Лучше не бывает - Айрис Мердок

Дьюкейн поднялся. Он знал теперь, что в ней было так необычно — она была очень красивой женщиной. Он сказал:

— Я передумал, я бы выпил немного вина.

— Очень мило с вашей стороны за компанию. Господи, какая гадкая бормотуха. Вот, возьмите. Садитесь, садитесь. Я сяду рядом с вами. Здесь. Вас не раздражает, что я расчесываюсь? Нет, вам не повезло, я ношу колготки, не на что посмотреть.

Миссис Мак-Грат, усевшись рядом с Дьюкейном, скрестила ноги будто напоказ. Он прихлебывал розовое вино. Если она действительно заколдовала его, сейчас ему это было абсолютно безразлично. В комнате запахло алкоголем, скорее всего сама миссис Мак-Грат распространяла запах алкоголя. Дьюкейн понял, что она была слегка навеселе.

Низкий вырез зеленого платья обнажал смуглую впадину между двумя круглыми, нежными, едва прикрытыми белыми грудями. Ее лицо, на котором не видно было следов макияжа, казалось бледнее, загорелая кожа блестела. Крепкие черные волосы потрескивали и вздымались от ударов щеткой. Темная леди, подумал Дьюкейн. Он подумал — Цирцея.

Холодные темно-голубые глаза смотрели на него спокойно, туманно. Миссис Мак-Грат, не переставая причесываться, достала левой рукой стакан: бум-бум. Она слегка звякнула своим стаканом о стакан Дьюкейна и вдруг, вывернув мускулистое запястье, нежно погладила тыльной стороной руки его руку. Щетка замерла.

Рука миссис Мак-Грат все еще соприкасалась с рукой Дьюкейна. Дьюкейн чувствовал сильный локальный ожог, и в то же самое время длинное теплое копье будто вонзилось в самую сердцевину его существа. Он не отнял руки.

Щетка упала на пол. Правой рукой миссис Мак-Грат взяла оба стакана, прижав их друг к другу, и поставила их на один из столиков. Ее рука, как змея, стала обвиваться вокруг его руки, пальцы медленно скользили по его ладони, сжимая ее.

Дьюкейн смотрел в ставшие вдруг сонными темно-голубые глаза миссис Мак-Грат. Она нагнулась и нежно прижалась губами к его рту. Секунду или две они тихо сидели в этой позе. Потом руки миссис Мак-Грат обняли его за плечи, и она с силой прижалась к нему, раздвигая его губы. Дьюкейн ощутил ее язык и зубы. Через мгновение он отстранился и встал.

Миссис Мак-Грат осталась неподвижной, обе руки остались поднятыми в том же положении, в каком они только что обнимали его, когда он вставал. Ее глаза цвета Северного моря сузились теперь, забавляющиеся, хищные и острые. Она мягко сказала:

— Мой сладкий, мой сладкий, я вас люблю, я вас люблю.

Позднее Дьюкейн много размышлял о своем поведении в этом случае и не смог оправдать себя в том, что позорным образом «поддался ходу вещей». Но в тот момент главное, что переполняло его, — огромный безответственный физический восторг, связанный с тем, что случилось только что, как будто их движения с момента, когда их руки соприкоснулись, претворились в некий вибрирующий образ внутри его нервной системы. Он почувствовал необузданную радость, как человек, на шее которого висел тяжелый нелепый венок, и неожиданно его сняли. Одновременно он почувствовал необходимость быть предельно прямым с миссис Мак-Грат и сообщить ей всю правду, какова бы она ни была.

Он сказал очень быстро:

— Миссис Мак-Грат, это правда, что я не полицейский, но я — представитель государственного департамента, в котором работает ваш муж. Боюсь, что у вашего мужа неприятности, и я пришел сюда, чтобы задать ему ряд довольно неприятных вопросов.

— Как вас зовут? — спросила Джуди Мак-Грат, расслабляясь.

— Джон Дьюкейн.

— Вы — сладкий.

Дьюкейн осторожно сел за один из столиков, бережно отодвинув фарфоровую семейку хрюшек.

— Я боюсь, дело может обернуться очень серьезно…

— Вы очень сладкий. Вы знаете об этом? Выпейте еще розового вина. Что вы хотите узнать у Мак-Грата? Может быть, я смогу вам рассказать?

Дьюкейн торопливо подумал: «Могу ли я? — И его профессиональная жесткость, усилившаяся еще от чувства вины, подавив его зачарованные нервы, сказала: — Да». Он сказал, предупреждая своим ставшим серьезным взглядом:

— Миссис Мак-Грат, ваш муж шантажировал мистера Рэдичи.

Глаза Джуди Мак-Грат перестали быть похожими на очи жрицы. Она глядела на Дьюкейна проницательно, хоть и доверчиво. Она смотрела на него так, как смотрят на старого друга, сообщившего дурную весть. Через минуту она сказала:

— Он, наверно, потеряет работу?

— Сколько давал ему Рэдичи за молчание? — спросил Дьюкейн. Он устремил на нее холодный, почти циничный взгляд, и все же, когда он потом думал об этом, ему казалось, что и в вопросах и в ответах таилась страсть, как будто им предшествовала буря.

— Я не знаю. Немного. Питер не особенный умник. Он питался газетной жвачкой с самого детства.

Дьюкейн глубоко вздохнул. Он опять встал.

Пока он формулировал следующий вопрос, на лестнице послышались шаги. Они быстро обменялись взглядом. Она сказала тихо:

— Это он. Мы встретимся еще, мой сладкий, мы встретимся еще.

Дверь открылась, и вошел Мак-Грат.

План Дьюкейна застать Мак-Грата врасплох, несомненно, удался. Мак-Грат замер в дверях — его розовый рот открылся — и глядел на Дьюкейна. Потом он бросил испуганный мрачный взгляд и неловко и резко повернулся к жене.

— Добрый вечер, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн мягко. Он чувствовал тревогу и холод.

— Что ж, я пошла в паб, — сказала Джуди Мак-Грат. Она взяла с софы свою сумочку и пошла к двери. Так как Мак-Грат все еще стоял там, вперившись в Дьюкейна, она оттолкнула его. Он захлопнул за ней дверь ногой.

— Извините за вторжение, — сказал Дьюкейн. — Я понял, что задал вам в прошлый раз не все вопросы.

— Ну?

Опасное чувство равенства между ними повисло в воздухе. Грубый жест Мак-Грата по отношению к жене как будто еще длился во всем его теле. Дьюкейн подумал: я должен ошеломить его. Он сказал:

— Мак-Грат, вы шантажировали Рэдичи.

— Это вам жена сказала?

— Нет. Бумаги Рэдичи рассказали об этом. Как вы знаете, кара за шантаж очень строгая.

— Это был не шантаж, — сказал Мак-Грат. Он прислонился к двери.

— Что ж, скажем так, Рэдичи вознаграждал вас за то, чтобы вы держали рот на запоре. Честно говоря, Мак-Грат, вы мне безразличны, и если вы мне сейчас откроете всю правду, я сделаю все, что от меня зависит, и вытащу вас. Но если нет, то вами займется закон.

— Я не понимаю, — сказал Мак-Грат, — я не сделал ничего плохого.

— Ну, ну. Мы знаем, что вы выжимали деньги у Рэдичи. Вам не приходило в голову, что, может быть, вы частично ответственны за его смерть?

— Я? — Мак-Грат прошел в комнату и схватился за спинку софы. Он понял, что ему легко не отделаться, и лицо его стало потрясенным и одновременно брюзгливым, он все равно был уверен в своей правоте. — Он никогда не упрекал меня. Он не волновался из-за меня. Я любил его. Мы были друзьями.

— Боюсь, что не верю вам, — сказал Дьюкейн. — Вот что я хочу знать…

— Это не было шантажом, — сказал Мак-Грат, — и вы не сможете доказать обратное. Мистер Рэдичи давал мне деньги на всякие поручения. Я не беспокоил его, это не из-за меня, лучше спросите мистера Бирана, он лучше расскажет вам о том, что творилось у мистера Рэдичи дома. Я никогда не угрожал мистеру Рэдичи ничем, вы не докажете, что это был шантаж, это не было шантажом, старый джентльмен просто любил меня, он любил меня и щедро платил, вот и все.

Дьюкейн шагнул назад. Его ум метался в разные стороны, чтобы справиться с тем, что только что так неожиданно узнал. Он сказал холодно:

— Мистер Биран… Да, конечно, он там бывал много раз, не правда ли?

— Говорю вам, бывал, — подтвердил Мак-Грат, — и я расскажу, что было между мной и стариком. Какой я шантажист! Да я мухи не обижу! Я…

Мак-Грат начал горячо говорить.

Дьюкейн подумал: итак, Биран лгал о своих взаимоотношениях с Рэдичи. Почему? Почему? Почему?

14

Три женщины медленно шли по кромке моря. Гладкое море было похоже на легкий сверкающий голубой мундир, брошенный здесь — сверкающий, поблескивающий украшениями, отделенный тонкой темной линией от бледного голубого неба. Если смотреть на него, то в такие дни, кажется, взор теряется в бесконечности. На пляже было несколько местных, но сейчас в мертвое время раннего полдня они ушли. На фоне открытых зеленых холмов Барбара, скачущая на своем новом пони, была похожа на фигуру, нарисованную на заднем плане полотна Учелло.

Силуэты женщин, резко очерчиваясь на фоне бледно-голубого неба, казались монументальными на этой пустой сцене. Они медленно и лениво шли друг за другом гуськом. Первая — Пола, завернувшись в льняное покрывало, следующая — Мэри, на ней было белое платье, вышитое маленькими голубыми маргаритками, и замыкала процессию Кейт, в пурпурово-красном одеянии в узорах цветов островов южных морей. Кейт, в своих полотняных туфлях, не боялась идти прямо по краю воды. При отливе образовалась гладкая песчаная полоса, она и шла по ней. Другие ступали чуть выше, по гребню лиловых и белых камешков.