Невеста лорда Кэрью - Мэри Бэлоу

– Как же признательна будет вам эта особа, милорд, – сказала Саманта, – если она смогла простить вас и если она уже давным-давно не позабыла вас.

Глаза его потеплели.

– О-о! – ласкоио произнес он. – Вы и вправду повзрослели, Саманта. Я надеялся на это. Вы сердитесь, вы не хотите простить. Я этому рад. Вы и не должны легко простить меня.

– Или вообще когда-либо простить? – Глаза ее сверкнули.

Лайонел улыбнулся в ответ. Это было так необычно! Саманта часто видела его в ту пору, когда он считался женихом Дженни, – он почти никогда не улыбался. Сердце у нее предательски забилось, ее вдруг потянуло к нему, но тут же она почувствовала отвращение. Неужели он считает ее настолько наивной, что действительно надеется снова затянуть в свои сети? Но она-то знает, какой он жестокий, бесчувственный и своекорыстный человек, и он, надо полагать, отдает себе отчет в том, что она это знает. Он бросает ей вызов? И неужели у него есть шанс победить? Саманта похолодела от ужаса. Теперь они танцевали в молчании – казалось, этот вальс никогда не кончится. Вальсировал он превосходно, ни разу не сбившись с шага, искусно лавируя между парами, ни разу не замедлив движения и кружения. Рука его спокойно и твердо держала ее руку. От него исходил тонкий аромат мужского одеколона. Она помнила его поцелуй, первый в ее жизни такой поцелуй – искусный, настойчивый, с полуоткрытыми губами. Она почувствовала не только его губы, но и его язык. Опытный искуситель. Неудивительно, что она безвольно подчинилась ему и была так потрясена, когда он грубо отверг ее. Она ведь тогда была совсем молоденькой девушкой, неопытной и наивной.

Однако теперь она другая.

Она танцевала и улыбалась. И старалась думать о своих поклонниках и друзьях, о Дженни и Габриэле, которые с такой радостью ждут третьего ребеночка, о леди Софии, у которой с началом сезона вдруг так чудодейственно зажила нога. Она попыталась вспомнить Хаймур и вид, открывающийся с холма на «Аббатство». Только одно дерево было помехой. Перед глазами Саманты всплыл образ мистера Уэйда, и она снова отогнала его. Попыталась отогнать.

И при этом она все время ощущала, как красив и необыкновенно привлекателен Лайонел. Она ненавидела и презирала его – презирала еще больше после того, что он сказал ей в начале танца. И в то же время в страхе и смятении спрашивала себя: а что испытала бы она теперь, с ее пусть самым малым опытом, задумай он ее поцеловать? Впрочем, опыта, в сущности, не было никакого. Она была совсем несведуща в любовных делах, несмотря на свой вполне взрослый возраст. Что бы она почувствовала?.. Нет, она не хочет! Ей это совершенно не интересно.

«Ну когда же кончится этот вальс?» – только и думала она.

Он кончился. Саманта еле дотянула до конца – она чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной. Глубоко несчастной. Она вдруг испугалась, что не сдержит слез. Лайонел подвел ее к кружку ее друзей – тетя Агги играла в карты в соседней комнате, поскольку Саманта уже давно не нуждалась в присмотре, – склонился над ее рукой, прежде чем поблагодарить за оказанную честь, и отошел.

Фрэнсис злобно посмотрел ему вслед, однако светское воспитание не позволило ему завести разговор о том, что он явно хотел бы обсудить. Фрэнсис и. тогда, во время того страшного скандала, был ближайшим другом Габриэля. Поклонником Саманты он стал гораздо позже, – как она считала, только потому, что флиртовать с ней и даже время от времени делать ей предложение было совершенно безопасно.

– Граф Рашфорд? – Глаза у Элен Кокс сделались как блюдца. – Боже мой, чего я только о нем не наслушалась! И ты с ним танцевала, Сэм? Но мне наплевать, что о нем говорят! – Элен хихикнула. – Он красив как бог!

Мистер Уишарт кашлянул, и Элен снова захихикала.

– И вы тоже красивы, сэр, – сказала она. – В этом не может быть никакого сомнения!

– Красавец Уишарт, – сказал сэр Робин. – Звучит куда более внушительно, чем просто Джордж Уишарт, не правда ли? Мы должны немедленно оповестить всех, что Джордж официально поменял имя.

– Но ты же сам попросил, Красавец, – тонким голоском возражал Фрэнсис, когда мистер Уишарт возмущенно запротестовал.

Саманта больше не могла слушать эту чепуху. Ей не хватало воздуха, от жары, приторных ароматов духов ее начало подташнивать. Шум, голоса – у нее заложило уши. Сейчас она потеряет сознание или, хуже того, ее стошнит. Ей нельзя тут оставаться…

– Извините меня, – поспешно произнесла она и поспешила прочь.

Она с трудом пробиралась сквозь строй разряженных дам и кавалеров; кто-то, увидев ее, высвобождал ей проход, раза два она приостанавливалась на минуту, чтобы поздороваться со знакомыми. Саманте казалось, что до дверей залы ей никогда не добраться.

Но все же она дошла до них и оказалась в пустом прохладном холле, однако вынуждена была остановиться, потому что кто-то встал на ее пути и не двигался с места. Она взглянула на лицо этого джентльмена, который был не намного выше ее ростом.

Никогда, никогда в жизни Саманта не испытывала такого неожиданного, огромного и чистого счастья!

Леди Рочестер и ее муж стояли у дверей бального зала, встречая опоздавших гостей. Они с искренним радушием приветствовали лорда Джерсона и герцога Бриджуотера. Леди Рочестер с вежливой улыбкой повернулась к маркизу Кэрью, но тут услышала его имя и глаза ее загорелись нескрываемым интересом.

– Неуловимый маркиз! – воскликнула она. – Добро пожаловать!

Но она совершила ошибку, протянув ему руку, вместо того чтобы удовольствоваться реверансом. Она бросила испуганный торопливый взгляд на его тонкую скрюченную руку в перчатке, прикоснувшуюся к ее руке. Каким взглядом она проводила его, когда он, сильно хромая, последовал за своими друзьями в бальную залу, он уже не увидел.

Маркиз чувствовал себя неловко и был смущен – довольно нелепое чувство для двадцатисемилетнего мужчины. Ему казалось, что все смотрят на него. Его друзьям не терпелось походить посмотреть на юных дебютанток сезона, но маркиз предпочел остаться неподалеку от двери. Ему нужно было только одно – увидеть, тут ли она. Он уже не был уверен в том, что хочет, чтобы и она его увидела. Если она здесь, то, разумеется, прятаться от нее он не будет. Но если она его не заметит, он будет счастлив просто посмотреть на нее. Если только она здесь! Он гнал от себя мысль, что зря обрек себя на такую пытку.

Друзья немного постояли с ним. Герцог подшучивал над ним, говорил, что он робок, как юная школьница. Джерсон смеялся над каждой шуточкой герцога.

– Так она здесь? – спросил его светлость, приставив к глазу монокль и оглядывая залу.