Безымянный. Созидающий башню: книга III - Елена Райдос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, сей негатив никак не отразился на его решимости приютить бездомную ведьму. Конечно, он бы предпочёл, чтобы Нарьяна сама как-нибудь решила свои жилищные проблемы, в конце концов, никто не заставлял её сжигать свой собственный дом. Кстати, найти себе новое жильё ей было бы совсем нетрудно. Без всякого сомнения любой житель соседнего посёлка посчитал бы за величайшую удачу предоставить свой дом в распоряжение могущественной ведьмы. Но предложить ей такой вариант у Варда язык не повернулся.
Раздосадованный перспективой какое-то время делить кров с незнакомой тёткой он вернул Нарьяне мешок с наследством и, пробурчав себе под нос что-то нелицеприятное в адрес беспардонных баб, занялся раненым. Кровь из раны больше не шла, однако самопальный доктор на всякий случай зафиксировал её тугой повязкой из своей сорочки, поскольку при транспортировке раненого кровотечение могло возобновиться. Собственно, в походных условиях ничего другого сделать было нельзя, оставалось только надеяться на живучесть бессмертного. В любом случае, его нужно было побыстрее доставить в посёлок, где, возможно, имелся лекарь. Вард аккуратно взвалил бесчувственное тело на плечо и повернулся к ведьме, которая всё это время демонстративно игнорировала его спасательскую деятельность, стоя в сторонке и изображая из себя эдакую апологию презрения к бессмысленной трате времени.
— Ты готова, Нарьяна? — как Вард ни старался, чтобы его голос звучал дружелюбно, но всё же не смог скрыть своего раздражения. Ведьма никак не прореагировала на его слова, словно не услышала. — Если ты передумала идти со мной, то так и скажи, нечего изображать из себя обиженную, — Вард уже начал закипать и перестал сдерживаться. — Дважды предлагать не стану, — заявил он и не спеша двинулся в сторону посёлка.
За его спиной раздался громкий театральный вздох, а потом зазвучал торжественный и печальный голос Нарьяны.
— Ты вернул свой долг, Вард, теперь мы квиты, — слова были едва различимы, словно доносились откуда-то из-под земли. — Ты не обязан предоставлять мне кров. Я не обижусь и не стану тебе мстить.
Только через несколько секунд до адресата сей пафосной сентенции дошло, что это был какой-то ритуал. Ведьма как бы запечатывала магический договор, предоставляя должнику полную свободу действий. Это было даже забавно, выходит, всё это время он был у неё на крючке. И что же заставило Нарьяну отказаться от применения колдовских чар? Вард повернулся и сразу заметил, что с Нарьяной что-то происходит. Её лицо сделалось бледным, как у утопленницы, а из глаз напрочь исчезло выражение самодовольного превосходства, теперь в её взгляде легко читалась неуверенность и даже страх.
Наверное, если бы Вард не обладал эмпатическими способностями, он бы решил, что этот спектакль ведьма устроила с какой-то коварной целью, но эмпат ощущал её страх так остро, что его даже слегка замутило, поэтому он никак не мог сомневаться в её искренности. Чего же она боялась? Уж точно не остаться без крова. Нет, для Нарьяны отчего-то было прямо-таки жизненно важно, чтобы этот кров ей предоставил именно Вард, причём добровольно, без принуждения и ведьмовских фокусов. Похоже, что-то эта провидица увидела в своих видениях, о чём не хотела или не могла рассказать.
Вполне возможно, если бы Нарьяна по-прежнему строила из себя могущественную и беспринципную повелительницу, несвоевременно освобождённый от своих обязательств должник послал бы её лесом со всеми её закидонами. Но ведьма сейчас так сильно напоминала жалкую побитую собаку, которую выгнали из дома, что ему стало жалко несчастную одинокую дурёху, которая из-за каких-то навязчивых видений сожгла своё жилище.
— Ладно, идём отсюда, — Вард устало улыбнулся и протянул руку Нарьяне, — в моём доме найдётся место для одной неприкаянной ведьмы.
В посёлке, где ввиду наступления ночи путникам пришлось заночевать, они пристроили на постой раненого, заплатив хозяину из ведьминого наследства кругленькую сумму. На прощанье Вард зашёл проведать своего несостоявшегося убийцу. Всё-таки это был его первый опыт врачевания, если не сказать, реанимации, и он ощущал некоторую ответственность за результат. Бессмертный был бледен, но дышал уже довольно свободно, несмотря на дырку в груди.
— Зачем ты меня спас? — он подозрительно зыркнул на своего спасителя из-под насупленных бровей. — Я тебя об этом не просил и ничего тебе не должен.
— Расслабься, парень, мне от тебя ничего не нужно, — в голосе Варда можно было без труда уловить нотки облегчения. Если меньше, чем через сутки после ранения, бессмертный начал демонстрировать свой гонор, то точно выживет. — Выздоравливай, хозяин дома за тобой поухаживает, ему за это уплачено сполна.
— А куда ты сам собрался? — как бы между прочим поинтересовался раненый.
— Домой, — Вард мечтательно улыбнулся, представляя, как вернётся к родному очагу. — У меня есть домик в Каламуте. Если будешь в тех краях, заглядывай, буду рад гостю. Спросишь дом Варда, меня там все знают.
— А не боишься, что я приду закончить то, что мне вчера не удалось? — в голосе бессмертного было гораздо больше удивления, нежели угрозы.
— Нет, ты меня не тронешь, — уверенно заявил Вард, — зато, может быть, расскажешь, что же такого натворил Магистр.
— Ты освободил бессмертных, — прошипел раненый сквозь зубы, — из-за этого нас теперь истребляют. Раз уж ты вернулся, Магистр, то должен всё исправить.
— Я ожидал чего похуже, — Вард задумчиво покачал головой. — Кто бы мог подумать, что свобода может стать проклятьем. Прости, но я не знаю, что тут можно поделать. Если я когда-то и был Магистром, то сейчас ничегошеньки об этом не помню. Ну ладно, бывай, — он повернулся и зашагал к двери, однако на полпути его остановил голос бессмертного.
— Меня зовут Ласа́р, — в его голосе не было дружелюбия, но и агрессивные нотки из него исчезли. — Мы ещё встретимся, Магистр, и вместе придумаем, как остановить эту бойню.
Реплика искателя
В нашем прошлом было немало исторических личностей, которые свято верили в то, что благородная цель оправдывает неприглядные средства, так что манипуляция нашего божественного вандала не должна восприниматься нами как нечто, выходящее за рамки вменяемости. Я даже вполне допускаю, что сам он считал внедрение
