любимого не было. Она вернулась в комнату, взяла мобильный. Мобильный сел. Она не помнила, где подзарядка. Дальше всё ушло в туман. Она кое-как выбралась из дому. Невдалеке была автобусная остановка. Боли затихли. Схватки почти прекратились.

«В какой-то момент схватки ослабляются, интенсивность болей снижается. Больная теряет сознание. Всё это свидетельствует о свершившемся разрыве матки» — из глубин Светланы Тимофеевны ещё раз выскочила зубрила-хорошистка Светочка Знаменская — и женщина вырубилась на скамейке автобусной остановки.

Выяснилось, что госпожа Знаменская знать не знала фамилию своего сожителя. Пирса звали Александром Григорьевичем. Зачем она была ему нужна — бог знает! Искать и выяснять — задача соответствующих органов. Хотя что вменять неизвестному Александру Григорьевичу? Ушла к нему от мужа Светлана совершенно добровольно. А что ребёнок её умер, и она сама матки лишилась — это не его вина. Равно как и не вина Гиты Фисташко, коей полным-полон Интернет. Гита Фисташко проводила и проводит — по всем городам и весям Российской Федерации, — всего лишь семинар-вдохновение! Понимаете? Да, она сама мать пятерых детей. И называет себя доулой и повитухой. Но доула — это всего лишь помощница в родах, а такой услуги она Светлане Тимофеевне не обещала. Такую услугу ей Светлана Тимофеевна не заказывала и не оплачивала. А заказала бы и оплатила бы — доула всего лишь помощница в родах. А повитуха — это просто красивое слово. Гита Фисташко никогда не называла себя акушеркой. А повитухи в законодательном перечне специальностей нет. У Гиты официально зарегистрированная творческая деятельность. Она журналист. Пишет для Интернет-порталов. Да, у неё есть Театр Родов. И что? Это тоже всего лишь название. Беременные собираются и играют в театр теней. И в кукольный ещё театр. И стихи читают. Или мантры гудят. В каких документах запрещено свободно собираться и в длинных юбках мантры гудеть? Или где законодательно запрещено без трусов ходить?!

Супруг — всё ещё официальный супруг. Он и двое детей Светланы от законного супруга отнеслись к своей жене и матери с сочувствием и пониманием. Вызванный к постели родильницы следователь долго вертел в руках пузырёк с чудодейственным средством от всех видов рака, сорок пять капсул, всего за две тысячи рублей. Затем попросил у Святогорского очки, потому что свои забыл в конторе.

— Овощной концентрат из крестоцветных. — Прочитал он самый мелкий шрифт и, сняв очки и возвратив владельцу, сказал: — Умно! Сушёной брокколи торговал. А кто покупал — так не под дулом пистолета. Сушённая брокколи не нуждается в клинических испытаниях и даже в лицензировании как пищевая добавка. А то, что онкопротектором — очень избирательным онкопротектором, — является тот индол-три-карбинол, который искусственно синтезирован в экспериментальных условиях на специально лабораторно выращенной клетке под клетку конкретного пациента — то далеко не каждому известно, и совсем уж не всякому объяснишь!

Святогорский смотрел на следователя уважительно. Тот лишь ладошкой махнул.

— Дня не проходило, чтобы кто-то не приносился с заявой на мошенников. Мол, покупали лекарство от рака! А у мошенников всё чисто. Брокколи действительно содержит индол-три-карбинол. Федот, да не тот!.. Так что я поднаторел в этих вопросах.

Следователь глубоко вздохнул и с искренним сожалением посмотрел на пациентку.

— Вот о чём я у вас, Светлана Тимофеевна, заявление должен принять? Даже если мы найдём вашего Александра Григорьевича без фамилии и прописки, м? — Он по-бабьи всплеснул руками. — Разве статься сто двадцать пять. Оставление в опасности. Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни и здоровья состоянии и лишённого возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нём заботу, либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.

Следователь цитировал свой «требник» ничуть не хуже, чем Святогорский наизусть шпарил долгие и нудные протоколы медицинских алгоритмов. Оксана Анатольевна, Сергей Станиславович и присутствующая здесь же Татьяна Георгиевна смотрели на следователя с безнадёгой понимания. Он же продолжал с сочувствием смотреть на несчастную бедовую жену и брошенного мужа-рогоносца, пришедшего, тем не менее, на помощь к неразумной матери своих детей.

— Допустим, нашли. Бросили силы и время, нужные на поиски убийц и… — Следователь ручкой мягко окоротил явно готового возмутиться мужа. Так мягко, что тот почему-то сразу поник. — Нашли. И что? Даже если докажем, что оставил, заведомо зная об опасности… Понимаете, за-ве-до-мо! — Со значением и по слогам повторил он. — А он будет отказываться от пресловутой заведомости. Как он мог знать, что оставляет в опасности? Баба рожает — и баста! Какая тут опасность? Мужик о ней знать не обязан. Он не акушер-гинеколог. Обязан ли был неведомый нам Александр Григорьевич иметь заботу о гражданке Знаменской Светлане Тимофеевне? С какой такой радости? У Знаменской Светланы Тимофеевны имеется законный муж — вот пусть он о ней и заботится!