Первая жертва - Бен Элтон

Кингсли задумался о печальной гибели виконта Аберкромби. Правительство хотело, чтобы он расследовал его смерть. Именно его смерть хотя бы на некоторое время продлила жизнь Кингсли.

Он начал искать заметки о смерти Аберкромби в газетах. Экземпляры центральных газет хранились в библиотеке не больше двух дней, но были все прошлые выпуски местного журнала. Там сообщались весьма приблизительные подробности гибели героя — говорилось, что Аберкромби погиб в бою:

С величайшим прискорбием мы вынуждены сообщить о гибели виконта Алана Аберкромби, двадцатипятилетнего кавалера ордена «За боевые заслуги», единственного сына графа Аберкромби, парламентского организатора тори в палате лордов. Благодаря боевым заслугам и знаменитым патриотическим стихам виконт превзошел славой своего выдающегося отца. Еще в Оксфорде он написал цикл стихов «Тропинка и деревня», получивший очень высокие отзывы. Самую известную его часть, «Крикет на траве и чай», сравнивали со знаменитым «Грантчестером» Брука, воскрешающим в памяти Англию, за которую мы все сражаемся. Аберкромби добровольно поступил на военную службу в 1915 году (приступ плеврита не позволил ему сражаться в первый год войны) и впервые участвовал в военных действиях у Лос, где повел своих людей в героическое наступление под пулеметным огнем немцев. Годом позже, когда ему уже было присвоено звание капитана, за битву на Сомме он получил орден «За боевые заслуги». Он был награжден за спасение раненого товарища из-под обстрела. Виконт Аберкромби опубликовал два сборника патриотических стихов, которые служили огромным утешением и для военных, и для гражданских лиц и зачитывались на многих концертах для призывников. Но прежде всего он запомнился своим стихотворением «Да здравствует Англия», навеянным «Солдатом» Руперта Брука. «Да здравствует Англия» было положено на музыку мистера Айвора Новелло и по популярности не уступало знаменитому «Храните домашнее тепло» Новелло. Капитан Аберкромби погиб в бою, он умер, как жил, героем. Мы приводим здесь широко известное произведение Аберкромби:

Да здравствует Англия. Дом и очаг.Долина, тропинка, и луг, и овраг.Усадьба и хутор, и берег морской,Крикет и охота, церковный покой.Да здравствует Англия. Пусть же твой дернПокроет то место, где я погребен.Но если паду на чужой стороне,Сраженный штыком и гранатой, пусть мне«Да здравствует Англия!» впишут на крест,Чтоб жертву мою было видно окрест.[2]

Как ни старался Кингсли, при всей своей резкости не лишенный сентиментальности, он не мог увидеть в этом отвратительном стихотворении ничего, кроме юношеской ерунды. Ему было жаль молодого человека и его семью, он восхищался его храбростью, но, по его мнению, Англия потеряла не поэта.

Мысли Кингсли обратились к капитану Шеннону. Почему в этом деле участвует СРС? Он подозревал, что ее роль не так проста, как утверждал Шеннон.

Мысли о Шенноне напомнили Кингсли о его планах на этот день и вечер. Кингсли было жаль девушек, которые попадутся Шеннону на пути; ни один родитель не пожелал бы своей дочери такого ухажера. Кингсли подумал о Виолетте, юной официантке из гостиницы «Мажестик», которой едва ли исполнилось семнадцать. Ему вдруг стало страшно. Кингсли вспомнил, как жестоко Шеннон обошелся со стариком на пирсе. Он вспомнил, что ответил ему Шеннон на вопрос о том, уверен ли он в своем успехе у женщин: «А если они не пойдут мне навстречу, мне просто придется найти способ их убедить, верно? Поверьте, если я хочу уложить девчонку, я обязательно ее уложу».

Тогда Кингсли не придал этим словам значения, но теперь задумался. Взглянув на часы, выданные утром вместе с одеждой, он увидел, что уже почти три часа. Он поднялся и поспешно вышел из библиотеки.

28

Солдату нужно утешение

Неплохо разогревшись в пансионате с гибкой пьереткой, которая и впрямь знала, что к чему, Шеннон снова вышел на набережную и направился к гостинице «Мажестик». Кровь в нем играла, походка стала расслабленнее, но шел он так же быстро, и взгляд был такой же наглый. Он без извинений расталкивал прогуливающихся граждан. Его улыбка напоминала скорее ухмылку или оскал. Он вышел на охоту.

Виолетта ждала его у гостиницы. Шеннон мгновенно преобразился, надев маску элегантной беспечности.

— О, Виолетта, Виолетта! Так вы пришли! Как это мило с вашей стороны, — сказал он, взяв ее за руку.

— Ну, вы были так любезны, капитан, — ответила девушка. — Не стоило вам оставлять такие чаевые! Другие девушки позеленели от зависти!

Виолетта была в восторге от компании столь привлекательного и лихого офицера. Когда они шли мимо гостиницы, она бросала взгляды в окна ресторана, радуясь, что ее коллеги видят ее вместе с таким роскошным джентльменом.

— Давайте поедем по набережной на автобусе, — предложил Шеннон, и они сели в омнибус с открытым верхом, где ветер раздувал волосы Виолетты и румянил ей щеки, а Шеннон забрасывал ее остроумными комплиментами и заставлял ее хихикать и краснеть еще сильнее.

Они вышли из автобуса на конечной остановке на краю города, и Шеннон повел ее к пляжу.

— Зачем мы пришли сюда? — спросила Виолетта.

— Ну, видишь ли, я ненавижу толпу, — ответил Шеннон с задорной улыбкой. — На фронте так шумно и так страшно, вот мне и хочется укрыться где-нибудь в тихом месте, тем более с такой очаровательной спутницей. Там, где я был, нет ни миленьких девушек, ни покоя.

Очарованная Виолетта позволила отвести себя еще дальше по пустынному пляжу; там Шеннон увидел маленькую рыбацкую пристань и предложил укрыться за ней, поскольку поднялся сильный ветер.

— Мне нужно вернуться к шести, — напомнила ему Виолетта.

— О, я к тому времени управлюсь, — ответил Шеннон.

Если Виолетта и решила, что его слова прозвучали странно, то ничем этого не показала, и они отправились к пристани.

— Ну разве здесь не мило? — спросил Шеннон.

— Мило. Очень мило, — согласилась Виолетта. — Капитан, а я ведь даже не знаю вашего имени.

— Я парень, который научит тебя жизни, — сказал он и обнял ее. Сначала она не сопротивлялась, даже уронила голову ему на плечо, но когда он потянул ее на песок и начал целовать в губы, она громко запротестовала.

— Нет! Нет, капитан! — оттолкнула его она.

— Что? Что ты хочешь сказать своим «нет»?

— Я хочу сказать «нет»! Боже, ну вы и шустрый! Давайте без этого. Я с вами едва знакома! Вы можете взять меня за руку, но никаких поцелуев. По крайней мере, таких поцелуев!

— Взять тебя за руку, — повторил Шеннон. — Взять тебя за руку? Ты думаешь, я затем притащил тебя сюда из города, чтобы взять тебя за руку, черт возьми?

Девушка вдруг перепугалась. Всего несколько секунд назад Шеннон выглядел совершенно по-другому.

— Мне всего шестнадцать, — воскликнула Виолетта, — и я хорошая девушка. Я вам говорила… Я говорила.

— Мне плевать, сколько тебе лет и что ты на свой счет думаешь, дорогуша. Сейчас я тебя поимею.

Девушка пришла в ужас: она и выражение такое едва ли слышала, не говоря уж об остальном.

— Нет!

— Да! А ну, лежи тихо, и давай приступим к делу.

— Пожалуйста, капитан, нет! Я не хочу, я еще никогда… пожалуйста.

— Что ж, если ты хранила свою честь, то кому же ее отдать, как не солдату короля? Да? ДА? Или я недостаточно хорош для тебя? Кем ты себя возомнила, маленькая дрянь? Думаешь, ты слишком хороша для британского солдата, так, что ли? А ну, отвечай, потаскушка!

— Нет. Я не говорила…

— Молодые ребята умирают, а маленькие шлюшки вроде тебя сидят дома и хранят себя! Хранят для кого? Для здоровенного богатого американца? Так, что ли? Маленькая мисс надеется продаться янки?

— Нет!

— Ты шлюшка неблагодарная! Твои соотечественники погибают ради тебя. Ты это понимаешь? Будь у тебя хоть сколько-нибудь порядочности, ты бы отдавала свое тощее тельце каждому солдату и офицеру! Ходила бы предлагать себя в доки! Принимала бы по взводу в день и считала бы это честью для себя! Лорду Китченеру нужно твое тело!

Лицо Шеннона исказилось злобой и яростью. Девушка плакала, тряслась от страха и ужаса, у нее капало из носа. Шеннон схватил ее за запястья и уложил на песок.

— Я британский солдат, — прокричал Шеннон прямо в мокрое от слез и соплей лицо Виолетты, — и я требую утешения! А ты — британская шлюха, и ты, черт возьми, мне его предоставишь!

Шеннон начал задирать ей юбку. Она кричала от страха, но была слишком испуганна и смущена, чтобы дать ему достойный отпор.

— Пожалуйста, — отчаявшись, прошептала она. Сопли пузырились у нее на губах, когда она пыталась вымолвить «не надо».